- Нет, ты становишься просто невыносим! Я из кожи вон лезу, чтобы как-то
загладить неловкую ситуацию, а ты ее все усугубляешь и усугубляешь. Что с
тобой, Айра?
- Я не Айра, - напомнил я.
- О' кэй. - Она даже захлебнулась слюной. - Ты - Дин Донн. И что же ты
собираешься делать, Дин Донн? Просидишь всю жизнь в этом бункере, словно
диктатор какой-нибудь латиноамериканской страны? Посвятишь себя изучению
истории религий? Сейчас ты мне здорово напоминаешь своего покойного
папочку!
- Ты знаешь, я решил расстаться с историей религий, - спокойно возразил я.
- Неужели? - На лице ее заиграла ироническая улыбка. - И чем же ты
намереваешься заняться?
- Эсперанто.
Произнеся это, я нанес ей короткий удар ребром ладони по горлу.
Недостаточно сильный, чтобы это закончилось летальным исходом. А потом,
когда она кашляла, выпучив глаза, сделал ей укол полиформа, и она забыла не
только о нашем разговоре, но и о том, как ее зовут. Я слышал, что в
дальнейшем ее заново учили разговаривать.
Можно сказать, что мы осваивали язык одновременно, только я - эсперанто, а
она - английский. Я накупил учебников, консервов, компакт-дисков и заперся
у себя в бункере. К тому моменту я довольно сносно владел французским,
немецким и испанским, так что выучить еще один язык не составляло большого
труда. Потом я написал на эсперанто обширный трактат и разослал его
электронной почтой всем членам ИСЛЭ (Исполнительного Совета Любителей
Эсперанто): Масперо, Шамполиону, Лепаж-Ренуфу, Лепсиусу, Кетлину, Дю-Шалью,
Пханье, Баудиссену и Делитчу. В нем я отмечал, как важна сегодня их
деятельность во благо эсперанто, интеграции и взаимопонимания. Ведь лишь
когда все люди снова заговорят на едином языке прекратятся войны. И только
лишь с исчезновением языковых барьеров возможно достижение всеобщей
гармонии. Ведь согласно Ветхому Завету человечество когда-то уже обходилось
одним единственным языком. Многоязычие явилось карой господней. Но,
пожалуй, в наше время, общество уже достигло той поры зрелости, чтобы
самому определить свою дальнейшую судьбу. Не дожидаясь помощи Всевышнего,
возвратить гармонию на землю. Вернуть единоязычие и возвести гигантские
плотины во избежание новых потопов. И если вдуматься, тот библейский единый
язык ведь тоже был эсперанто. Крючкотворы с этим, естественно, не
согласятся: мол, язык был совершенно другим. Однако он был единственным,
общим, а значит это все же был эсперанто. Эсперанто! Да здравствует
эсперанто!
На следующее утро, когда я подошел к компьютеру, меня уже поджидали восемь
сердечных ответов. Не откликнулся лишь Лепаж-Ренуф. Я сразу же решил, что
уничтожу его в последнюю очередь.
Думаю, нелишне заметить, что в бункере моем имелась лишь одна комната,
пригодная для жилья. Остальные были полностью заставлены стеллажами с
изловленными и засушенными отцом Айры Гамильтона тарантулами. Я решил все
оставить как есть. Лишь в своей комнате установил компьютер, а на стену
повесил два портрета: доктора Заменгофа и запечатленный мною
собственноручно лик досточтимого греческого тирана Драконта. Прославившийся
в свое время введением законов, названных драконовскими, он отвечал, когда
его спрашивали, почему и за малую провинность и за серьезное нарушение им
предусмотрено одно и то же наказание - смерть: "Уже самая малая провинность
достойна наказания смертью, за большую же, к сожалению, мне не удалось
придумать ничего более подходящего".
Великие слова, не так ли?
Первого любителя эсперанто я прикончил тут же в Пенсильвании. Я даже не
удосужился поинтересоваться его именем. К счастью, эсперантистов всегда
можно распознать по таким специальным значочкам, которые они носят с
беспредельной гордостью.
Я обратился к нему на эсперанто, получил ответ на эсперанто и всадил в него
обойму из своего бессменного "люгера". Он повис на мне, словно мешок с
дерьмом, а когда я сбросил его на землю, лацкан пиджака, на котором висел
значок, задрался, и тогда я посмотрел ему прямо в лицо. Стройный мулат лет
двадцати пяти, правильные черты, на губах улыбка, в глазах радость, во лбу
- дырка от пули. Рядом с ним я оставил свою визитную карточку, в которой
значилось: "Дин Донн, кафедра драконовских наук, бакалавр". Для себя же
решил, что после первой сотни стану магистром, а после тысячи - доктором.
Когда я прикончил десятого любителя эсперанто, обо мне заговорили всерьез.
Дело в том, что в каждом штате для начала я решил угробить по эсперантисту.
И на десятом это дошло, наконец, до полиции. Впрочем, и то, что я охочусь
именно за любителями эсперанто, до них дошло только после Дага Сайса, а он
был шестым. Газеты разразились потоком публикаций, ставивших целью
разрешить загадку Дина Донна. Заодно они пытались предугадать, в каком из
штатов произойдет очередное убийство. Нечасто им это удавалось.
Когда пал сорок девятый любитель эсперанто, всеобщее оживление достигло
апогея. Ведь теперь практически безошибочно можно было определить место
следующего преступления: штат Юта. Штат маленький, эсперантистов в нем -
кот наплакал, и полиция всерьез рассчитывала на успех при поимке зловещего
Дина Донна. Впрочем, в этом штате давно уже орудовал другой дракон по имени
Грэг Григ, который уничтожал мормонов. И ни полиции, ни ФБР пока не
удавалось его задержать. Но мормонов в штате Юта хоть пруд пруди, а
любителей эсперанто - как уже говорилось, кот наплакал. К каждому
эсперантисту была приставлена охрана, ФБР наводнило штат своими агентами.
И все же я прибыл в Солт-Лэйк-Сити. Примчался на запыленном "Шевроле" с
мятым капотом и продавленными сидениями, и уже начиная с границы штата меня
вели фараоны. Но что они могли возразить против визита Айры Гамильтона,
Пирамида