Я затормозил. На том самом месте. Мне даже почудилось,
будто потянуло гарью.... Пек подбил бронетранспортер из
"Гремучки". Бронетранспортер завертелся на одной гусенице,
прыгая на кучах битого кирпича, и наружу сейчас же
выскочили двое фашистов в распахнутых камуфляжных рубашках,
швырнули в нас по гранате и помчались в тень. Они
действовали умело и проворно, и было ясно, что это не
сопляки из королевской гимназии и не уголовники из золотой
бригады, а настоящие матерые офицеры-танкисты. Роберт в
упор срезал их пулеметной очередью. Бронетранспортер был
набит ящиками с консервированным пивом. Мы вдруг сразу
вспомнили, что уже два дня непрерывно хотим пить. Айова
Смит забрался в кузов и стал передавать нам банки. Пек
вскрыл банки ножом. Роберт, прислонив пулемет к борту,
пробивал банки ударом об острый выступ на броне. А Учитель,
поправляя пенсне, путался в ремнях "Гремучки" и бормоатал:
"Погодите, Смит, минуточку, вы же видите, у меня заняты
руки..." В конце улицы ярко пылал пятиэтажный дом, густо
пахло гарью и горячим металлом, мы жадно глотали теплое
пиво, мы были мокрые, было очень жарко, а мертвые офицеры
лежали на битом и перебитом кирпиче, одинаково раскинув
ноги в коротких черных штанах, камуфляжные рубахи сбились к
затылку, и кожа на их спинах все еще лоснилась от пота.
"Это офицеры, - сказал Учитель, - слава богу. Я больше не
могу видеть мертвых мальчиков. Проклятая политика, люди
забывают бога из-за нее". - "Какого такого бога? - Спросил
Айова Смит из кузова. - В первый раз слышу". - "Не надо
шутить с этим, Смит, - сказал Учитель. - Все это скоро
кончится, и впредь никогда и никому не будет больше
позволено отравлять души людей суетностью". - "А как они
будут размножаться?" - Спросил Айова Смит. Он снова
нагнулся за пивом, и мы увидели горелые дыры у него на
штанах. "Я говорю о политике, - сказал Учитель кротко. -
Фашисты должны быть уничтожены, это звери, но этого мало.
Есть еще много политических партий, и всем им со всей их
пропагандой не место в нашей стране. - Учитель был из этого
города и жил в двух кварталах от нашего поста. -
Социал-анархисты, технократы, коммунисты, конечно..." - "Я
коммунист, - объявил Айова Смит. - Во всяком случае, по
убеждениям. Я за коммуну". Учитель растерянно смотрел на
него. "И я безбожник, - добавил айова смит. - Бога нет,
учитель, и с этим ничего не поделаешь". И тут мы все стали
говорить, что мы безбожники, а Пек сказал, что он к тому же
за технократию, а Роберт объявил, что отец его -
социал-анархист, и дед был социал-анархистом, и ему,
Роберту, тоже не миновать стать социал-анархистом, хотя он
не знает, что это такое. "Вот если бы пиво сделалось
ледяным, - задумчиво сказал Пек, - я бы с удовольствием
поверил в бога". Учитель сконфуженно улыбался и протирал
пенсне. Он был хороший, мы всегда над ним подшучивали, и он
никогда не обижался. Я с первой же ночи заметил, что
храбрости он был невеликой, но и никогда не отступал без
команды. Мы все еще шутили и болтали, когда раздался грохот
и треск, стена горящего дома обрушилась, и прямо из
крутящегося огня, из тучи искр и дыма на нашу улицу выплыл,
держась в метре над мостовой, штурмовой танк "Мамонт".
Такого ужаса мы еще не видели. Выплыв на середину улицы, он
повел метателем, словно осматриваясь, затем убрал воздушную
подушку и с громом и скрежетом двинулся в нашу сторону. Я
опомнился только в подворотне. Танк был уже значительно
ближе, и сначала я не увидел никого, но затем в кузове
бронетранспортера поднялся во весь рост Айова Смит,
выставив перед собой "Гремучку", уперев казенник в живот, и
стал целиться. Я видел, как отдача согнула его пополам, я
видел, как по черному лбу танка ширкнула огненная черта, а
затем улица наполнилась ревом и пламенем, и когда я с
трудом поднял опаленные веки, улица была пуста и дымилась,
и на улице был только танк. Не было бронетранспортера, не
было куч битого кирпича, не было покосившегося киоска возле
соседнего дома - был только танк. Он словно проснулся
теперь, он извегал водопады огня, и улица на глазах
переставала быть улицей и превращалась в площадь. Пек
сильно ударил меня по шее, и прямо перед лицом я увидел его
стеклянные глаза, но не было уже времени бежать к траншее и
разворачивать лоток. Мы вдвоем подхватили мину и побежали
навстречу танку, и я помню только, что неотрывно смотрел
Пеку в затылок, задыхался и считал шаги, и вдруг каска
слетела с головы Пека, и Пек упал, и я едва не выронил
тяжеленную мину и упал на него. Танк взорвали Роберт и
Учитель. Я не знаю как и когда они это сделали, - должно
быть, они бежали вслед за нами с другой миной. Я просидел
до утра на середине улицы, держа на коленях перебинтованную
голову Пека и глядя на чудовищные гусеницы танка, торчащие
из асфальтового озера. В то же утро как-то сразу все
кончилось. Зун Падана сдался со всем своим штабом и уже
пленный был застрелен на улице какой-то сумасшедшей
женщиной...
Это было то самое место. Мне даже чудилось, будто
пахнет гарью и раскаленным металлом. И даже киоск стоял на
углу, и он даже был немного перекошенный - в стиле новой
архитектуры. А часть улицы, которую танк превратил в
площадь, так и осталась площадью, а на месте асфальтового
озера был сквер, и в сквере кого-то били. Айова Смит был
инженером-мелиоратором из Айовы, соединенные штаты. Роберт
Свентицкий был кинорежиссером из Кракова, Польша. Учитель
был школьным учителем из этого города. Их никто никогда
больше не видел, даже мертвыми. А Пек был Пеком, который
стал теперь Бубой. Я включил двигатель.
Буба жил в таком же коттедже, как и я, и входная дверь
была раскрыта настежь. Я постучал, но никто не отозвался и
Скачать книгу [0.14 МБ]
Пирамида