площади, под плафоны. Я сделал шаг, другой, а затем
двинулся через толпу, расталкивая оцепеневших людей. Двое
подростков, застывших, как сосульки, вдруг бешенно
забились, судорожно хватая друг друга, царапаясь и колотя
изо всех сил, но их неподвижные лица по-прежнему были
запрокинуты к вспыхивающему небу... Красный - синий -
зеленый, красный - синий - зеленый. И так же неожиданно
подростки вдруг замерли. И тут, наконец, я понял, что все
это необычайно весело. Мы все хохотали. Стало просторно,
загремела музыка. Я подхватил славную девочку, и мы
пустились в пляс, как раньше, как надо, как давным-давно,
как всегда, беззаботно, чтобы кружилась голова, чтобы все
нами любовались, и я не отпускал ее руки, и совсем ни о чем
не надо было говорить, и она согласилась, что шофер - очень
странный человек. Терпеть не могу алкоголиков, сказал
Римайер, этот пористый нос - самый настоящий алкоголик, а
как же "девон", сказал я, как же без "девона", Когда у нас
замечательный зоопарк, быки любят лежать в трясине, а из
трясины все время летит мошкара, рим, сказал я, какие-то
дураки сказали, что тебе пятьдесят лет, вот еще вздор
какой, больше двадцати пяти я тебе не дам, а это Вузи, я ей
про тебя рассказывал, так я же вам мешаю, сказал Римайер,
нам никто не может помешать, сказала Вузи, а это сус, самый
лучший рыбарь, он схватил ляпник и попал скату прямо в
глаз, и хугер поскользнулся и упал в воду, не хватает,
чтобы ты потонул, сказал хугер, гляди, у тебя уже плавки
растворились, какой вы смешной, сказал лэн, это же есть
такая игра в гангстера и мальчика, помните, вы играли с
марией... Ах, как мне хорошо, почему мне еще никогда в
жизни не было так хорошо, так обидно, ведь могло быть так
хорошо каждый день, Вузи, сказал я, какие мы все молодцы,
Вузи, у людей никогда не было такой важной задачи, Вузи, и
мы ее решили, была лишь одна проблема, одна-единственная в
мире, вернуть людям духовное содержание, духовные заботы,
нет, сус, сказала Вузи, я тебя очень люблю, Оскар, ты такой
славный, но прости меня, пожалуйста, я хочу, чтобы это был
Иван, я обнял ее и догадался, что ее можно поцеловать, и я
сказал, я люблю тебя...
Бах! Бах! Бах! Что-то стало с треском лопаться в
ночном небе, и на нас посыпались острые звонкие осколки, и
сразу сделалось холодно и неудобно. Это были пулеметные
очереди. Загремели пулеметные очереди. "Ложись, Вузи!" -
Заорал я, хотя еще ничего не сообразил, и бросил ее на
землю, и упал на нее, чтобы прикрыть от пуль, и тут меня
стали бить по лицу...
Тра-та-та-та-та... Вокруг меня частоколом торчали
одеревеневшие люди. Некоторые стали приходить в себя и
обалдело шевелили белками. Я полулежал на груди твердого,
как скамейка, человека, и прямо перед моими глазами была
его широко раскрытая пасть с блестящей слюной на
подбородке... Синий - зеленый, синий - зеленый, синий -
зеленый... Чего-то не хватало. Раздавались пронзительные
вопли, ругань, кто-то бился и визжал в истерике. Над
площадью нарастал густой механический рев. Я с трудом
поднял голову. Плафоны были прямо надо мной, синий и
зеленый равномерно вспыхивали, а красный погас, и с него
сыпался стеклянный мусор. Тра-та-та-та-та!.. - И сейчас же
лопнул и погас зеленый плафон. А в свете синего неторопливо
проплыли распахнутые крылья, с которых срывались краснова-
тые молнии выстрелов.
Я опять попытался броситься на землю, но это было
невозможно, все они вокруг стояли, как столбы. Чего-то
гадко треснуло совсем недалеко от меня, взвился султан
желто-зеленого дыма, и пахнуло отвратительной вонью. Пок!
Пок! Еще два султана повисли над площадью. Толпа взвыла и
заворочалась. Желтый дым был едкий, как горчица, у меня
потекли слезы и слюни, я заплакал и закашлял, и вокруг меня
все тоже заплакали и закашляли и хрипло завопили: "сволочи!
Хулиганы! Бейте интелей!.." Снова послышался нарастающий
рев мотора. Самолет возвращался. "Да ложитесь же, идиоты!"
- Закричал я. Все вокруг меня повалились друг на друга.
Трата-та-та-та-та!.. На этот раз пулеметчик промахнулся, и
очередь пришлась по дому напротив, зато газовые бомбы снова
легли точно в цель. Огни вокруг площади погасли, погас
синий плафон, и в кромешной тьме началась свалка.
Глава седьмая
Не знаю, как я добрался до этого фонтана. Наверное, у
меня здоровые инстинкты, а обыкновенная холодная вода - это
было как раз то, что нужно. Я полез в воду, не раздеваясь,
и лег. Мне сразу стало легче. Я лежал на спине, на лицо мне
сыпались брызги, и это было необычайно приятно. Здесь было
совсем темно, сквозь ветки и воду просвечивали неяркие
звезды, и было совсем тихо. Несколько минут я почему-то
следил за звездой поярче, медленно двигавшейся по небу,
пока не сообразил, что это ретрансляционный спутник
"Европа", и подумал, как это далеко отсюда, и как это
обидно и бессмысленно, если вспомнить безобразную кашу на
площади, отвратительную ругань и визг, мокротное харканье
газовых бомб и тухлую вонь, выворачивающую наизнанку
желудок и легкие. Понимая свободу как приумножение и скорое
утоление потребностей, вспомнил я, искажают природу свою,
ибо зарождают в себе много бессмысленных и глупых желаний,
привычек и нелепейших выдумок... Бесценный пек обожал
цитировать старца Зосиму, когда кружил с потиранием рук
вокруг накрытого стола. Тогда мы были сопливыми курсантами
и совершенно серьезно воображали, будто такого рода
Скачать книгу [0.14 МБ]
Пирамида