к служебному входу. Дверь была заперта. Он несколько раз рванул
ручку, ручка сломалась. Он отшвырнул ее в сторону и секунду
соображал, что делать дальше. Рядом с дверью было раскрытое
узкое окно, и он влез в него, весь перепачкавшись в пыли и
сорвав ногти на пальцах.
В комнате, куда он попал, было два стула. За одним сидел с
телефонной трубкой Домарощинер. Лицо у него было каменное,
глаза закрыты. Он прижимал трубку к уху плечом и что-то быстро
записывал карандашом в большом блокноте. Второй стол был пуст,
и на нем стоял телефон. Перец схватил трубку и стал слушать.
Шорох. Потрескивания. Незнакомый писклявый голос:
"...Управление может реально распоряжаться только ничтожным
кусочком территории в океане леса, омывающего континент. Смысла
жизни не существует и смысла поступков тоже. Мы можем
чрезвычайно много, но мы до сих пор так и не поняли, что из
того, что мы можем, нам действительно нужно. Он даже не
противостоит, он попросту не замечает. Если поступок принес вам
удовольствие -- хорошо, если не принес -- значит, он был
бессмысленным..." Снова шорох и потрескивания. "...противостоим
миллионами лошадиных сил, десятками вездеходов, дирижаблей и
вертолетов, медицинской наукой и лучшей в мире теорией
снабжения. У Управления обнаруживаются, по крайней мере, два
крупных недостатка. В настоящее время акции подобного рода
могут иметь далеко идущие шифровки на имя Герострата, чтобы он
оставался нашим любимейшим другом. Оно совершенно не способно
созидать, не разрушая авторитета и неблагодарности..." Гудки,
свист, звуки, похожие на надрывный кашель. "...оно очень любит
так называемые простые решения, библиотеки, внутреннюю связь,
географические и другие карты. Пути, которые оно почитает
кратчайшими, чтобы думать о смысле жизни сразу за всех людей, а
люди этого не любят. Сотрудники сидят, спустив ноги в пропасть,
каждый на своем месте, толкаются, острят и швыряют камешки, и
каждый старается швырнуть потяжелее, в то время как расход
кефира не помогает ни взрастить, ни искоренить, ни в должной
мере законспирировать лес. Я боюсь, что мы не поняли даже, чего
мы, собственно, хотим, а нервы, в конце концов, тоже надлежит
тренировать, как тренируют способность к восприятию, и разум не
краснеет и не мучается угрызениями совести, потому что вопрос
из научного, из правильно поставленного, становится моральным.
Он лживый, он скользкий, он непостоянный и притворяется. Но
кто-то же должен раздражать, и не рассказывать легенды, а
тщательно готовиться к пробному выходу. Завтра я приму вас
опять и посмотрю, как вы подготовились. Двадцать два ноль-ноль
-- радиологическая тревога и землетрясение, восемнадцать
ноль-ноль -- совещание свободного от дежурства персонала у
меня, как это говорится, на ковре, двадцать четыре ноль-ноль --
общая эвакуация..."
В трубке послышался звук как от льющейся воды. Потом все
стихло, и Перец заметил, что Домарощинер смотрит на него
строгими обвиняющими глазами.
-- Что он говорит? -- спросил Перец шепотом.-- Я ничего не
понимаю.
-- И не странно,-- сказал Домарощинер ледяным тоном.-- Вы
взяли не свою трубку.-- Он опустил глаза, записал что-то в
блокноте и продолжал: -- Это, между прочим, абсолютно
недопустимое нарушение правил. Я настаиваю, чтобы вы положили
трубку и ушли. Иначе я вызову официальных лиц.
-- Хорошо,-- сказал Перец.-- Я уйду. Но где моя трубка?
Это -- не моя. А где тогда моя?
Домарощинер не ответил. Глаза его вновь закрылись и он
снова прижал трубку к уху. До Переца донеслось кваканье.
-- Я спрашиваю, где моя трубка? -- крикнул Перец. Теперь
он больше ничего не слышал. Был шорох, было потрескивание, а
потом раздались частые гудки отбоя. Тогда он бросил трубку и
выбежал в коридор. Он распахивал двери кабинетов и всюду видел
знакомых и незнакомых сотрудников. Одни сидели и стояли,
застывши в полной неподвижности, похожие на восковые фигуры со
стеклянными глазами; другие расхаживали из угла в угол,
переступая через телефонный провод, тянущийся за ними; третьи
лихорадочно писали в толстых тетрадях, на клочках бумаги, на
полях газет. И каждый плотно прижимал к уху трубку, словно
боясь пропустить хотя бы слово. Свободных телефонов не было.
Перец попытался отобрать трубку у одного из застывших в трансе
сотрудников, молодого парня в рабочем комбинезоне, но тот
сейчас же ожил, завизжал и принялся лягаться, и тогда остальные
зашикали, замахали руками, а кто-то истерически крикнул:
"Безобразие! Вызовите стражу!"
-- Где моя трубка? -- кричал Перец.-- Я такой же человек,
как и вы, я имею право знать! Дайте мне послушать! Дайте мне
мою трубку!
Его выталкивали и запирали за ним двери. Он добрался до
самого последнего этажа, где у входа на чердак, рядом с
механическим отделением никогда не работающего лифта, сидели за
столиком два дежурных механика и играли в крестики-нолики.
Перец, задыхаясь, прислонился к стене. Механики поглядели на
него, рассеянно ему улыбнулись и снова склонились над бумагой.
-- У вас тоже нет своей трубки? -- спросил Перец.
-- Есть,-- сказал один из механиков.-- Как не быть? До
Скачать книгу [0.17 МБ]
Пирамида