- Может быть, и неплохо оказаться первым, - сказал Быков, - но лезть
из кожи вон, чтобы быть первым - занятие нескромное. По крайней мере для
ученого.
Жилин подмигнул Юре. Юра понял это так: "Мотай на ус".
- Не знаю, не знаю, - сказал Юрковский, демонстративно возвращаясь к
отчету. - Во всяком случае, Михаил обязан придерживаться исторической
правды. В девяносто девятом году экспедиционная группа Дауге и Юрковского
впервые в истории науки открыла и исследовала бомбозондами так называемое
аморфное поле на северном полюсе Урана. Следующее исследование пятна было
проведено годом позже.
- Кем? - с очень большим интересом спросил Жилин.
- Не помню, - сказал рассеянно Юрковский. - Кажется, Лекруа. Михаил,
нельзя ли... э-э... освободить стол? Мне надо работать.
Наступали священные часы работы Юрковского. Юрковский всегда работал
в кают-компании. Он так привык. Михаил Антонович и Жилин ушли в рубку. Юра
хотел последовать за ними было очень интересно посмотреть, как настраивают
недублированный фазоциклер, - но Юрковский остановил его.
- Э-э... кадет, - сказал он, - не сочтите за труд, принесите мне,
пожалуйста, бювар из моей каюты. Он лежит на койке.
Юра сходил за бюваром. Когда он вернулся, Юрковский что-то печатал на
портативной электромашинке, небрежно порхая по контактам пальцами левой
руки. Быков уже сидел на обычном месте, в большом персональном кресле;
рядом с ним на столике возвышалась огромная пачка газет и журналов. На
носу Быкова были большие старомодные очки. Первое время Юра поражался,
глядя на Быкова. На корабле работали все. Жилин ежедневно вылизывал
ходовую и контрольную системы, Михаил Антонович считал и пересчитывал
курс, вводил дополнительные команды на киберуправление, заканчивал большой
учебник и еще ухитрялся как-то находить время для мемуаров. Юрковский до
глубокой ночи читал какие-то пухлые отчеты, получал и отправлял
бесчисленные радиограммы, что-то расшифровывал и зашифровывал на
электромашинке. А капитан корабля Алексей Петрович Быков читал газеты и
журналы. Раз в сутки он, правда, выстаивал очередную вахту. Но все
остальное время он проводил в своей каюте, либо в кают-компании. Юру это
шокировало. На третьи сутки он не выдержал и спросил у Жилина, зачем на
корабле капитан. "Для ответственности, - сказал Жилин. - Если, скажем,
кто-нибудь потеряется". У Юры вытянулось лицо. Жилин засмеялся и сказал:
"капитан отвечает за всю организацию рейса. Перед рейсом у него нет ни
одной свободной минуты. Ты заметил, что он читает? Это газеты и журналы за
последние два месяца". - "А во время рейса?" - спросил Юра. Они стояли в
коридоре и не заметили, как подошел Юрковский. "Во время рейса капитан
нужен только тогда, когда случается катастрофа, - сказал он со странной
усмешкой. - И тогда он нужен больше, чем кто-нибудь другой".
Юра, ступая на цыпочках, положил рядом с Юрковским бювар. Бювар был
роскошный, как и все у Юрковского. В углу бювара была врезана золотая
пластина с надписью: "IV всемирный конгресс планетологов. 20.ХII.02.
Конакри".
- Спасибо, кадет, - сказал Юрковский, откинулся на стуле и задумчиво
посмотрел на Юру. - Вы бы сели да побеседовали со мной, стариком, - сказал
он негромко. - А то через десять минут принесут радиограммы и опять
начнется кавардак на целый день. - Юра сел. Он был безмерно счастлив. -
Вот давеча я говорил о приоритете и, кажется, немного погорячился.
Действительно, что значит одно имя в океане человеческих усилий, в бурях
человеческой мысли, в грандиозных приливах и отливах человеческого разума?
Вот подумайте, Юра, сотни людей в разных концах вселенной собрали для нас
необходимую информацию, дежурный на Спу-пять, усталый, с красными от
бессонницы глазами, принимал и кодировал ее, другие дежурные
программировали трансляционные установки, а затем еще кто-то нажмет на
пусковую клавишу, гигантские отражатели заворочаются, разыскивая в
пространстве наш корабль, и мощный квант, насыщенный информацией, сорвется
с острия антенны и устремится в пустоту вслед за нами...
Юра слушал, глядя ему в рот. Юрковский продолжал:
- Капитан Быков, несомненно, прав. Собственное имя на карте не должно
означать слишком много для настоящего человека. Радоваться своим успехам
надо скромно, один на один с собой. А с друзьями надо делиться только
радостью поиска, радостью погони и смертельной борьбы. Вы знаете, Юра,
сколько людей на Земле? Четыре миллиарда! И каждый из них работает. Или
гонится. Или ищет. Или дерется насмерть. Иногда я пробую представить себе
все эти четыре миллиарда одновременно. Капитан Фрэд Дулитл ведет
пассажирский лайнер, и за сто мегаметров до финиша выходит из строя
питающий реактор, и у Фрэда Дулитла за пять минут седеет голова, но он
надевает большой черный берет, идет в кают-компанию и хохочет там с
пассажирами, с теми самыми пассажирами, которые так ничего и не узнают и
через сутки разъедутся с ракетодрома и навсегда забудут даже имя Фрэда
Дулитла. Профессор Канаяма отдает всю свою жизнь созданию
стереосинтетиков, и в одно жаркое сырое утро его находят мертвым в кресле
возле лабораторного стола, и кто из сотен миллионов, которые будут носить
изумительно красивые и прочные одежды из стереосинтетиков профессора
Канаяма, вспомнит его имя? А Юрий Бородин будет в необычайно трудных
условиях возводить жилые купола на маленькой каменистой Рее, и можно
поручиться, что ни один из будущих обитателей этих жилых куполов никогда
не услышит имени Юрия Бородина. И вы знаете, Юра, это очень справедливо.
Ибо и Фрэд Дулитл тоже уже забыл имена своих пассажиров, а ведь они идут
на смертельно опасный штурм чужой планеты. И профессор Канаяма никогда в
глаза не видел тех, кто носит одежду из его тканей, - а ведь эти люди
кормили и одевали его, пока он работал. И ты, Юра, никогда, наверное, не
узнаешь о героизме ученых, что поселятся в домах, которые ты выстроишь.
Таков мир, в котором мы живем. Очень хороший мир.
Юрковский кончил говорить и посмотрел на Юру с таким выражением,
словно ожидал, что Юра тут же переменится к лучшему. Юра молчал. Это
называлось "беседовать со стариком". Оба очень любили такие беседы. Ничего
особенно нового для Юры в этих беседах, конечно, не было, но у него всегда
оставалось впечатление чего-то огромного и сверкающего. Вероятно, дело
было в самом обличии великого планетолога - весь он был какой-то красный с
золотом.
В кают-компанию вошел Жилин, положил перед Юрковским катушки
радиограмм.
- Утренняя почта, - сказал он.
- Спасибо, Ваня, - расслабленным голосом сказал Юрковский. Он взял
наугад катушку, вставил ее в машинку и включил дешифратор. Машинка бешено
застучала.
Скачать книгу [0.17 МБ]