делает зарядку. В каждой руке у Жилина было зажато по десятикилограммовой
гантели. Жилин вел бой с тенью. Тени приходилось плохо. От страшных ударов
по коридору носился ветерок.
- Доброе утро, Ваня, - сказал Юра.
Жилин мгновенно и бесшумно повернулся и скользящими шагами двинулся
на Юру, ритмично раскачиваясь всем телом. Лицо у него было серьезное и
сосредоточенное. Юра принял боевую стойку. Тогда Жилин положил гантели на
пол и кинулся в бой. Юра кинулся ему навстречу, и через несколько минут
ему стало жарко. Жилин хлестко и больно избивал его полураскрытой ладонью.
Юра три раза попал ему в лоб, и каждый раз на лице Жилина появлялась
улыбка удовольствия. Когда Юра взмок, Жилин сказал: "Брэк!" - и они
остановились.
- Доброе утро, стажер, - сказал Жилин. - Как спалось?
- Спа... си... бо, - сказал Юра. - Ни... чего.
- В душ! - скомандовал Жилин.
Душевая была маленькая, на одного человека, и возле нее уже стоял с
брезгливой усмешкой Юрковский в роскошном, красном с золотом халате, с
колоссальным мохнатым полотенцем через плечо. Он говорил сквозь дверь:
- Во всяком случае... э-э... я отлично помню, что Краюхин тогда
отказался утвердить этот проект... Что?
Из-за двери слабо слышался шум струй, плеск и неразборчивый тонкий
тенорок.
- Ничего не слышу, - негодующе сказал Юрковский. Он повысил голос. -
Я говорю, что Краюхин отклонил этот проект, и если ты напишешь, что это
была историческая ошибка, то ты будешь прав... Что?
Дверь душевой отворилась, и оттуда, еще продолжая вытираться, вышел
розовый бодрый Михаил Антонович Крутиков, штурман "Тахмасиба".
- Ты тут что-то говорил, Володенька, - благодушно сказал он. - Только
я ничего не слышал. Вода очень шумит.
Юрковский с сожалением на него посмотрел, вошел в душевую и закрыл за
собой дверь.
- Мальчики, он не рассердился? - спросил встревоженный Михаил
Антонович. - Мне почему-то показалось, что он рассердился.
Жилин пожал плечами, а Юра сказал неуверенно:
- По-моему, ничего.
Михаил Антонович вдруг закричал:
- Ах, ах! Каша разварится! - и быстро побежал по коридору на камбуз.
- Говорят, сегодня прибываем на Марс? - сказал Юра.
- Был такой слух, - сказал Жилин. - Правда, тридцать-тридцать по
курсу обнаружен корабль под развевающимся пиратским флагом, но я полагаю,
что мы проскочим. - Он вдруг остановился и прислушался. Юра тоже
прислушался. В душевой обильно лилась вода. Жилин пошевелил коротким
носом. Чую, - сказал он.
Юра тоже принюхался.
- Каша, что ли? - спросил он неуверенно.
- Нет, - сказал Жилин. - Зашалил недублированный фазоциклер. Ужасный
шалун, этот недублированный фазоциклер. Чую, что сегодня его придется
регулировать.
Юра с сомнением посмотрел на него. Это могло быть шуткой, а могло
быть и правдой. Жилин обладал изумительным чутьем на неисправности.
Из душевой вышел Юрковский. Он величественно посмотрел на Жилина и
еще более величественно на Юру.
- Э-э... - сказал он, - кадет и поручик. А кто сегодня дежурный на
камбузе?
- Михаил Антонович, - сказал Юра застенчиво.
- Значит, опять овсяная каша, - величественно сказал Юрковский и
прошел к себе в каюту.
Юра проводил его восхищенным взглядом. Юрковский поражал его
воображение.
- А? - сказал Жилин. - Громовержец! Зевс! А? Ступай мыться.
- Нет, - сказал Юра. - Сначала вы, Ваня.
- Тогда пойдем вместе. Что ты здесь будешь один торчать? Как-нибудь
втиснемся.
После душа они оделись и явились в кают-компанию. Все уже сидели за
столом, и Михаил Антонович раскладывал по тарелкам овсяную кашу. Увидев
Юру, Быков посмотрел на часы и потом снова на Юру. Он делал так каждое
утро. Сегодня замечания не последовало.
- Садитесь, - сказал Быков.
Юра сел на свое место - рядом с Жилиным и напротив капитана, - и
Михаил Антонович, ласково на него поглядывая, положил ему каши. Юрковский
ел кашу с видимым отвращением и читал какой-то толстый переплетенный
машинописный отчет, положив его перед собой на корзинку с хлебом.
- Иван, - сказал Быков, - недублированный фазоциклер теряет
настройку. Займись.
- Я, Алексей Петрович, займусь им, - сказал Иван. - Последние рейсы я
только им и занимаюсь. Надо либо менять схему, либо ставить дублер.
- Схему надо менять, Алешенька, - сказал Михаил Антонович. - Устарело
это все - и фазоциклеры, и вертикальная развертка, и телетакторы... Вот я
помню, мы ходили к Урану на "Хиусе-8"... в две тысячи первом...
- Не в две тысячи первом, а в девяносто девятом, - сказал Юрковский,
не отрываясь от отчета. - Мемуарщик...
- А по-моему... - сказал Михаил Антонович и задумался.
- Не слушай ты его, Михаил, - сказал Быков. - Какое кому дело, когда
это было? Главное - кто ходил. На чем ходил. Как ходил.
Юра тихонько поерзал на стуле. Начинался традиционный утренний
разговор. Бойцы вспоминали минувшие дни. Михаил Антонович, собираясь в
отставку, писал мемуары.
- То есть как это? - сказал Юрковский, поднимая глаза от рукописи. -
А приоритет?
- Какой еще приоритет? - сказал Быков.
- Мой приоритет.
- Зачем это тебе понадобился приоритет?
- По-моему, очень приятно быть... э-э... первым.
- Да на что тебе быть первым? - удивился Быков.
Юрковский подумал.
- Честно говоря, не знаю, - сказал он. - Мне просто приятно.
- Лично мне это совершенно безразлично, - сказал Быков.
Юрковский, снисходительно улыбаясь, помотал в воздухе указательным
пальцем.
- Так ли, Алексей?
Скачать книгу [0.17 МБ]
Пирамида