или препятствие?"... какие-то "Критики", "Курсы", "Основания" в
сопровождении терминов, которых Максим не знал. Здесь были сборники
средневековой хонтийской поэзии, сказки и баллады неизвестных Максиму
народов, четырехтомное собрание сочинений некоего Т.Куура и много
беллетристики: "Буря и трава", "Человек, который был Мировым Светом",
"Острова без лазури"... и еще много книг на незнакомых языках, и опять
книги по математике, физике, биологии, и снова беллетристика...
Максим упаковал два узла и несколько секунд постоял, оглядывая
комнату. Пустые перекошенные стеллажи, темные пятна - там, где были
картины, сами картины, выдранные из рам, затоптанные... и никаких следов
зубоврачебной техники... Он взял узлы и направился к двери, но потом
вспомнил и вернулся за автоматом. На столе под стеклом лежали две
фотографии. На одной - та самая прозрачная женщина, и на коленях у нее
мальчик лет четырех с изумленно раскрытым ртом, а женщина - молодая,
удовлетворенная, гордая... На второй фотографии - красивая местность в
горах, темные купы деревьев, старинная полуразрушенная башня... Максим
закинул автомат за спину и вернулся к узлам.
7
По утрам после завтрака бригада выстраивалась на плацу для зачтения
приказов и развода на занятия. Это была самая тяжкая для Максима
процедура, если не считать вечерних поверок. Зачтение любых приказов
завершалось каждый раз настоящим пароксизмом восторга - какого-то слепого,
бессмысленного, неестественного, ничем не обоснованного и потому
производящего на постороннего человека самое неприятное впечатление.
Максим заставлял себя подавлять невольное отвращение к этому внезапному
безумию, которое охватывало всю бригаду от командира до последнего
кандидата; он уговаривал себя, что ему просто недоступно такое горячее
внимание гвардейцев к деятельности бригадной канцелярии; он ругал себя за
скептицизм инородца и чужака, старался вдохновиться сам, твердил мысленно,
что в тяжелых условиях такие взрывы массового энтузиазма говорят только о
сплоченности людей, об их единодушии и готовности целиком отдать себя
общему делу. Но ему было очень трудно.
С детства воспитанный в правилах сдержанно-иронического отношения к
себе, в неприязни к громким словам вообще и к торжественному хоровому
пению в частности, он почти злился на своих товарищей по строю, на ребят
добрых, простодушных, отличных в общем ребят, когда они вдруг после
зачтения приказа о наказании тремя сутками карцера кандидата имярек за
пререкания с действительным рядовым таким-то разевали рты, теряли присущее
им добродушие и чувство юмора и принимались восторженно реветь "ура", а
потом запевали со слезами на глазах "Марш Боевой Гвардии" и повторяли его
дважды, трижды, а иногда и четырежды. При этом из бригадной кухни высыпали
даже повара и с энтузиазмом подхватывали, неистово размахивая черпаками и
ножами, благо были вне строя. Памятуя, что в этом мире надо быть как все,
Максим тоже пел и тоже старался утратить чувство юмора, и это ему
удавалось, но было противно, потому что сам он никакого энтузиазма не
испытывал, а испытывал одну лишь неловкость.
На этот раз взрыв энтузиазма последовал после приказа номер 127 о
производстве действительного рядового Димбы в капралы, приказа номер 128 о
вынесении благодарности кандидату в действительные рядовые Симу за
проявленную в операции отвагу и приказа номер 129 о переводе казармы
четвертой роты на ремонт. Едва бригадный адъютант засунул листки приказов
в кожаный планшет, как бригадир, сорвав с себя фуражку, набрал полную
грудь воздуха и скрипучим фальцетом закричал: "Боевая!.. Гвардия!..
Тяжелыми!.." И пошло, и пошло... Сегодня было особенно неловко, потому что
Максим увидел, как по темным щекам ротмистра Чачу покатились слезы.
Гвардейцы ревели быками, отбивая такт прикладами на массивных ременных
пряжках. Чтобы не видеть этого и не слышать, Максим поплотнее зажмурился и
взревел распаленным тахоргом, и голос его покрыл все голоса - во всяком
случае, так ему казалось. "Вперед, бесстрашные!.." - ревел он, уже никого
больше не слыша, кроме себя. До чего же идиотские слова... Наверное,
какой-нибудь капрал сочинил. Нужно очень любить свое дело, чтобы ходить в
бой с такими словами. Он открыл глаза и увидел стаю черных птиц,
всполошенно и беззвучно мечущихся над плацем... "Алмазный панцирь не
спасет тебя, о враг!.."
Потом все кончилось так же внезапно, как и началось. Бригадир обвел
строй посоловевшими глазами, вспомнил, где он находится, и рыдающим
сорванным голосом скомандовал: "Господам офицерам развести роты на
занятия!" Ребята, поматывая головами, оторопело косили друг на друга.
Кажется, они ничего не соображали, и ротмистру Чачу пришлось дважды
крикнуть "равняйсь", прежде чем ряды приняли должный вид. Затем роту
отвели к казарме, и ротмистр распорядился:
- Первая секция назначается в конвой. Остальным секциям приступить к
занятиям по распорядку. Р-разойдись!
Разошлись. Гай построил свою секцию и распределил посты. Максиму с
действительным рядовым Панди достался пост в допросной камере. Гай наскоро
объяснил ему обязанности: стоять смирно справа и позади арестованного, при
малейшей попытке арестованного подняться со скамьи - препятствовать силой,
подчиняться непосредственно командиру бригады, старший - рядовой Панди...
Короче говоря, смотри на Панди и делай как он. Я бы тебя ни за что не
поставил на этот пост, не положено кандидату, но господин ротмистр
приказал...
- Ты держи ухо востро, Мак. Что-то я господина ротмистра не пойму. То
ли он тебя хочет продвинуть поскорее - очень ты ему понравился в деле;
вчера на разборе операции с командирами секций он хорошо о тебе говорил,
да и в приказ послал... То ли он тебя проверяет. Почему так - не знаю.
Может быть, я виноват со своим рапортом, а может быть, ты сам со своими
разговорчиками... - Он озабоченно оглядел Максима. - Почисти-ка еще раз
сапоги, подтяни ремень и надень парадные перчатки... Да, у тебя же нет,
кандидатам не положено... Ладно, беги на склад, да живее, через тридцать
минут выходим.
На складе Максим застал Панди, который менял треснувшую кокарду.
- Во, капрал! - сказал Панди, обращаясь к начальнику склада и хлопая
Максима по плечу. - Видал? Девятый день парень в Гвардии, и уже
благодарность. В камеру его со мной поставили... Небось за белыми
перчатками прибежал? Выдай ему хорошие перчатки, капрал, он заслужил.
Скачать книгу [0.27 МБ]
Пирамида