взял другой.
Я подождал немного и напомнил:
- Так что это за игрушки?
- Что это за игрушки... - со значительностью в голосе
повторил Вандерхузе и, задрав голову, поглядел на меня. -
ты так ставишь вопрос? Это, видишь ли... А впрочем, кто его
знает, что это за игрушки. Там, на "пеликане"... Извини,
Стась, я сначала закончу, как ты полагаешь?
Я на цыпочках прошел к своему пульту, последил немного
за работой джека, который принялся уже возводить стены
метеостанции, а потом, так же на цыпочках, вышел из рубки и
отправился к Майке.
Все мыслимое освещение в каюте Майки было включено, а
сама она восседала по-турецки на койке и тоже была очень
занята. На столе, на койке, на полу расстилались
простыни-склейки, карты, кроки, раздвинутые гармошки
аэрофотографий, наброски и записи, и Майка по очереди все
это рассматривала, делала какие-то пометки, иногда хватала
лупу, а иногда - бутылку с соком, стоявшую на стуле рядом.
понаблюдав ее некоторое время, я выбрал момент, когда
бутылка с соком покинула стул, и уселся на стул сам, так
что когда Майка, не глядя, сунула бутылку обратно, то
попала мне прямо в протянутую руку.
- Спасибо, - сказал я и отхлебнул.
Майка приподняла голову.
- А, это ты? - произнесла она с неудовольствием. - ты
чего?
- Просто так зашел, - сказал я благодушно. -
нагулялась?
- И не думала, - возразила она, отбирая у меня
бутылку. - сижу, как проклятая, вчера вечером не работала,
накопилось тут всякого... Какое тут гулянье!
Она вернула мне бутылку, я машинально отхлебнул,
ощущая смутное беспокойство, и тут у меня словно пелена с
глаз упала: Майка была одета по-домашнему, в свою любимую
пушистую кофту и шорты, на голове у нее был платок, и
волосы под платком были влажные.
- В душе была? - тупо спросил я.
Она что-то ответила, но я и так уже все понял. Я
встал. Я аккуратно поставил бутылку на сиденье. Я
пробормотал что-то, не помню - что. Я каким-то образом
очутился в коридоре, потом у себя в каюте, погасил зачем-то
верхний свет, включил зачем-то ночничок, лег на койку и
повернулся лицом к стене. Меня опять трясло. Помню, в
голове моей крутились какие-то обрывочные мысли, вроде:
"теперь-то уж все пропало, все напрасно, теперь-то уж
окончательно и бесповоротно". Я поймал себя на том, что
опять прислушиваюсь. И я опять что-то слышал, что-то
неподобающее. Тогда я рывком поднялся, полез в ночной
столик, взял таблетку снотворного и положил под язык. Потом
я снова лег. По стенам топотали ящерицы, затененный потолок
медленно поворачивался, ночник то совсем меркнул, то
разгорался нестерпимо ярко, погибающие мухи отчаянно зудели
по углам. Кажется, приходила Майка, смотрела на меня с
беспокойством, чем-то укрыла и исчезла, а потом появился
вадик, уселся у меня в ногах и сказал сердито: "что же ты
валяешься? Целая комиссия тебя ждет, а ты разлегся". - "да
ты громче говори, - сказала ему нинон, - у него же что-то с
ушами, он не слышит". Я сделал каменное лицо и сказал, что
все это чепуха. Я встал, и все вместе мы вошли в разбитый
"пеликан", вся органика в нем распалась, и стоял острый
нашатырный запах, как тогда в коридоре. Но это был не
совсем "пеликан", скорее уж это была стройплощадка,
копошились мои ребятишки, посадочная полоса изумительно
сверкала под солнцем, и я все боялся, что том наедет на две
мумии, которые лежали поперек, то есть это все думали, что
мумии, а на самом деле это были Комов и Вандерхузе, только
надо было, чтобы этого никто не заметил, потому что они
разговаривали, и слышал их только я. Но от Майки не
скроешься. "разве вы не видите, что ему плохо? " - сердито
сказала она и положила мне на рот и нос сырой платок,
смоченный в нашатырном спирте. Я чуть не задохнулся,
замотал головой и сел на койке.
Глаза у меня были открыты, и в свете ночника я сразу
увидел перед собой человека. Он стоял возле самой койки и,
наклонившись, внимательно смотрел мне прямо в лицо. В
слабом свете он казался темным, почти черным - бредовая
скособоченная фигура без лица, зыбкая, без четких
очертаний, и такой же зыбкий, нечеткий отблеск лежал у него
на груди и на плече.
Уже точно зная, чем это кончится, я протянул к нему
руку, и рука моя прошла сквозь него, как сквозь воздух, а
он заколыхался, начал таять и исчез без следа. Я откинулся
на спину и закрыл глаза. А вы знаете, что у алжирского бея
под самым носом шишка? Под самым носом... Я был мокрый, как
мышь, и мне было невыносимо душно, я почти задыхался.
Глава 4. Призраки и люди
Я проснулся поздно с тяжелой головой и с твердым
намерением сразу же после завтрака уединиться где-нибудь с
Вандерхузе и выложить ему все. Кажется, никогда еще в жизни
я не чувствовал себя таким несчастным. Все было кончено для
меня, поэтому я не стал даже делать зарядку, а просто
принял уСиленный ионный душ и побрел в кают-компанию. Уже
на пороге я сообразил, что вчера вечером за всеми своими
неприятностями я начисто забыл отдать повару распоряжение
Скачать книгу [0.12 МБ]
Пирамида