кажется, я понимаю, что между нами общее, а иногда -- какой-то
тупик, несуразица... Ведь Гейгер -- бывший фашист, он и
сейчас... Он и сейчас бывает мне крайне неприятен -- не как
человек, а именно как тип, как... Или Кэнси. Он же что-то вроде
социал-демократа, пацифист какой-то, толстовец... Нет, не
понимаю.
-- Эксперимент есть Эксперимент, -- сказал Наставник. --
Не понимание от тебя требуется, а нечто совсем иное.
-- Что?!
-- Если бы знать...
-- Но ведь все это во имя большинства? -- спросил Андрей
почти с отчаянием.
-- Конечно, -- сказал Наставник. -- Во имя темного,
забитого, ни в чем не виноватого, невежественного
большинства...
-- Которое надо поднять, -- подхватил Андрей, --
просветить, сделать хозяином земли! Да-да, это я понимаю. Ради
этого можно на многое пойти...
-- Он помолчал, собирая мучительно разбегающиеся мысли. --
А тут еще этот Антигород, -- сказал он нерешительно. -- Ведь
это же опасно, верно?
-- Очень, -- сказал Наставник.
-- А тогда, если я даже не совсем уверен насчет Кацмана,
все равно я поступил правильно. Мы не имеем права рисковать.
-- Безусловно! -- сказал Наставник. Он улыбался. Он был
доволен Андреем, Андрей это чувствовал. -- Не ошибается только
тот, кто ничего не делает. Не ошибки опасны -- опасна
пассивность, ложная чистоплотность опасна, приверженность к
ветхим заповедям! Куда могут вести ветхие заповеди? Только в
ветхий мир.
-- Да! -- взволнованно сказал Андрей. -- Это я очень
понимаю. Это как раз то, на чем мы все должны стоять. Что такое
личность? Общественная единица! Ноль без палочки. Не о единицах
речь, а об общественном благе. Во имя общественного блага мы
обязаны принять на свою ветхозаветную совесть любые тяжести,
нарушить любые писаные и неписаные законы. У нас один закон:
общественное благо.
Наставник поднялся.
-- Ты взрослеешь, Андрей, -- сказал он почти торжественно.
-- Медленно, но взрослеешь!
Он приветственно поднял руку, неслышно прошел по комнате и
исчез за дверью.
Некоторое время Андрей бездумно сидел, откинувшись на
спинку стула, курил и смотрел, как голубой дым медленно
крутится вокруг голой желтой лампы под потолком. Он поймал себя
на том, что улыбается. Он больше не чувствовал усталости,
исчезла сонливость, мучившая его с вечера, хотелось
действовать, хотелось работать, и досада брала при мысли, что
вот придется все-таки сейчас пойти и несколько часов проспать,
чтобы не ходить потом вареным.
Он нетерпеливым движением придвинул телефон, снял трубку и
сейчас же вспомнил, что телефона в подвале нет. Тогда он
поднялся, запер сейф, проверил, заперты ли ящики стола, и вышел
в коридор.
Коридор был пуст, дежурный полицейский кивал носом за
своим столиком.
-- Спите на посту! -- укоризненно бросил ему Андрей,
проходя мимо.
В здании царила гулкая тишина, как всегда в это время, за
несколько минут до включения солнца. Сонная уборщица лениво
возила по цементному полу сырую тряпку. Окна в коридорах были
распахнуты, вонючие испарения сотен человеческих тел
рассеивались и выползали в темноту, вытесняемые холодным
утренним воздухом.
Грохоча каблуками по скользкой железной лестнице, Андрей
спустился в подвал, небрежным взмахом руки усадил на место
подскочившего было охранника и распахнул низкую железную дверь.
Фриц Гейгер, без куртки, в сорочке с закатанными рукавами,
насвистывая полузнакомый маршик, стоял возле ржавого
рукомойника и обтирал волосатые мосластые руки одеколоном.
Больше в комнате никого не было.
-- А, это ты, -- сказал Фриц. -- Это хорошо. Я как раз
собирался подняться к тебе... Дай сигаретку, у меня все
кончилось.
Андрей протянул ему пачку. Фриц извлек сигарету, размял
ее, сунул в рот и с усмешкой посмотрел на Андрея.
-- Ну? -- не выдержал Андрей.
Скачать книгу [0.31 МБ]
Пирамида