Это всего лишь наши мусорщики. В трезвом состоянии совершенно
безопасны... Ван, -- позвал он. -- Это Сельма Нагель,
новенькая. Приказано поселить у тебя в восемнадцатом номере.
Восемнадцатый свободен?
Ван, снимая на ходу рукавицы, подошел к ним.
-- Свободен, -- сказал он. -- Давно уже свободен.
Здравствуйте, Сельма Нагель. Я -- дворник, меня зовут Ван. Если
что нибудь понадобится, вот -- дверь в дворницкую, приходите
сюда.
-- Давай ключ, -- сказал Кэнси. -- Пойдемте, я вас
провожу, -- сказал он девушке.
-- Не надо, -- проговорила она устало. -- Сама найду.
-- Как угодно, -- сказал Кэнси и снова откозырял. -- Вот
ваш чемодан.
Девушка взяла у Кэнси чемодан, а у Вана -- ключ, мотнула
головой, отбрасывая упавшие на глаза волосы, и спросила:
-- Который подъезд?
-- Прямо, -- сказал Ван. -- Вон тот, под освещенным окном.
Пятый этаж. Может быть, вы хотите есть? Чаю?
-- Нет, не хочу, -- сказала девушка, снова тряхнула
головой и, цокая каблуками по асфальту, пошла прямо на Андрея.
Он отступил, пропуская ее. Когда она проходила, он ощутил
крепкий запах духов и еще какой-то парфюмерии. И он все смотрел
ей вслед, пока она шла по желтому освещенному кругу, юбка у нее
была совсем короткая, чуть длиннее свитера, а ноги были голые,
белые, и Андрею показалось, что они светятся, когда она вышла
из-под арки в темноту двора, и в этой темноте был виден только
ее белый свитер и белые мелькающие ноги.
Потом заныла, завизжала и грохнула дверь, и тогда Андрей
снова машинально достал сигареты и закурил, представляя, как
эти нежные белые ноги ступают по лестнице, ступенька за
ступенькой... гладкие икры, ямочки под коленями, обалдеть
можно. Как она поднимается выше и выше, этаж за этажом, и
останавливается перед дверью восемнадцатой квартиры -- как раз
напротив шестнадцатой квартиры... ч-черт, надо хоть белье
постельное переменить, три недели уже не менял, наволочка серая
сделалась, как портянка... А какое у нее лицо? Надо же --
совсем не помню, какое у нее лицо. Только ноги и запомнил.
Он вдруг осознал, что молчат все, даже женатый Ван, и в ту
же секунду заговорил Кэнси:
-- У меня есть двоюродный дядя, полковник Маки. Он был
адъютантом господина Осимы и два года просидел в Берлине. Потом
его назначили исполняющим обязанности нашего военного атташе в
Чехословакии, и он присутствовал при вступлении немцев в
Прагу...
Ван кивнул Андрею, они рывком подняли бак и благополучно
переправили его в кузов.
-- ...Потом, -- продолжал Кэнси неторопливо, закуривая
сигаретку, -- он немного повоевал в Китае, по-моему, где-то на
юге, на Кантонском направлении. Потом он командовал дивизией,
высадившейся на Филиппинах, и организовал "марш смерти" пяти
тысяч американских военнопленных -- извините меня, Дональд...
Потом его направили в Маньчжурию и назначили начальником
Сахалинского укрепрайона, где он, между прочим, в целях
сохранения секретности загнал в шахту и взорвал восемь тысяч
китайских рабочих... извини меня, Ван... Потом он попал к
русским в плен, и они, вместо того чтобы повесить его или, что
то же самое, передать его Китаю, всего-навсего упрятали его на
десяток лет в концлагерь...
Пока Кэнси все это рассказывал, Андрей успел слазить в
кузов, помог там Дональду расставить баки, поднял и закрепил
борт грузовика, снова спрыгнул на землю, угостил Дональда
сигаретой, и теперь они втроем стояли перед Кэнси и слушали
его. Дональд Купер, длинный, сутулый, в выцветшем комбинезоне,
длинное лицо со складками возле рта, острый подбородок,
поросший редкой седой щетиной; и Ван, широкий, приземистый,
почти без шеи, в стареньком, аккуратно заштопанном ватнике,
широкое бурое лицо, курносый носик, благожелательная улыбка,
темные глаза в щелках припухших век; и Андрея вдруг пронизала
острая радость при мысли, что все эти люди из разных стран и
даже из разных времен собрались здесь вместе и делают одно,
очень нужное дело, каждый на своем посту.
-- ...Теперь он уже старый человек, -- закончил Кэнси. --
И он утверждает, что самые лучшие женщины, каких он когда-либо
знал, -- это русские женщины. Эмигрантки в Харбине.
Он замолчал, уронил окурок и старательно растер его
подошвой блестящего штиблета. Андрей сказал:
-- Какая же она русская? Сельма, да еще Нагель.
-- Да, она шведка, -- сказал Кэнси. -- Но все равно. Это
был рассказ по ассоциации.
Скачать книгу [0.31 МБ]