переговариваясь, вернулись и остальные участники облавы. Они привели
пленного со связанными руками, которого я тоже узнал, хотя теперь он был
без очков. Победа была полная, никто из фермеров не пострадал. Я испытал
большое моральное удовлетворение, видя, как эти простые люди, еще,
казалось бы, разгоряченные боем, выказывают тем не менее несомненное
душевное благородство, обращаясь с поверженным противником почти
по-рыцарски. Раненому перевязали раны и довольно бережно уложили в кузов.
Пленному хотя и не развязали рук, но дали напиться и сунули в рот
сигарету. "Ну вот и сделали дело, - сказал мой друг шофер. - Теперь в
округе поспокойнее станет". Я счел своим долгом сообщить, что инсургентов
было по крайней мере пятеро. "Ничего, ответил он. - Значит, двое ушли.
Никуда они не денутся. Что в нашей округе, что в соседней - порядки одни.
Перебьют или переловят". - "А этих вы куда отправите?" - спросил я.
"Отвезем. Тут километрах в сорока есть марсианский пост. Там их всех
принимают: и живых, и мертвых, каких доставишь". Я еще раз поблагодарил
его, пожал ему руку, и он отправился к своему грузовику, сказавши
остальным: "Поехали, что ли?" И тут пленного провели мимо меня, и он
приостановился на секунду и взглянул мне прямо в лицо своими близорукими
глазами. Может быть, мне это показалось. Теперь я надеюсь, что мне это
показалось. Но в глазах его было нечто такое, отчего сердце мое упало.
Бездарный мир! Нет, я не оправдываю этого человека. Он экстремист, он
партизан, он убивал и должен быть наказан, но я же не слепой. Я отчетливо
видел, что это благородный человек. Не чернорубашечник, не невежда, а
человек с убеждениями. Впрочем, теперь я надеюсь, что я ошибся. Всю жизнь
я страдаю оттого, что думаю о людях хорошо.
Грузовик покатил в одну сторону, я - в другую, и через час я был уже
дома, разбитый до последней степени, измученный и больной. Замечу, кстати,
что господин Никострат сидел в гостиной и Артемида угощала его чаем.
Однако мне было не до них. Гермиона принялась хлопотать вокруг меня,
расстелила постель, положила мне лед на сердце, и скоро я уснул, а когда
проснулся ночью, то понял, что экзема у меня вновь обостряется. Это была
ужасная мучительная ночь.
Температура плюс семнадцать градусов, облачность десять баллов,
проливной дождь.
Да, они бунтовщики, люди вредные для всеобщего спокойствия. И
все-таки я не могу не пожалеть их, насквозь промокших, грязных, загнанных,
подобно зверям. И во имя чего? Что это анархизм? Протест против
несправедливости? Но против какой? Я их решительно не понимаю. Странно,
сейчас я припоминаю, что при облаве не было ни автоматных очередей, ни
разрывов гранат. Должно быть, у них кончились боеприпасы.
11 ИЮНЯ (ПОЛНОЧЬ)
Гермиона хотела, чтобы я провел этот день в постели, но я не
послушался ее и правильно сделал. В полдень я почувствовал себя достаточно
хорошо и сразу после обеда решился выйти в город. Человек слаб. Не скрою,
что мне не терпелось рассказать нашим о страшных и трагических
происшествиях, свидетелем которых я имел несчастье быть вчера. Правда, к
обеду эти события рисовались мне уже не столько в трагическом, сколько в
романтическом свете. Рассказ мой на "пятачке" имел огромный успех, меня
забросали вопросами, и мое маленькое тщеславие было полностью
удовлетворено. Забавно было глядеть на Полифема. (Он, кстати, теперь
единственный член антимарсианской дружины, который все еще таскается с
дробовиком.) Когда я передал нашим свою беседу с офицером-бунтовщиком, он
немедленно возгордился, положив себя причастным к отчаянной и опасной
деятельности инсургентов. Он дошел даже до того, что признал инсургентов
смелыми ребятами, хотя и поступающими противозаконно. Что он этим хотел
сказать - я не понял, да и никто не понял. Он заявил также, что на месте
инсургентов показал бы "этому мужичью" почем фунт дыма, и тогда чуть не
случилась драка, потому что брат Миртила был фермером и сам Миртил
происходил из фермерской семьи. Я не люблю ссор, не выношу их, и, пока
драчунов растаскивали, я пошел в мэрию.
Господин Никострат был со мной отменно любезен, участливо
интересовался здоровьем и с большим сочувствием выслушал мой рассказ о
вчерашнем приключении. Да и не только он - все служащие бросили текущие
дела и собрались вокруг меня, так что успех был полным и здесь. Все
согласились, что я действовал мужественно и мое поведение делает мне
честь. Пришлось пожать множество рук, а красотка Тиона попросила даже
разрешения поцеловать меня, каковое разрешение я дал, конечно, с
удовольствием. (Черт возьми, меня давно не целовали молоденькие девушки!
Признаться, я даже забыл, насколько это приятно.) Насчет пенсии господин
Никострат уверил меня, что все, вероятно, будет хорошо, и сообщил под
большим секретом, будто вопрос о налогах теперь окончательно решен:
начиная с июля налоги будут взиматься желудочным соком.
Эта наша увлекательная беседа была, к сожалению, прервана форменным
скандалом. Дверь кабинета мэра вдруг распахнулась, на пороге появился
господин Корибант и, стоя спиною к нам, принялся кричать на господина
мэра, что он этого так не оставит, что это нарушение свободы слова, что
это коррупция, что господину мэру следует помнить о печальной судьбе
господина Лаомедонта и так далее. Господин мэр тоже говорил в повышенном
тоне, но голос у него был потише, чем у господина Корибанта, и я так и не
понял, что именно он говорил. Господин Корибант в конце концов удалился, с
силой хлопнув дверью, и тогда господин Никострат объяснил мне, в чем дело.
Оказывается, господин мэр оштрафовал и закрыл на неделю нашу газету за то,
что господин Корибант в позавчерашнем номере опубликовал стихи,
подписанные неким "икс-игрек-зет", в которых есть строчка: "А на далеком
горизонте свирепый Марс горит пожаром". Господин Корибант отказывается
подчиниться решению господина мэра, и вот уже второй день они ругаются то
по телефону, то лично. Обсудив это происшествие, мы с господином
Никостратом пришли к единому мнению, что обе стороны в этом споре
по-своему правы и по-своему не правы. С одной стороны, взыскание,
наложенное господином мэром на газету, чрезмерно жестоко, тем более, что
стихотворение в целом абсолютно безобидно, поскольку рассказывает лишь о
неразделенной любви автора к ночной фее. Но с другой стороны, ситуация
такова, что не следует дразнить гусей - у господина мэра и без того
хватает неприятностей - хотя бы с тем же самым Минотавром, который
позавчера опять напился пьян и повредил своей вонючей цистерной
марсианскую машину.
Скачать книгу [0.08 МБ]
Пирамида