грубыми. Как будто старик уснащал ими свою речь так долго, что они
превратились в естественное дополнение к остальным словам. - Я хочу,
чтобы ты выполнил мое поручение. Согласен?
Дышал старик тяжело, со свистом. По трубкам внутривенного питания
текла прозрачная жидкость.
- А разве у меня есть выбор? Старческие губы растянулись в улыбке,
однако глаза оставались холодными как камень стен.
- Мальчик, выбор есть всегда. Ты вполне можешь наплевать на то, что
обязан мне жизнью, повернуться и уйти. Никто тебя не остановит. Если
повезет, ты рано или поздно доберешься до цивилизованных земель и
сумеешь избежать встречи с патрулями Ордена - иначе я не позавидую твой
участи, ведь официально ты мертв.
Я кивнул. Моя одежда вместе с хронометром, документами и
удостоверением личности покоилась скорее всего на дне залива Тоскахай.
Вот что значит практически не бывать в городах: я совсем забыл, сколь
часто власти устраивают облавы. Ничего, стоит мне очутиться в любом из
городов побережья, я тут же вспомню... Дурацкое положение; без
удостоверения меня не возьмут даже пастухом, поскольку в нем ставятся
отметки о взимании налога и десятины. Иными словами, придется до конца
своих дней прятаться в глуши, перейти на подножный корм и избегать
людей.
- А если выполнишь мое поручение, - продолжал старик, - то
разбогатеешь. - Он сделал паузу и оглядел меня с головы до ног. Так
профессиональные охотники изучают щенков, прикидывая, вырастут ли те в
хороших охотничьих собак.
- Что я должен делать?
Старик опустил веки, хрипло вздохнул и, не открывая глаз, спросил:
- Ты умеешь читать, Рауль?
- Да.
- А читал ли ты поэму под названием "Песни"?
- Нет.
- Но слышал о ней, верно? Ведь ты из клана северных бродячих
пастухов, значит, у вас должен быть свой рассказчик, который наверняка
цитировал "Песни". - В его голосе прозвучали странные нотки: он словно о
чем- то умолял.
Я пожал плечами:
- Я слышал отрывки. Мои родичи предпочитали "Роман о Саде" и "Сагу
о Гленнон-Хайте".
Старик одарил меня козлиной ухмылкой.
- Говоришь, "Роман о Саде"? Помнится, героя-кентавра звали Раулем.
Я промолчал. Бабушке и впрямь нравились истории про этого кентавра.
Она рассказывала их еще моей матери, когда та была маленькой.
- Ты веришь тому, что слышал? Я имею в виду, веришь "Песням"?
- Верю ли? - переспросил я. - В смысле, верю ли, что все
происходило на самом деле? Что были паломники, был Шрайк и все
остальные? - Я призадумался. Многие люди, насколько мне было известно,
верили каждому слову "Песней". Многие же считали поэму нагромождением
мифов и откровенной лжи, состряпанным, чтобы придать некую загадочность
гнусной войне и всеобщему смятению, которые ныне известны как Падение. -
Честно говоря, никогда об этом не думал. А что, есть какая- то разница?
Старик будто поперхнулся. В следующий миг я сообразил, что он
всего-навсего рассмеялся.
- Вообще-то нет. Слушай внимательно, я изложу тебе суть поручения.
Когда я говорю, мои силы тают быстрее, поэтому не перебивай меня
вопросами. - Он моргнул, указал на кресло, покрытое белой простыней. -
Садись.
Я покачал головой и остался стоять, где стоял.
- Как хочешь. История начинается двести семьдесят с лишним лет
назад, во время Падения. В "Песнях" говорится о паломниках. Среди них
была женщина, Ламия Брон, моя хорошая знакомая. После Падения, после
того, как погибла Гегемония и открылись Гробницы Времени, Ламия Брон
родила дочь, которую назвали Дианой. Однако малышке это имя не
понравилось, и она сменила его, едва научившись говорить. Сначала стала
Синтией, потом Кейт - уменьшительное от Гекаты, а затем, когда ей
исполнилось двенадцать, заявила, что отныне все вокруг должны называть
ее Темис. Когда мы виделись в последний раз, она величала себя Энеей. -
Старик прищурясь поглядел на меня. - Имена чрезвычайно важны, постарайся
это понять. Если бы Рауль Эндимион не получил фамилию по городу,
который, в свою очередь, позаимствовал имя из древней поэмы, вполне
возможно, он не привлек бы моего внимания и сейчас был бы мертв. Твоей
плотью кормились бы кольчатые черви Великого Южного моря. Усвоил?
- Нет.
Старик покачал головой:
- Ничего страшного. На чем я остановился?
- Когда вы в последний раз виделись с девочкой, ее звали Энея.
- Правильно. - Старик снова прикрыл глаза. - Она была не то чтобы
привлекательной, однако в ней чувствовалось нечто особенное. Это ощущал
всякий, кого сводила с Энеей жизнь. Не испорченная, не избалованная,
несмотря на чехарду с именами, а просто другая. - Он улыбнулся, обнажив
розовые десны. - Скажи, Рауль Эндимион, ты встречал не таких, как все?
- Нет, - ответил я, лишь слегка погрешив против истины. Не таким,
как все, был этот старик, но я знал, что он спрашивает о другом.
- Мать Кейт, то бишь Энеи, знала, что она особенная. По правде
сказать, Ламия Брон знала о том еще до рождения ребенка... - Старик
неожиданно замолчал, открыл глаза и уставился на меня. - Тебе знакома
эта часть "Песней"?
- Да. Кибрид предсказал, что женщина по имени Ламия родит ребенка,
а ребенок впоследствии станет Той- Кто- Учит.
- Дурацкое прозвище! - На мгновение мне показалось, что старик
готов сплюнуть от отвращения. - Когда мы с Энеей общались, никто ее так
не называл.
Она была ребенком необычайно талантливым и своевольным, но не более
того. Всякие "особенности" присутствовали только в потенциале. Но
потом... - Его глаза будто подернулись поволокой. Похоже, он потерял
нить разговора. Я терпеливо ждал. - Но потом умерла Ламия Брон, -
произнес старик несколько минут спустя неожиданно окрепшим голосом. - А
Энея исчезла. Я официально считался ее опекуном, поскольку ей было всего
двенадцать, однако она исчезла без моего разрешения. Исчезла без следа,
и больше я о ней не слышал.
В рассказе вновь возникла пауза, словно старик был не человеком, а
Скачать книгу [0.40 МБ]
Пирамида