непонятных геометрических картин, чего раньше со мной не случалось. Однако, пока
все это никак не влияло на мою повседневную жизнь, я решил не акцентировать
внимание на новых аспектах восприятия, так как все равно не знал, что с ними
делать. Встретиться же с Мастером Чу раньше, чем следующим летом, у меня не было
никакой возможности, ибо я не имел ни малейшего понятия о том, кто он в этой
жизни, где живет, ни даже о том, как его здесь зовут.
Постепенно я вспомнил многое о той далекой жизни, видения из которой он вызвал
во мне в тот день, когда упал самолет. Мне даже удалось не только в точности
восстановить в памяти форму двух одинаковых мечей, которыми пользовался я, и
огромного меча, принадлежавшего Мастеру Чу, но и вспомнить многие приемы работы
с этими видами оружия. Я вспомнил смерть Мастера Чу и свою собственную гибель.
Несколько лет мы с ним скитались по диким бескрайним равнинам плоскогорья. Я
вроде бы помнил, что он чему-то учил меня, но чему именно - этого я вспомнить
так и не сумел. Потом мы отправились на юг - к большим хребтам, пересекли их и
стали наемными воинами одного из горных властителей. Кажется, Мастер Чу говорил,
что фактическая война - необходимый этап тренировки или что-то в этом роде,
точно я тоже не помню. Еще он говорил, что подобного рода занятие позволяет
воину достойно уйти, выбрав подходящий момент. И он погиб, пронзенный стрелой в
одном из сражений бесконечной и на редкость дурацкой междоусобной свары.
Со временем туманные образы и отрывочные видения выстроились в более-менее
стройный ряд. В нем нашли свое место и многие из моих детских снов, которые всю
жизнь манили меня чем-то заключенным в них НАСТОЯЩИМ, но которых я до этого
боялся, так как не мог понять, откуда они приходят. Долгий путь на Восток и
путешествие на Запад в конце концов составили хронологически связную
последовательность, и в одну из ночей я увидел, как сверкнул надо мной меч
Великого Магистра. Он освободил меня от той затянувшейся жизни в одиночестве.
Хотя сам Магистр полагал, что мстит мне за то, что я, отказавшийся от войны с
оружием в руках, с помощью только лишь слов лишил его практически неограниченной
власти, необратимо разрушив один из самых могущественных орденов и уничтожив
почти всю силу древнего клана магов, бывшего сердцевиной этой тайной
организации.
Потом были еще и еще жизни, и каждая из них каким-то непостижимым образом
сводила меня с Мастером Чу, и мы шли с ним бок о бок, переходя из века в век, из
страны в страну, с континента на континент. Со временем я настолько привык
созерцать сны о прошлом и будущем, что к весне Мастер Чу, которого я видел
всего-то в течение нескольких дней, стал для меня самым близким после жены и
детей человеком в этой жизни на этой земле. С Томой - моей женой - все тоже
оказалось не так просто, но это - отдельная история, не менее древняя и
захватывающая, чем история моих взаимоотношений с Мастером Чу.
А в начале марта то, что подспудно накапливалось в сознании, вдруг оформилось в
странный всплеск неизвестной Силы, вихрем закружившейся вокруг. Она разом
избавила меня от многих препятствий в этой жизни, буквально в считанные недели
устранив из сферы моего существования нескольких человек, которые создавали для
меня некоторые неудобства. Один попал в автокатастрофу, другому прострелили
легкое, третий вывалился из чердачного окна, когда ремонтировал телеантенну,
четвертый... Я пытался убедить себя, что все это - случайные стечения
обстоятельств, и что я тут вовсе даже ни при чем, но это очень плохо у меня
получалось...
Как-то в четверг я попытался задать несколько связанных со всем этим вопросов
Альберту Филимоновичу. Он странно взглянул на меня, но ничего не ответил. А в
очередное воскресенье попросил остаться в зале после тренировки.
Почему ты об этом спрашивал? - спросил он, имея в виду вопросы, которые я
задавал ему в четверг. - С тобой что-то происходит, и ты не знаешь - что?
Будучи более не в силах носить все в себе, я принялся быстро и довольно сбивчиво
рассказывать ему о своей летней встрече с Мастером Чу. Альберт Филимонович
слушал очень внимательно. Я был несказанно удивлен тем, что он ни разу меня не
перебил, и даже столь характерная для него ироничная усмешка не появилась на его
лице ни в одном из эпизодов моего рассказа. Более того, чем дальше я
рассказывал, тем задумчивее делался его взгляд. Когда я закончил, Альберт
Филимонович неожиданно произнес:
И все-таки, Миша, ты - дятел...
Чего это?..
Так нелепо прохлопать ушами единственного в мире человека, который способен
тебе помочь... Ей-Богу, только ты на такое способен!..
Ну почему - прохлопать?! Последнее лето, что ли? Он там каждый год
околачивается... Ну, этим летом сглупил - следующим наверстаю...
Ничего ты не наверстаешь... Он тоже всего лишь человек, и для него трамваи по
улицам ходят, машины ездят и самолеты не всегда долетают до места назначения
точно так же, как и для всех остальных. И потом, здесь никогда ничего нельзя
наверстать. То, что упущено, упущено раз и навсегда...
Вы хотите сказать, что я потерял то время, в течение которого он жил в моей
бухте?
Нет. Такой вещи, как потерянное время, здесь тоже не существует. Все, что
происходит в этом мире, происходит именно тогда и так, когда и как должно
происходить. Так, как не может не происходить...
Тогда я вообще ничего не понимаю. Потерять время невозможно, но и наверстать
упущенное - тоже...
Несколько минут назад ты сам рассказывал, как он отзывался о логике, по
законам которой устроена игра, именуемая жизнью... С точки зрения формальной
логики - логики рассудка - реальная логика жизни абсурдна, ибо в ней нет такой
парадигмы взаимного исключения, как “или да, или нет”... Есть только “и да, и
нет”... Или “ни да, ни нет”... А еще - “ни да, ни нет, потому что и да, и
нет”... Ты не можешь потерять время, ибо каждое мгновение, которое ты, как
тебе кажется, теряешь, каким-то образом изменяет твое сознание, подготавливая
его к предстоящим ему в дальнейшем шагам... Однако, пытаясь наверстать
упущенное, ты осуществляешь совсем другие действия... Даже если они абсолютно
идентичны тем, которые ты мог совершить раньше, но не совершил, они -
другие... В других условиях, в другом времени... В другом состоянии твоего
сознания...
Он помолчал немного, а потом задумчиво произнес:
В другом состоянии сознания - вот главное отличие... В каждое последующее
мгновение нашей жизни мы - другие и потому не можем сделать то, что сделали бы
минутой раньше. Так что в этот раз ты все-таки прохлопал ушами свой шанс...
Но я думал, что он - шизик!
Ну что ты врешь? Теперь-то - зачем? А даже если в этом вополощении он - шизик,
то что?
Но ведь вы сами, ну, когда экстрасенс какой-нибудь там приходит, или раджа-йог
из Фастова, ну, в общем, вы же... Вы же их посылаете... э-э, туда...
Во-первых, посылаю не всех, а только тех, кто безнадежен... Таких, правда,
среди подобного рода публики - подавляющее большинство, однако это - совсем
Пирамида