превращалось в сущее наказание. И дело было даже не в звуковом барьере, его
самолеты переходили на больших высотах, и производимый при этом грохот достигал
барабанных перепонок тех, кто находился на земле, будучи уже значительно
ослабленным. Ужаснее всего были высший пилотаж и отработка захода на наземную
цель. В особенности тогда, когда у летчика хватало чувства юмора для того, чтобы
выбрать в качестве наземной цели отдельно стоящую палатку. Например, мою, так
как она всегда стояла отдельно... Но человек ко всему привыкает. И за десять лет
я привык к тому, что время от времени приходится мириться с раскалывающим небо
грохотом, который повсюду сопровождает тебя в течение нескольких часов два-три
раза в неделю.
Я выбрался из палатки. Он сидел внутри своего каменного круга, до пояса
высунувшись из спального мешка, и следил за тем, как самолет делает над морем
крутой вираж и устремляется к нам. Я стоял позади него и тоже наблюдал за
самолетом. Когда летчик, видимо, решил, что прицелился уже достаточно хорошо,
самолет взвился вверх. Двигатель дико взревел. Кажется, это называется “включить
форсаж”.
Вот зараза, не дал доспать, - пробормотал он и повернулся ко мне.
Я остолбенел. Ему опять было двадцать два. От вчерашней жуткой изношенности тела
не осталось и следа. И глаза его снова мерцали холодной сталью осеннего неба.
Ну ты даешь... - вот и все, что я сумел из себя выдавить.
Я же говорил тебе - просто расход энергии оказался слишком большим... А теперь
- все опять в норме. За ночь поднакачался... Вот зараза... - последние его
слова относились к самолету, который, завершив петлю Нестерова, снова заходил
на наземную цель, то есть на мою палатку.
Можно палатку свернуть, - сказал я. - Он тогда полетит в кого-нибудь другого
прицеливаться.
Да нет, зачем? Хамство следует пресекать на корню...
Интересно, каким это образом? У него - вон махина какая... Мимо пролетает - и
то жутко становится. Даже представить страшно, каково оно бывает, когда этакая
дура на тебя прет, из пушек и пулеметов палит да к тому же еще и ракетами
плюется... А ты говоришь - пресекать... Смешно слушать.
Ничего не сказав, он выбрался из спального мешка и, отойдя метров на тридцать в
степь, справил малую нужду. Потом вернулся, задумчиво посмотрел на самолет,
совершавший очередной заход, и, перекрикивая рев двигателя, сказал:
У него очень много слабых мест. Вся машина напичкана электроникой, без которой
не обойтись... И управляет этой, как ты говоришь, махиной обыкновенный
человек. И электроника, и человек - объекты в высшей степени уязвимые, если
знаешь, с какой стороны к ним подступиться...
Уязвимые-то оно, конечно, уязвимые, однако как ты можешь их сейчас уязвить?
Так, чтобы он убрался на базу...
На базу? А зачем - на базу? Пресекать - так пресекать! Хотя люди и техника -
это довольно сложно... Тренироваться лучше всего на погоде... Способность
целенаправлено воздействовать на погоду - это, так сказать, базовый уровень
искусства дистанционных волевых манипуляций. Люди и их творения защищены
интеллектом. Однако мы сейчас эту защиту попытаемся пробить...
Он встал и сделал несколько движений, подобных тем, которые выполнял, когда я
чуть было не свалился с обрыва. Потом сел рядом со мной и молча уставился в
землю. И тут что-то изменилось в пространстве. Сначала я не сообразил было, что
именно, а потом понял - рев двигателей прекратился. Самолет в это мгновение
находился в самой верхней точке петли Нестерова.
В состоянии мгновенно охватившего меня оцепенения я смотрел, как над морем
раскрылся парашют, и как самолет, еще немного пролетев в тишине, рухнул в степи
на вершину холма примерно в полутора километрах от нас. Я увидел взрыв и через
несколько секунд услышал его грохот.
Вот так. И все живы, - произнес он, и, заметив, что я собрался отправиться к
упавшему самолету, добавил: - Не нужно туда ходить. Перед тем, как
катапультироваться, он наверняка сообщил на базу. И минут через десять здесь
будет вертолет - за черным ящиком прилетят. Так что лучше тебе там не
околачиваться. Российские военные - народ непредсказуемый. А “СУ”, который
упал - объект секретный. Просидишь остаток отпуска в каталажке... Выяснение
личности и все такое прочее, неприятностей не оберешься. И потом, чего ты там
не видел - груды искареженного обгоревшего металла? Зачем она тебе?
Почему-то я счел его не очень-то веские доводы убедительными и к самолету не
пошел...
Мне даже в голову не пришло спросить его о моральной стороне события, свидетелем
которого я только что стал. Это может показаться странным - как-никак, этакую
матценность завалил ни за что, ни про что, только ради того, чтобы показать, кто
в доме хозяин... Но мне очень хотелось считать происшедшее простым совпадением.
А если так, то о какой моральной стороне может вообще идти речь? То же, что он
тешил себя иллюзией обладания способностью влиять на ход неподвластных
человеческой воле событий, было его собственным делом. И я не считал себя
достаточно компетентным в психиатрии, чтобы в это дело вмешиваться.
С другой стороны, я не мог хотя бы самым краем своего рассудка не признать
необычной точности соответствия случайного совпадения предварительно
сформулированному намерению... И потому мне не удавалось полностью отбросить
возможность наличия некоторой связи между его намерением “пресечь хамство” и
внезапной поломкой, которая оказалась настолько серьезной, что заставила летчика
заглушить двигатель и катапультироваться... Если же такая связь действительно
существовала, то, по моему ощущению, речь шла об уровне игры, на котором даже
человеческая жизнь - всего лишь фишка, и если она мешает более могущественной
фигуре сделать ход - пусть ради простого удовлетворения минутной прихоти - фишка
эта может быть запросто убрана с поля. Достаточно лишь развести несколько раз
руками и посидеть пару секунд, молча уставившись в землю... “Выживает
сильнейший”. Ну, а такие вещи, как матценности и деньги, исчисляемые миллионами
и даже миллиардами долларов, в этой игре - не более чем мусор, не заслуживающий
вообще никакого внимания... Я старался не думать о том, что, несмотря на всю
невероятность такого предположения, именно оно может оказаться единственно
верным, но все равно мне было не по себе. Нет, мне было просто страшно... Я
вдруг почувствовал, как из стройной управляемой объективными законами
распределения случайных событий саморегулирующейся системы причин и следствий
мир вдруг начал неумолимо превращаться в арену бесстрастных игрищ неких
сверхчеловеческих монстров, для которых все мы - бедные и богатые,
могущественные и убогие, сильные и слабые, больные и здоровые, честные и плуты -
всего лишь просто обыкновенные люди, жалкие и мелочные марионетки, лишенные
собственной воли невзрачные пешки, с головой погруженные в омут страстей и
прихотей, продиктованных волей кого-то другого - того, кто некоторым
непостижимым образом узурпировал право распоряжаться нашей судьбой ради своих
собственных игр и сражений, оставаясь при этом в тени или скрываясь под маской
ничем не примечательного одного из нас...
Завтракали мы в полном молчании. Я упорно старался не верить в то, что между
Пирамида