Иное и, возвращая его оттуда, принимается, в силу
своей социальной обусловленности, оборудовать из
своих (мизерных объективно, но грандиозных
субъективно) впечатлений эскалатор для своей со-
циальной значимости, имея в виду при этом как бы
облагодетельствование и просвещение всего остального
невежественного человечества. В последнем случае
одержимость происходит как следствие очень
глубокого и распространенного заблуждения:
происходит попытка внесения Иного в повседневный
социальный распорядок, что в принципе невозможно,
т.к. это — разделенные реальности. Социальная
доминанта власти и могущества, которая поддерживает
все формы повседневного человеческого сознания,
совершает здесь самую злую шутку. Индивидуум
безосновательно отождествляет восприятие неиз-
меримой мощи, сопровождающее внимание Иному, с
обретением им лично силы для своих амбициозных
манипуляций в сфере повседневной жизни. Стоит ли
объяснять, что такая грубейшая ошибка восприятия
имеет самые дурные последствия для очарованных
одной гранью истины, открывающейся им иногда и на
самом деле.
Однако интересна здесь другая вешь, бросающая свет
на причины многотысячелетнего процветания бредовых
описаний мира. Имеется в виду то, что, несмотря на
сказанное выше, история человечества создана в
огромной мере именно из подобных амбициозных
манипуляций полупрозревших-полуодержимых людей,
оставивших после себя чудовищное наследие в виде
иллюзорных описаний мира, религиозных и
оккультных, намерением которых является власть и
могущество.
На чем же основывается возможность подобных
манипуляций, все же являющихся реальностью
повседневной жизни, хотя они и не могут опираться на
Иное?
Вероятно, причина этого кроется и, в воображении, с
одной стороны, и в особенности человеческого
восприятия, связанной с его образностью, с другой.
Образы, которые вырастают между нами и Истиной
(Иным), в силу этих особенностей нетрезвого сознания,
обретают как бы полунезависимое от восприятия
существование (что является также иллюзией, т.к. вне
восприятия их не существует), и это как бы
самостоятельное от нас и от объектов истины их
существование немножечко пугает нас. До паранойи.
Естественно, что для личности, мало-мальски
чувствующей или знающей эти особенности
восприятия, не составляет очень большой трудности
манипуляция в своих корыстных целях восприятием
своих жертв, особенно если к тому же известны зоны их
страхов и вожделений. А они известны.
Еще одна из бытийных причин одержимости связана с
тем, что мир един. Это предполагает, что в какой-то
мере все вещи в нем каким-то образом связаны между
собой. Это действительно камень преткновения в
исследуемой нами проблеме, потому что именно в этой
зоне восприятия чаще всего и начинаются клинические
проявления нетрезвости. Именно эта сторона мира
воспринимается некрепким сознанием как провокация
для бредообразования и систематизации бреда. Итак:
все похоже на все, все имеет отношение ко всему, а
точнее, ко мне, а на самом деле — лишь к безмерному
или уязвленному самолюбию человека, к его страхам и
желаниям.
Практически это выглядит таким образом, что если
человек, например, уязвлен несчастной (безответной)
любовью, то, как бы он себя ни дурил, основной и
единственной доминантой его поисков в сфере
Неизвестного и в его понимании будет именно эта
самая безответная любовь к самому себе. Соответ-
ственно, на эту сильную доминанту из коллективного
несознательного в виде ярких образов и озарений,
«подтверждая все», стекаются все благоглупости,
изобретенные нетрезвым мистическим самосознанием
человечества на протяжении тысяч лет: и грехопадение
Адама и Евы, и Вавилонская Блудница, и Лилит, и
Анима, и алхимические свадьбы и т.п. Особенно
грустно складываются дела, когда весь этот хлам
воспринимается буквально, а, главное, понимается в
виде образов, как бы не зависяших от
воспринимающего. Тогда — кранты, пишем: про-па-ло.
Потому что всего этого просто нет. Не существует:
Изиды, Лилит, Короля Мира и т.д. Существует лишь
попытка натянуть на все мироздание презерватив своего
незрелого понимания, отягощенного к тому же
провалами в памяти и взлелеянным кретинизмом.
Вполне возможно, что начало преобладания и
последующее процветание материализма и формальной
экспериментальной науки после средневековья имело
эволюционной целью не столько накопление
формальных знаний, сколько обретение человечеством
качества трезвости, недостаток которого так остро
ощущался и продолжает ощущаться после
тысячелетнего торжества паранойи — того
мистического познания и практики, которое имело
своей основой намерение власти и могущество за чужой
счет.
Не стоит обольщаться как бы вполне осмысленными и