человека находится в его теле, но сознательная история жизни — в его словах. Если у него не
будет достаточных воспоминаний о своем опыте, то будет мало слов, чтобы описать его. Если у
него есть воспоминания, они будут переведены в слова, которые он сформулирует для себя,
скажет или напишет. В любом случае, если память переводится в слова, она принимает
объективную реальность, увеличивающуюся, когда слова выражаются. При моей личной терапии,
когда я увидел лицо своей матери, злобно смотрящей на меня за то, что потревожил ее своим
плачем, я громко сказал: «Почему ты злишься на меня? Я плачу только потому, что хочу к тебе». Я
пережил те же чувства, что и ребенок, но выразил их словами взрослого. Делая это, я точно
осознал оба чувства: обиды и шока от ее реакции. Зная это, я мог понять, почему позднее в жизни
я реагировал похожими чувствами шока и обиды, когда сталкивался с такой же реакцией на мое
желание достичь чего-то.
Выговариваясь, я делал предметными переживания как для себя, так и для моего слушателя,
Райха. Он также понимал переживания и разделял их со мной. Это делало их еще более
реальными, потому что если я забывал, он мог напомнить.
Вот отдельный пример. В курсе терапии человек открывает и рассказывает много забытых
переживаний, которые являются спрятанными частями личности. Возрождение воспоминаний на
телесном уровне обеспечивает чувство убежденности, которое нельзя достичь никаким другим
путем. Но рассказ их другому человеку придает им ощущение реальности, которое могут дать
только слова. Это накладывается на часть личности или тела, вовлеченного в переживания,
способствуя его интеграции в личность.
Чувства и переживания важны, потому что без них слова пусты. Но одного переживания
недостаточно. Человеку нужно неоднократно говорить о своих переживаниях, проникать во все их
нюансы и смысл, и делать их объективной реальностью в своем сознании. Если человек делает
это, то ему не нужно снова и снова оживлять сами переживания, чтобы сделать их эффективным
посредником для изменения. В этом случае слова пробуждают чувства и становятся уместной
заменой для действия.
Мне кажется, что разговор настолько важен в терапевтическом процессе, что я около половины
времени посвящаю разговору с пациентом. Иногда целые сессии проходят в обсуждении
поведения и позы и поиска их взаимосвязи в прошлым опытом. А некоторые разговоры всегда
сопровождаются работой с телом. Однако бывает время, когда я чувствую, что обсуждение
повторяется и ведет в никуда. Когда такое происходит, мы переходим к упражнениям,
направленным на достижение переживаний, о которых говорим.
Читатели, хорошо знакомые с моим неоднократным подчеркиванием прямой связи между
реальностью и телом, могут быть удивлены и смущены, когда я теперь заговорил о реальности
слов. Это замешательство неизбежно, если мы проигнорируем тот факт, что современный человек
имеет двойственное сознание, на что я указывал в предыдущей главе. Слова не имеют такого же
значения прямой действительности, как телесный опыт; их подлинной сущностью является связь
между чувствами, которые они выражают или пробуждают. Поэтому слова могут быть
нереальными, когда они полностью разобщены с чувствами. Для многих людей, особенно детей,
слова могут быть более мощным воздействием, чем удар.
Не только детей можно глубоко ранить словами. Мне кажется, мы все понимаем этот факт.
Высокосознательный человек выбирает свои слова осторожно, когда выражает критику или
отрицательный отзыв, чтобы предотвратить оскорбление чувства собственного достоинства
другого человека.
Слова могут как ранить, так и иметь положительное действие. Слова рекомендации или
похвала ценятся сильно. Одно дело почувствовать, что ваши усилия оценили; совсем другое —
услышать признание, выраженное словами. Даже тогда, когда человек чувствует, что его любят,
слышать такие слова, как «я люблю тебя», волнительно, приятно и делает человека более
богатым. Я могу привести много таких примеров: «ты прекрасна», «мой дорогой» и так далее.
Я могу только предполагать, почему слова имеют такую силу. Чувства субъективны; слова,
однако, имеют объективное качество. Их можно не услышать или не увидеть. Также они терпимы.
Все мы знаем, что нелегко сгладить последствия сказанного слова. Сказанное однажды слово,
кажется, сохраняется, некоторые могут звучать сквозь века. Слова Патрика Генри: «Дай мне
свободу или дай мне смерть», — сохранились как памятник человеческому характеру даже после
того, как человек и ситуация исчезли из памяти. Слова Шекспира имеют похожее бессмертное
качество.
Так как слова являются хранилищем опыта, они также служат для создания и формирования
будущего опыта. Когда мать говорит своей дочери: «Мужчины эгоистичны. Не доверяй им», — она,
во-первых, передает свой собственный опыт, а во-вторых, формирует будущий опыт общения
своей дочери с мужчинами. Совсем не обязательно добавлять приказ. Если просто сказать, что
мужчины эгоистичны или мужчинам нельзя доверять, то это будет иметь такой же эффект. Это то,
что мы называем обучением. Цель школы — передать прошлый опыт ребенку в основном в форме
слов и в этом же процессе создать будущие отношения ребенка с миром в соответствии с этим
опытом.
Я не могу углубляться в вопрос ценностей или помех, которые создает процесс обучения детей.
Институт обучения был необходим для развития нашей настоящей культуры. Предметом спора в
любой школьной программе является то, был ли правильно воспринят передаваемый опыт.
Конечно, в процессе обучения нередко встречаются искажения.
Мы соприкасаемся с силой слов при формировании опыта. Что произойдет с ребенком,
которому родители твердили: «Ты никогда ничего не делаешь правильно»? Этот ребенок до
некоторой степени будет всю последующую жизнь страдать от ощущения, что он никогда ничего
не делает правильно. Чувство некомпетентности будет присутствовать независимо от того, как
хорошо он устроился в жизни. Эти слова отпечатались в мозгу ребенка, и стереть их — непростая
задача.
Занимаясь психотерапией, я в большинстве случаев обнаруживал причины такого негативного
программирования. Одна пациентка рассказывала, как мать сказала ей: «Ни один мужчина никогда
не захочет тебя». И эти слова были как проклятие, лежащее на ней. Другой пример. Пациент
сказал мне: «Я не могу иметь друзей. Я ожидаю и хочу от людей слишком многого». Я знал, что
это действительно так, но не знал, почему он, зная это, упорствует в своих непомерных
требованиях. Как выяснилось в процессе терапии, пациент был убежден в том, что его мать
относилась к нему враждебно. Тогда я спросил у него: «Не слишком ли много ты требуешь от
матери, ведь она не является твоим врагом». Он тут же ответил: «Да, слишком много». Когда я
спросил: «Почему?», он сказал, что не мог иметь такую мать. Я указал ему на то, что в моем
вопросе стоял глагол требовать, и не иметь. Он ответил: «Моя мать всегда говорила, что я
слишком много требую».
Ребенок никогда не требует «слишком много». Он требует то, что хочет. «Слишком много»
является взрослой оценкой, которая служит для того, чтобы заставить ребенка почувствовать себя
виноватым только за то, что он требует. В результате чувство вины заставляет человека
требовать так много, что его могли отвергнуть! Отвержение поддерживает его чувство вины, и он
оказывается в порочном круге.
Силе одних слов можно противостоять только силою других. В новых словах должна
содержаться правда, они должны колокольным звоном отдаваться внутри пациента, чтобы
освободить его от связывающих слов. Это то, что мы делаем при работе над проблемой,
аналитически разъясняя, что, как и почему. Этот процесс приводит к тому, что аналитики называют
инсайт, что можно определить как «видеть искажения впечатлений».
Я не утверждаю, что только анализ и инсайт изменят личность. Существует другой важный
фактор, энергетический, который надо рассматривать на телесном уровне. Я убежден в том, что
изменение в личности может поддерживаться только тогда, если имеет в результате тщательной
работы над проблемами место достаточный инсайт.
Быстрое «излечение», которого добивался Райх, можно назвать магической трансформацией,
Пирамида