прилежно. Все остальное они возлагают па размышления и деятельность
ума.
Есть ряд других философов, которые, усердно и тщательно потрудившись
над немногими опытами, отважились вымышлять и выводить из них свою
философию, удивительным образом извращая и толкуя все остальное
применительно к ней.
Существует и третий род философов, которые под влиянием веры и
почитания примешивают к философии богословие и предания. Суетность
некоторых из них дошла до того, что они выводят науки от духов и
гениев. Таким образом, корень заблуждений ложной философии троякий:
софистика, эмпирика и суеверие.
LXIII
Наиболее заметный пример первого рода являет Аристотель, который
своей диалектикой испортил естественную философию, так как построил
мир из категорий и приписал человеческой душе, благороднейшей
субстанции, род устремления второго порядка; действие плотности и
разреженности, посредством которых тела получают большие и меньшие
размеры или протяженность, он определил безжизненным различием акта и
потенции; он утверждал, что каждое тело имеет свое собственное
единственное движение, если же тело участвует в другом движении, то
источник этого движения находится в другом теле; и неисчислимо много
другого приписал природе по своему произволу. Он всегда больше
заботился о том, чтобы иметь на все ответ и словами высказать что-
либо положительное, чем о внутренней истине вещей. Это обнаруживается
наилучшим образом при сравнении его философии с другими философиями,
которые славились у греков. Действительно, гомеомерии = у Анаксагора,
атомы = у Левкиппа и Демокрита, земля и небо = у Парменида, раздор и
дружба = у Эмпедокла, разрежение тел в безразличной природе огня и
возвращение их к плотному состоянию = у Гераклита = все это имеет в
себе что-либо от естественной философии, напоминает о природе вещей,
об опыте, о телах. В физике же Аристотеля нет ничего другого, кроме
звучания диалектических слов. В своей метафизике он это вновь
повторил под более торжественным названием, будто бы желая разбирать
вещи, а не слова. Пусть не смутит кого-либо то, что в его книгах °О
животных°, °Проблемы° и в других его трактатах часто встречается
обращение к опыту. Ибо его решение принято заранее, и он не обратился
к опыту, как должно, для установления своих мнений и аксиом; но,
напротив, произвольно установив свои утверждения, он притягивает к
своим мнениям искаженный опыт, как пленника. Так что в этом отношении
его следует обвинить больше, чем его новых последователей (род
схоластических философов), которые вовсе отказывались от опыта.
LXIV
Эмпирическая школа философов выводит еще более нелепые и
невежественные суждения, чем школа софистов или рационалистов, потому
что эти суждения основаны не на свете обычных понятий (кои хотя и
слабы, и поверхностны, но все же некоторым образом всеобщи и
относятся ко многому), но на узости и смутности немногих опытов. И
вот, такая философия кажется вероятной и почти несомненной тем, кто
ежедневно занимается такого рода опытами и развращает ими свое
воображение; всем же остальным она кажется невероятной и пустой.
Яркий пример этого являют химики и их учения. У других это вряд ли
встречается теперь, разве только в философии Гильберта. Но пренебречь
предосторожностью против такого рода философий не следует. Ибо я уже
предчувствую и предсказываю, что если люди, побужденные нашими
указаниями и распростившись с софистическими учениями, серьезно
займутся опытом, то тогда, вследствие преждевременной и торопливой
горячности разума и его стремления вознестись к общему и к началам
вещей, возможно, возникнет большая опасность от философий этого рода.
Это зло мы должны предупредить уже теперь.
LXVIII
Итак, об отдельных видах идолов и об их проявлениях мы уже сказали.
Все они должны быть отвергнуты и отброшены твердым и торжественным
решением, и разум должен быть совершенно освобожден и очищен от них.
Пусть вход в царство человека, основанное на науках, будет почти
таким же, как вход в царство небесное, °куда никому не дано войти не
уподобившись детям°.
Пирамида