сберегающий, а еще для того он надобен, чтоб хранители твои от тебя не
отреклись. Как с хранителями своими уладился -- одежу всю с девки снял
и в ванну ее, чтобы кровь-то по полу не разливать. Отчикал у нее
головку, кровь спустил, обмыл водицей, ну а потом, сам понимаешь,
покромсал ее всю, чтоб уварить можно было... Значит... Эй, сынку, чего
пот-то льешь, остынь!.. Очки, очки, плесни водицы Стефану, а то худо
ему. Слаб ты, ой слаб, милок, ни на что не годен, зря я только воду в
ступе толок. Ну, лучше? Лучше? Остынь! Все, хватит на сегодня, будя!
Кристо Ракшиев (дневники):
В столовой подсел к Фрейду. Фрейд -- прозвище одного из наших
психиатров, он научный сотрудник, специализируется, в основном на
психодиагностике. Фрейд апатично ковыряет салат, на столе стоит начатая
бутылка пива. Им можно, в отличие от нас...
-- Чего там старый пердун? -- столь же апатично, без интереса
спрашивает он у меня. Стоменова все почему-то называли исключительно
так. Я пожимаю плечами...
-- Одно да потому -- Никола велел, Никола сказал, Никола научил. То три
дня не жрет ничего, то до бабы сорок дней не притрагивается...
-- Ясно, -- скучает Фрейд.
-- А что ясно-то?
-- Старо как мир... Во многих оккультных школах ученикам советуют
хранить целомудрие, чтобы не тратить попусту свою энергию, -- Фрейд
вздыхает, опять берется за пиво.
-- А почему три, а не семь и не одиннадцать? Почему девять? Почему сорок?
Фрейд смотрит на меня с секундным любопытством. Потом этот интерес
возвращается к пиву.
-- Три, девять и сорок -- это поминальные христианские каноны.
-- А тринадцать?
Фрейд рассматривает содержимое бутылки, словно прикидывая, хватит ему
этого или нет.
-- У древних евреев число тринадцать и слово "смерть" писались одним знаком.
Я понимающе киваю головой.
-- Фрейд, слушай...
Он любит свое прозвище. Наверное, это ему очень льстит...
-- Фрейд, а правда, что когда Сталина из мавзолея выкинули, то золотые
пуговицы на кителе поменяли на латунные?
-- Есть такое дело, -- изрекает он.
Я вижу себя со стороны. Меня бьет озноб. Мне двенадцать лет, я стою у
могилы своей мачехи и -- плюю, плюю, плюю в ее камень, не в силах
остановиться. Я пинаю сухие комья земли, и они рассыпаются в пыльные
брызги...
Фрейд ушел. Толстая баба за стойкой размазывает разлитый кетчуп... Меня
тошнит. Мне страшно. Шестнадцатый день допроса...
Шестнадцатый день допроса (Советы):
Стоменов: -- Когда убиваешь человека, Сергей Дмитрич, правильнее всего
будет похоронить его по-особенному. Когда человек простой, случайно или
намеренно, другого человечка загубил -- он его прячет, и чаще всего,
как вы и без меня прекрасно знаете -- земле его предает. Схоронить так,
чтобы ни одна душа живая не узнала -- смотрите, как интересно, Сергей
Дмитриевич: вроде бы и спрятал, и похоронил одновременно. Только вот
какая оказия выходит -- кто то содеет, да и ума лишится от страха, или
там от ожидания кары какой то всемогущей, а кто-то ненависть лютую к
покойничку продолжает иметь. Но учил нас Никола -- если убить кого
хочешь -- без лютости душевной делай это, а к помершему тем более злобы
не храни. Могилки почитай, в них Сила для нас и хранителям нашим отрада
будет. А коли на тот свет спровадил, а схоронить возможности не имеешь
-- хранителям милость сделай, а милость эта у нас, Смертной Силы Магов,
выражается, Сергей Дмитрич, в танце нашем особенном...
Расскажу я тебе баечку одну, а ты сам прикидывай, сказка это али быль.
В двадцать втором году, когда я с Николой и Игнатием по Украине
бродили, подошел к Михаилу Ивановичу Калинину старичок один седенький,
метр с кепкой, по имени Василий. И говорит ему: "Ты, Михайло Иваныч,
меня послушай, потому как этот разговор тебе потом сгодится, жизню тебе
поберегет. А сказать я тебе хочу вот что: скоро помрет Ленин ваш,
Ульянов. Ты не дрыгайся, Михайло, а слухай спокойно. Так вот, схороньте
его особенно, как управителей многих древних хоронили, земле его не
предавайте, а сладьте избу ему почетную -- и Силу получите: кровавую
силу, но великую. А для тебя говорю особенно, Михайло, потому что
укроет тебя это от смерти случайной". Сказал это Василий Калинину, да и
след его простыл. И Михаил Иванович видимо, не забыл об этой встрече.
Ведь не спроста же, Сергей Дмитрич, политбюро еще осенью двадцать
третьего обсуждало вопрос о будущем захоронении Ленина. А кто предложил
Ульянова на особый манер захоронить? Да Михайло Иванович, кто же еще!..
Он первый эту мысль -- НАШУ МЫСЛЬ -- высказал, а Иосиф Виссарионович
поддержал ее горячо. И заметь, Дмитрич, товарищи Троцкий, Каменев и
Бухарин были против МЫСЛИ НАШЕЙ, считали, что Ленина нужно хоронить по
русскому обряду, земле предать... Ну, а теперь кумекай дальше: кто
Тэги:
Колдовство Чёрная магия
Скачать книгу [0.64 МБ]
Пирамида