забрался на холм и сделал так, как он предписывал.
Я спал только две или три минуты, но этого было достаточно, чтобы моя
энергия возобновилась. Мы приехали к центру города, где он попросил меня
ссадить его.
- Возвращайся, - сказал он, выходя из машины. - обязательно
возвращайся.
3. УТРАЧИВАНИЕ ВАЖНОСТИ САМОГО СЕБЯ
У меня была возможность обсудить свои два предыдущие визита к дону
Хуану с тем другом, который свел нас вместе. Его мнением было то, что я
теряю свое время. Я изложил ему до последней детали все наши разговоры. Он
считал, что я преувеличиваю и создаю романтический ореол тупой старой
развалине.
Однако, во мне было очень мало откликов для того, чтобы
романтизировать такого необычного старика. Я искренне чувствовал, что его
критика моей личности была серьезной подоплекой того, что он мне нравился.
Однако же, я должен был признать, что эта критика всегда была апропо /"к
месту"/ резко очерчена и правильна до последней буквы.
Стержнем моей проблемы на этот раз было нежелание признать то, что
дон Хуан способен разрушить все мои предубеждения о мире, и мое нежелание
согласиться с другом, который считал, что "старый индеец просто дурень".
Я чувствовал себя обязанным еще раз навестить его, прежде чем
составить о нем свое мнение.
Среда, 28 декабря 1960 года.
Как только я приехал к нему, он взял меня на прогулку в пустынный
чапараль. Он даже не взглянул на мешок с продуктами, которые я привез ему.
Казалось, он ожидал меня.
Мы шли в течение нескольких часов. Он не собирал, не показывал мне
никаких растений. Он учил меня, однако, "правильному способу ходьбы". Он
сказал, что я должен слегка подогнуть пальцы, когда я иду, для того, чтобы
я мог обращать внимание на дорогу и на окружающих. Он заявил, что мой
обычный способ ходьбы является уродующим, и что никогда не следует ничего
носить в руках. Если нужно нести какие-нибудь вещи, то следует
пользоваться рюкзаком или заплечной сумкой, или заплечным мешком. Его идея
состояла в том, что заставляя руки находиться в определенном положении,
можно иметь большую выносливость и лучше осознавать окружающее.
Я не видел причины спорить и подогнул пальцы так, как он сказал,
продолжая идти. Мое осознавание окружающего нисколько не изменилось, то же
самое было с моей выносливостью. Мы начали нашу прогулку утром и
остановились отдохнуть после полудня. Я обливался потом и хотел напиться
из фляжки, но он остановил меня, сказав, что лучше проглотить только один
глоток. Он сорвал немного листьев с небольшого желтого куста и пожевал. Он
дал немного листьев мне и заметил, что они прекрасны, а если я буду их
медленно жевать, то моя жажда исчезнет. Жажда не исчезла, но в то же время
я не чувствовал неудобств.
Он, казалось, прочел мои мысли и объяснил, что я не почувствовал
выгоды "правильного способа ходьбы" или же выгоды от жевания листьев,
потому что я молод и силен, а мое тело ничего не замечает, потому что оно
немного глупо.
Он засмеялся. Я не был в смешливом настроении, и это, казалось,
позабавило его еще больше. Он поправил свое предыдущее заявление, сказав,
что мое тело не то чтобы на самом деле глупое, но оно как бы спит.
В этот момент огромная ворона пролетела прямо над нами с карканьем.
Это меня испугало, и я начал смеяться. Я думал, что обстоятельства требуют
смеха, но, к моему великому удивлению, он сильно встряхнул мою руку и
заставил меня замолчать. У него было крайне серьезное выражение.
- Это была не шутка, - сказал он жестко, как если бы я знал, о чем он
говорит. Я попросил объяснения. Я сказал ему, что это неправильно, что мой
смех над вороной рассердил его, в то время, как мы ранее смеялись над
кофеваркой.
- То, что ты видел, была не просто ворона! - воскликнул он.
- Но я видел ее, и это была ворона, - настаивал я.
- Ты ничего не видел, дурак, - сказал он грубым голосом.
Его грубость была беспричинной. Я сказал ему, что я не люблю злить
людей, и, может быть, будет лучше, если я уйду, поскольку он, видимо, не в
настроении поддерживать компанию. Он неудержимо расхохотался, как если бы
я был клоун, разыгрывающий перед ним представление. Мое недовольство и
раздражение пропорционально росли.
- Ты очень жесток, - комментировал он. - ты принимаешь самого себя
слишком серьезно.
- Но разве ты не делаешь того же самого, - вставил я, - принимая
самого себя серьезно, когда ты рассердился на меня?
Он сказал, что сердиться на меня было самое далекое, что он только
мог придумать. Он взглянул на меня пронзительно.
- То, что ты видел, не было согласием мира, - сказал он. - летящая
или каркающая ворона никогда не бывает согласием. Это был знак!
- Знак чего?
- Очень важное указание насчет тебя, - заметил он загадочно.
В этот самый момент ветер бросил сухую ветку прямо к нашим ногам.
- Вот это было согласием! - воскликнул он, и, взглянув на меня
сияющими глазами, залился смехом.
У меня было такое чувство, что он дразнит меня, создавая правила
странной игры по мере того, как мы продвигаемся. Поэтому, ему-то можно
было смеяться, но не мне. Мое недовольство опять полезло наверх, и я
сказал ему все, что думаю о нем. Он совсем не был задет или обижен. Он
хохотал, и его смех вызывал во мне еще больше недовольства и раздражения.
Я подумал, что он намеренно ставит меня в дурацкое положение. Я тут же
решил, что с меня довольно такой "полевой работы".
Я встал и сказал, что хочу идти назад к его дому, потому что я должен
ехать в Лос-Анжелес.
- Сядь, - сказал он повелительно. - ты обидчив, как старая леди. Ты
не можешь сейчас уехать, потому что мы еще не кончили.
Я ненавидел его. Я подумал, что он неприятнейший человек.
Он начал напевать идиотскую мексиканскую народную песню. Он явно
изображал какого-то популярного певца. Он удлинял некоторые слоги и
сокращал другие и превратил песню в совершеннейший фарс. Это было
Тэги:
Шаманизм
Пирамида