спал, веточками и листьями. Затем он дал мне горсть листьев, чтобы я их
положил на кожу живота, и велел лечь и отдохнуть. Он подготовил другое
место для себя немножко слева от меня, примерно в полутора метрах от моей
головы и тоже лег.
Через какие-то минуты я начал ощущать растекающуюся теплоту и чувство
превосходного самочувствия. Это было ощущение физического удобства. Такое
ощущение, будто я был подвешен в воздухе. Я полностью мог согласиться с
доном Хуаном, что "постель из струн" будет поддерживать меня парящим. Я
сказал о невероятном качестве своих чувственных восприятий. Уверенным
тоном дон Хуан заявил, что для этой самой цели и сделана была "постель".
- Я не мог поверить, что это возможно! - воскликнул я.
Дон Хуан принял мое заявление буквально и укорил меня. Он сказал, что
устал от того, что я действую, как крайне важное существо, которому вновь
и вновь следует давать доказательства того, что мир неизвестен и чудесен.
Я попытался объяснить, что мое риторическое восклицание не имело
значения. Он заявил, что если бы это было так, то я бы выбрал другое
замечание. Казалось, он был серьезно раздражен из-за меня. Я наполовину
сел и стал извиняться. Но он засмеялся и, подражая своей манере говорить,
предложил целый ряд высокопарных риторических восклицаний, которые я мог
бы использовать. В конце концов я засмеялся над рассчитанной абсурдностью
некоторых из предлагаемых им альтернатив.
Он усмехнулся и мягким тоном напомнил мне, что я должен отрешиться от
себя и отдаться ощущению парения.
Убаюкивающее чувство мира и полноты, которое я испытывал на этом
заколдованном месте пробудило какие-то глубоко погребенные эмоции во мне.
Я начал говорить о своей жизни. Я признался, что я никогда не уважал и не
любил никого, даже самого себя, и что я всегда чувствовал себя врожденно
злым, поэтому мое отношение к другим всегда прикрывалось определенной
бравадой и наглостью.
- Верно, - сказал дон Хуан. - ты не любишь себя совершенно.
Он хохотнул и сказал, что он видел в то время, как я говорил. Его
рекомендацией было, что я не должен сожалеть ни о чем из того, что я
сделал, потому что выделять чьи-то поступки, как плохие, некрасивые или
злые, значило принимать на себя ничем не обоснованную важность.
Я нервно шевельнулся, и постель из листьев издала шуршащий звук. Дон
Хуан сказал, что если я хочу отдохнуть, я не должен раздражать свои листья
и что я должен подражать ему, то есть лежать и не делать никаких движений.
Он сказал, что в своем видении наткнулся на одно из моих настроений.
Какое-то время он колебался, видимо подыскивая подходящее слово и затем
сказал, что то настроение, о котором он говорит, являлось рамкой ума, в
которую я постоянно впрыгиваю. Он объяснил это, как своего рода ловчую
дверь, которая неожиданно открывается и проглатывает меня.
Я попросил его быть более точным. Он сказал, что невозможно быть
конкретным, говоря о "видении".
Прежде, чем я смог сказать еще что-либо, он велел мне расслабиться,
но не засыпать, и находиться в состоянии внимательности так долго, как
только смогу. Он сказал, что постель из струн сделана исключительно для
того, чтобы позволить воину прийти к определенному состоянию покоя и
хорошего самочувствия.
Драматическим тоном дон Хуан заявил, что хорошее самочувствие
являлось состоянием, за которым следует ухаживать, которое следует холить.
Состояние, с которым следует познакомиться для того, чтобы искать его.
- Ты не знаешь, что такое хорошее самочувствие, потому что ты никогда
не испытывал его, - сказал он.
Я не согласился с ним, но он продолжал настаивать, что хорошее
самочувствие является достижением, которое ищут сознательно. Он сказал,
что единственная вещь, которую я умел искать, - чувство дезориентации,
плохого самочувствия и замешательства.
Он издевательски засмеялся и заверил меня, что для того, чтобы
выполнить задачу, состоящую в том, чтобы сделать себя жалким, я вынужден
был работать самым интенсивным образом, и что большим абсурдом является
то, что я не понял возможности работать точно так же для того, чтобы
сделать себя цельным и сильным.
- Трюк состоит в том, на что человек делает ударение, - сказал он. -
мы или делаем себя жалкими, или мы делаем себя сильными. Количество работы
одно и то же.
Я закрыл глаза и опять расслабился, почувствовав, что парю. Какое-то
время мне действительно казалось, что я двигаюсь сквозь пространство, как
лист; хотя это было бесконечно приятным, ощущение напомнило мне каким-то
образом те времена, когда я бывал больным, когда у меня кружилась голова и
я испытывал ощущение вращения. Я подумал, что я чего-нибудь съел
нехорошее.
Я слышал, что дон Хуан говорит мне, но не делал никакого усилия
прислушаться. Я пытался умственно перебрать все то, что я съел за
сегодняшний день, но не смог заинтересоваться этим. Казалось, что это не
имеет значения.
- Следи за тем, как меняется солнечный свет, - сказал он.
Его голос был ясным. Я подумал, что он похож на воду, текучий и
теплый.
К западу небо было совершенно свободным от облаков, и солнечный свет
был захватывающим. Возможно, тот факт, что дон Хуан настроил меня, сделал
желтоватый отблеск вечернего солнца поистине величественным.
- Пусть этот отсвет купает тебя, - сказал дон Хуан. - прежде, чем
солнце зайдет сегодня, ты должен стать совершенно спокойным и
восстановленным, потому что завтра или послезавтра ты собираешься учиться
"неделанию".
- Учиться не делать что? - спросил я.
- Не думай об этом сейчас, - сказал он. - подожди, пока мы не
окажемся вон в тех горах.
Он указал на какие-то далекие, зубчатые, темные, угрожающе
выглядевшие пики на севере.
Четверг, 12 апреля 1962 года.
Мы достигли горной пустыни вблизи гор во второй половине дня. Вдалеке
темно-коричневые горы выглядели почти враждебными. Солнце было очень низко
над горизонтом и отсвечивало на западной поверхности отвердевшей лавы,
отсвечивая ее темную коричневатость раздражающими бликами желтых
отражений.
Я не мог отвести глаз. Эти пики были действительно гипнотизирующими.
К концу дня нижние склоны гор показались в виду. В горной пустыне
Тэги:
Шаманизм
Пирамида