"мистик-аскет, обладающий могуществом мага". - Прим. авт.), - ответил
Давасандюп, но, видя, что его ответ меня не удовлетворяет, мой любезный
толмач отправился поговорить с бродягой. Когда Давасандюп вернулся, он был
очень серьезен: "Это лама из Бутана", - сказал он, перипатетический* (*
Последователь философии Аристотеля. - Прим. ред.) отшельник. Он живет то в
пещерах, то в заброшенных домах, то в лесу. Теперь он остановился здесь на
несколько дней в небольшом монастыре по соседству.
Об этом бродяге я думала и после отъезда князя и его свиты. У меня
было еще время. Почему бы мне не пойти в "гомпа" (монастырь), где он
остановился? Может быть, я его встречу там. Почему у него был такой вид,
будто он издевался над Великим ламой и его прихожанами? Интересно было бы
это узнать.
Я сообщила о своем желании Давасандюпу, и он вызвался сопровождать
меня. Мы отправились верхом, и очень скоро доехали до монастыря,
оказавшегося просто большим деревенским домом. В Лха-канге (помещение, где
хранят изваяния богов) налджорпа восседал на подушке перед низеньким
столиком и заканчивал трапезу. Служка принес для нас подушки и предложил
нам чаю.
Теперь нужно было завязать беседу со странствующим отшельником, не
подававшим для этого ни малейшего повода: в ответ на наши учтивые
приветствия он только проурчал набитым рисом ртом. Я размышляла, с чего бы
начать, когда удивительный человек вдруг захохотал и произнес несколько
слов.
Давасандюп сконфузился.
- Что он говорит?
- Простите, - ответил толмач, - речь налджорпа иногда бывает
неучтивой... Я не уверен, следует ли мне переводить...
- Прошу вас. Я наблюдаю все и особенно то, что кажется
необычным.
- Тогда извините, - и Давасандюп перевел: "Чего нужно здесь этой
идиотке?"
Невежливая форма вопроса не очень меня удивила. Некоторые санниазны
(аскеты) в Индии намеренно оскорбляют заговаривающих с ними любопытных.
- Отвечайте ему, - сказала я Давасандюпу, - мы пришли спросить,
почему он насмехается над паломниками, подходившими под благословение
Далай-ламы.
- Преисполненные сознания собственной значительности и
значительности своих дел, - процедил налджорпа сквозь зубы, - насекомые,
копошащиеся в дерьме.
Интервью становилось забавным.
- А вы сами не погрязли в нечистотах?
Он громко захохотал.
- Тот, кто старается их обойти, увязнет еще глубже. Я валяюсь в
грязи, как свинья, превращая ее в золотой песок, в прозрачный ручеек.
Делать звезды из кала пса - вот настоящее созидание!
Мой собеседник положительно имел склонность к сравнениям из
скатологии.* (* Жанр литературы или шутки, имеющий отношение к аннальной
сфере. Прим. пер.) Он, по-видимому, предполагал, что таким языком и должен
разговаривать сверхчеловек.
- В конце концов, - сказала я, - разве набожные миряне не поступают
разумно, пользуясь пребыванием здесь Далай-ламы, чтобы испросить его
благословения? Они простые добрые люди, их ум не может возвыситься до
понимания высоких истин...
Налджорпа прервал меня:
- Для того чтобы благословение было действенным, - сказал он, -
дающий его должен обладать силой для передачи ее. Эту силу можно
использовать разными способами. Если Далай-лама владеет ею, то почему он
нуждается в солдатах для победы над китайцами или другими врагами? Разве он
не может сам изгнать из Тибета всех неугодных ему или окружить страну
невидимой непреодолимой преградой?
«Гуру, рожденный в цветке лотоса» (Падмасамбхава) имел эту силу, и
благословение его всегда нисходит на молящегося ему, хотя он живет теперь в
далекой стране Ракшасов. Сам я только смиренный его последователь, но все
же...
Смиренный последователь производил впечатление помешанного и, прежде
всего, не казался страдающим чрезмерным смирением. Его многозначительное
"но все же... " сопровождалось взглядом, очень красноречиво заканчивающим
оборванную фразу. Моему переводчику было, по-видимому, не по себе. Он
благоговел перед Далай-ламой и не любил, когда о нем отзывались
неуважительно. С другой стороны, человек, умеющий "мастерить звезды из
собачьего кала", внушал ему суеверный ужас. Мы собирались уже удалиться,
но, узнав от служки храма, что на следующий день налджорпа покидает
монастырь и снова отправляется странствовать, я вручила Давасандюпу для
ламы несколько рупий на покупку дорожных припасов. Ламе подарок не
понравился. Он отказался, говоря, что у него провизии больше, чем он в
состоянии нести.
Давасандюп счел должным настоять и направился к столу с намерением
положить деньги на стол возле ламы. Но не тут то было: не успел он сделать
и трех шагов, как зашатался, отлетел назад, будто от сильного толчка, и
ударился спиной о стену. При этом он вскрикнул и ухватился рукой за живот
под ложечкой.
Налджорпа поднялся и вышел из комнаты, посмеиваясь.
- Меня отбросил назад чудовищный удар кулаком в живот, - сказал мне
Давасандюп. - Лама разгневан, как его теперь умилостивить?
- Уйдем отсюда, - сказала я. - Лама тут ни причем, ваше
недомогание может быть вызвано нарушением сердечной деятельности. Вам нужно
будет посоветоваться с врачом.
Бледный и удрученный толмач ничего не ответил, и, как я ни старалась
его развлечь на обратном пути, мне так и не удалось рассеять его страхи.
На следующий день Давасандюп и я отправились в Гангток.
Вьючная тропа, по которой мы ехали, ведет вглубь Гималаев, в святую
Землю индусских преданий, заселивших ее мудрецами, чудотворцами, факирами и
божествами. Летние горные станции, построенные вдоль дороги иностранцами,
еще не успели заметно изменить ландшафт местности. В нескольких километрах
от больших отелей, где звучит джаз, девственный лес снова вступает в свои
права. Море блуждающих туманов затопило лес, и прозрачная армия деревьев в
длинных мантиях мертвенно-зеленого мха наплывает на путников, наводя на них
страх. От буйных зарослей джунглей в долинах до одетых горными снегами
вершин вся страна погружена в атмосферу неизъяснимой тревожной тайны.
Духовный мир так называемого буддистского населения Тибета созвучен