Уезжая из Даржилинга весенним свежим утром, когда розовые тучки
окутывали горы, могла ли я предвидеть, какие необычайные последствия будет
иметь эта поездка? Предвкушала только краткую прогулку и интересное
интервью. На самом деле для меня начались странствия, и мне суждено было
остаться в Азии более чем на десять лет.
В воспоминаниях о начале моего долгого пути Далай-лама является мне
гостеприимным хозяином: завидя у стен своего жилища путника, он спешит
указать ему вход в свои владения.
Вход этот был указан мне тремя словами: "Учитесь тибетскому языку".
Если верить подданным Далай-ламы, называющим его Всеведущим
("Тхамсчед мкиенпа"), владыка Тибета, давая мне совет, заранее знал, что
это повлечет за собой. Он сам открывал мне путь не только в Лхасу, к
запретному городу, но даже к еще менее доступным неведомым учителям,
мистикам и магам, нашедшим надежный приют в его сказочной стране.
В Калимпонге владетельный лама жил в просторном доме, принадлежащем
министру раджи Бутана. Чтобы придать резиденции ламы большую
величественность, от самой дороги к дому проложили подобие аллеи из двух
рядов высоких бамбуковых шестов с флагами, на которых было написано "Ом
мани падме хум!" или нарисован "небесный конь" в окружении магических
знаков. Национальный Тибетский флаг - золотой лев на пурпурном фоне - в то
время, мне кажется, еще не существовал.
Свита монарха в изгнании была многочисленной, а слуг насчитывалось
более сотни. Весь этот люд обычно предавался сладостному безделью,
оживляемому неумолчной болтовней. Спокойствие царило вокруг жилища Великого
ламы. Но в праздничные или приемные дни со всех сторон вдруг появлялась
хлопотливая, шумная толпа царедворцев и слуг. Они теснились в его дверях,
высовывались из окон, растекались по окрестностям, суетясь, волнуясь,
крича, и часто так мало отличались друг от друга в своих засаленных
одеждах, что чужеземцы легко делали досадные промахи и попадали в неловкое
положение.
Благопристойность, церемониал и пышное великолепие Поталы давно
миновали. Те, кому довелось видеть придорожный лагерь, в котором Владыка
Тибета ожидал, пока его подданные отвоюют ему трон, не могут иметь
представления о настоящем дворе в Лхасе.
Британские экспедиционные войска, силой проникнув на запретную
территорию и разгуливая по столице Тибета наперекор заклинаниям и чарам
самых страшных колдунов, вероятно, заставили, в конце концов, Далай-ламу
понять, что сила на стороне чужеземных варваров. Разнообразные изобретения,
какие он в дальнейшем имел возможность видеть во время путешествия по
Индии, по-видимому, также убедили его в умении этих варваров подчинять себе
и видоизменять природу. Но как бы то ни было, его уверенность в умственной
неполноценности белых оставалась непоколебимой. В этом он разделял мнение
всех азиатов - от Цейлона до северных пределов Монголии.
Жительница Запада, познавшая тонкости буддийского учения, была для
него непостижимым явлением. Если бы я вдруг испарилась во время беседы с
ним, он нисколько не удивился бы. Наоборот, именно осязаемость моей особы
его и поражала. Наконец Далай-ламе пришлось поверить очевидному. Тогда он
спросил о моем учителе: у меня, конечно, есть учитель, и он может быть
только азиатом. Далай-лама низвергнулся с облаков на землю, услышав, что
текст одной из наиболее почитаемых тибетскими ламами буддистских книг был
переведен на французский язык еще до моего рождения.* (*"Гиятчер ролпа" -
пер. Эд. Фуко, профессора в Коллеж де Франс. - Прим. пер.) Ему было трудно
допустить подобный факт, и поэтому он постарался преуменьшить его значение.
"Если, - сказал он, - какие-нибудь иностранцы действительно изучили наш
язык и читали наши священные книги, то, все равно, смысла их они понять не
могли".
Слова ламы предоставили мне удобный случай обратиться к нему с
просьбой. Я поспешила им воспользоваться: "Именно потому что, как
подозреваю, некоторые религиозные доктрины были истолкованы неправильно, я
и прошу вас просветить меня". Далай-лама отнесся к моей просьбе
благосклонно. Он не только ответил устно на мои вопросы, но позже передал
мне записку, где развивал некоторые из своих разъяснений.
Князь Сиккима и его свита скрылись из виду, и ничего другого не
оставалось, как сдержать свое обещание и готовиться к поездке в Гангток.
Между тем, меня преследовала другая идея.
Накануне мне пришлось присутствовать на церемонии благословения
Далай-ламой паломников. Это зрелище не имеет ничего общего с церемонией
папского благословения в Риме. Папа благословляет всю толпу верующих, а
более требовательные тибетцы желают получить благословение индивидуально. У
ламаистов существует три вида благословения в зависимости от степени
уважения ламы к благословляемому: возложение обеих рук на голову паломника
самый уважительный прием; прикосновение к его голове одной рукой считается
менее учтивым, причем здесь тоже имеются оттенки: например, можно
дотронуться двумя или только одним пальцем; наконец, на последнем месте
стоит благословение опахалом, когда лама касается головы верующего палочкой
с пучком разноцветных шелковых лент. Легко заметить, что при всех способах
благословения между ламой и благословляемым всегда осуществляется
непосредственный или косвенный контакт. Почему так необходим этот контакт?
У ламаистов "благословлять" не означает призывать милость Божью на людей
или на вещи, но сообщать им исходящую от благословляющего ламы спасительную
силу.
Толпы народа, собравшиеся в Калимпонге, чтобы коснуться лент
ритуального опахала в руке Далай-ламы, дали мне некоторое представление о
его высоком авторитете среди верующих. Шествие продолжалось уже несколько
часов, и я заметила, что вереница паломников состояла не из одних только
туземцев - ламаистов: в толпе было много непальцев и бенгальцев,
принадлежавших к индуистским сектам. Многие из присутствующих на церемонии
в качестве зрителей внезапно под действием какого-то оккультного влечения,
стремительно присоединялись к веренице богомольцев.
Пока я любовалась этим зрелищем, мне попался на глаза человек,
сидевший в стороне на земле. Его всклокоченная шевелюра была закручена в
виде тюрбана, как у некоторых факиров в Индии. Однако, черты лица
незнакомца ничем не напоминали индуса, а тело его покрывали засаленные
лохмотья ламаистского монашеского платья.
Оборванец положил свою котомку возле себя на землю и насмешливо
смотрел на толпу.
Я спросила у Давасандюпа, не знает ли он, кто этот гималайский
Диоген.
- Должно быть, странствующий "налджорпа"* (* Буквально: "тот, кто
достиг полного бесстрастия". Но в обычном понимании это слово означает
Пирамида