могло сложиться впечатление, что солнце периодически восстанавливает свои
силы за счет сжигания древесины священного дуба. Другими словами, дуб мог
представляться древним арийцам изначальным резервуаром тепловой энергии,
которая время от времени извлекалась из него для того, чтобы питать энергию
солнца. Но если жизнь дуба была заключена в омеле, семенем, или ядром, пламени,
добываемого путем трения кусков дуба, согласно этой теории, также должна была
быть омела. Итак, говоря более точно, не омела являлась эманацией пламени
солнца, а, напротив, само пламя солнца рассматривалось как эманация омелы.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что омела сверкала золотым огнем и
носила название Золотой ветви. Не исключено, впро^ чем, что омела, подобно жар-
цвету, приобретала золотистый оттенок только в установленные периоды прежде
всего в период летнего солнцестояния, когда с помощью древесины дуба зажигали
солнце. В Пулвербэтче в Шропшире еще на памяти этого поколения существовало
поверье, согласно которому дуб цветет в канун дня святого Иоанна, причем до
рассвета его цветы опадают. Девушке, которой не терпится узнать, кто станет ее
мужем, следует ночью расстелить под дубом кусок материи: утром она обнаружит
на ней немного пыли — все, что осталось от цветения дуба. Щепотку такой пыли
она должна положить себе под подушку, после чего ее будущий муж обязательно
явится ей во сне. Этот мимолетный дубовый цвет и был, если мы не ошибаемся,
омелой, которую называли Золотой ветвью. В пользу этой гипотезы говорит то
обстоятельство, что жители Уэльса, чтобы вызвать пророческие сны, кладут под
подушку ветку омелы, срезанную в канун дня святого Иоанна. Кроме того,
опадание воображаемого дубового цвета на кусок белой ткани является точным
аналогом процедуры, с помощью которой друиды подбирали настоящую омелу,
когда она, срезаемая золотым серпом, падала с дуба. Поскольку графство
Шропшир граничит с Уэльсом, вера в то, что дуб цветет в канун летнего
солнцестояния, если она не являлась составной частью первобытного арийского
культа, могла прийти сюда непосредственно из Уэльса. Мы уже знаем, что утром в
день святого Иоанна крестьяне в некоторых областях Италии отправляются искать
на дубовых деревьях «иоанново масло», которое, подобно омеле, исцеляет от всех
ран, а возможно, и является не чем иным, как омелой, только принявшей
сказочный облик. Теперь нетрудно догадаться, почему титул Золотая ветвь
применялся к ничем не примечательному с виду паразитарному растению, которое
к тому же имеет с Золотой ветвью лишь незначительное внешнее сходство. Теперь
выясняется и то, почему древние приписывали омеле способность тушить огонь, а
шведы до сих пор продолжают держать это растение в домах как патентованное
средство против пожара. Согласно принципам гомеопатической магии, огневая
природа омелы делает ее самым подходящим средством для борьбы с огнем.
Приведенные соображения отчасти объясняют то, почему Эней, герой поэмы
Вергилия, спускаясь в мрачное подземное царство, берет с собой знаменитую ветвь
омелы. Поэт описывает обширный темный лес, раскинувшийся у самых врат ада, и
то, как завлекаемый двумя голубями Эней все дальше углублялся в дебри этого
первозданного леса, пока сквозь тени деревьев не увидел мерцающий вдалеке
отсвет Золотой ветви, озаряющий переплетенные в вышине ветки деревьев. Если
омелу в печальных осенних лесах действительно представляют праматерью огня,
то что же иное мог захватить с собой одинокий путешественник, спускаясь во мрак
подземного мира, как не эту ветвь омелы, могущую осветить ему путь и послужить
посохом? С этой ветвью он мог бесстрашно выступить навстречу зловещим
призракам, подстерегающим его в этом рискованном путешествии. Поэтому, когда,
выйдя из лесу, Эней попадает на берега извилистого Стикса, медленно катящего
свои воды по болотистой низине, и Харон, угрюмый перевозчик, отказывается
переправить его в своей лодке на другой берег, герою достаточно было вынуть из-
за пазухи Золотую ветвь и поднять ее над головой. При виде ее угрюмый Харон
уступает и покорно принимает Энея на борт своего утлого суденышка, которое
оседает под непривычной для него тяжестью человеческого тела. До недавнего
времени омела, как мы знаем, почиталась как средство защиты от ведьм и троллей
(возможно, тем же магическим свойством наделяли ее древние). Однако, если — во
что верят современные крестьяне — с помощью этого паразитарного растения
можно отпирать любые замки, почему не могло оно послужить в руках Энея
сказочным «Сезам, отворись» и распахнуть перед ним врата смерти?
Теперь мы можем догадаться о причинах, по которым не-мийского жреца Вирбия
стали смешивать с солнцем. Если Вирбий, как мы пытались показать,
действительно был духом дерева, деревом этим, должно быть, был дуб, на котором
растет Золотая ветвь. Дело в том, что, если верить преданию, Вирбий был первым
Царем Леса. В качестве духа дуба он, видимо, периодически наполнял солнечные
лучи новой энергией, и по этой причине его легко могли перепутать с самим этим
светилом. По той же причине о Бальдере, являвшемся духом дуба, сообщают, что
он был «прекрасен лицом и от него исходило сияние», из-за чего этого бога
нередко принимали за солнце. И вообще в первобытном обществе, где огонь
добывали исключительно трением, он по необходимости представлялся дикарю
подобным древесному соку, заключенному в стволах деревьев и извлекаемому
оттуда с затратой значительных усилий. По поверью индейцев-сеналов (штат
Калифорния) , «весь мир был когда-то огненным шаром, а от него огненная стихия
перешла на деревья. Поэтому, если потереть друг о друга два куска дерева,
появляется «огонь». Равным образом майду из штата Калифорния полагают, что
«первоначально земля была шаром из расплавленного вещества, и от нее через
корни огненная стихия проникла в ствол и ветви деревьев, откуда индейцы и
извлекают ее при помощи специальных буров». На Намулуке, одном из
Каролинских островов, существует предание, что искусству добывания огня людей
научили боги. Хитроумный хозяин пламени бог Олофает дал огонь птице мви и
приказал ей отнести его в своем клюве на землю. Эта птица стала перелетать с
дерева на дерево, так что дремлющая сила пламени передалась древесине, откуда
люди могут извлекать ее при помощи трения. В древних ведических гимнах
говорится, что бог огня Агни, подобно семени, «родился в лесу или был
распределен среди растений. Известно также, что он проник во все растения, во
всяком случае предпринял такую попытку. Тот факт, что Агни именуют семенем
всех растений и деревьев, также может служить косвенным свидетельством того,
что огонь добывается в лесах путем трения веток деревьев».
Первобытный человек, естественно, считает дерево, пораженное ударом молнии,
начиненным вдвое или втрое более сильным огненным зарядом, чем обычное
дерево, ибо то, как в его ствол ударяет вспышка молнии, он видел своими глазами.
Видимо, этим объясняется большое число предрассудков, относящихся к деревьям,
пораженным ударом молнии. Когда индейцы реки Томпсон из Британской
Колумбии хотели поджечь дома своих врагов, они выпускали в них стрелы,
сделанные из древесины дерева, пораженного молнией, или привязывали к стрелам
щепки от такого дерева. Крестьяне-венды из Саксонии никогда не сжигают
древесину деревьев, пораженных молнией, в печах. Таким топливом, уверяют они,
и дом спалить недолго. Точно так же тонга из Южной Африки не разжигают огонь
древесиной такого дерева и не греются у растопленного таким деревом костра.
Напротив, когда от удара молнии загорается дерево, винамванга из Северной
Пирамида