афинской с богом виноградной лозы, брак римского царя с богиней дуба, должно
быть, был направлен на то, чтобы, сообразно принципу гомеопатической магии,
ускорить рост растений. Нет сомнения, что древнейшей из двух форм обряда
является римская; задолго до того, как пришельцы с севера увидели виноградники
на побережье Средиземного моря, их предки устраивали браки бога дерева с
богиней в обширных дубовых лесах Центральной и Северной Европы. Леса эти в
современной Англии большей частью исчезли, но в деревнях на зеленых лужайках
на сельских праздниках Мая все еще разыгрывается отдаленное подобие
священного брака
Глава XIV
ПРЕСТОЛОНАСЛЕДИЕ В ДРЕВНЕМ ЛАЦИУМЕ
В ходе предшествовавшего обсуждения мы пришли в отношении римских царей,
чьи жреческие функции были унаследованы царями священных обрядов, к
следующим выводам: они были представителями и даже воплощениями Юпитера,
великого бога неба, грома и дуба, и в этом качестве, как и многие другие
властители погодных явлений в других частях света, вызывали дождь, гром и
молнию на благо своих под-. данных. Но этот царь не просто подражал богу дуба
ношением дубового венца и других символов своего божественного
происхождения — он был женат на нимфе дуба Эгерии, которая была не более как
местной разновидностью Дианы, богини лесов, вод и деторождения. Эти выводы, к
которым мы пришли преимущественно на основе анализа свидетельств римских
авторов, могут быть приложимы и к другим латинским общинам. В старину они
также имели, вероятно, собственных божественных царей-жрецов, религиозные
функции которых — но не их светская власть — позднее перешли к их
преемникам, царям священных обрядов.
Но неразрешенным остается еще один вопрос: каким был порядок
престолонаследия у племен древнего Лациума? Прежние гласит, что было всего
восемь римских царей. В существовании пяти из них, во всяком случае, едва ли
можно усомниться, так как история их правления в основном подтверждается
фактами. Но вот что любопытно. Хотя относительно первого римского царя,
Ромула, известно, что он происходил из Альбанской царской династии, в которой
царство передавалось по наследству по мужской линии, ни у одного из
последующих римских царей трон отца не унаследовал сын. Между тем у
некоторых из них были сыновья и внуки. Кроме того, один из царей был в родстве
со своим предшественником не по отцовской, а по материнской линии, а остальные
трое — Таций, Тарк-виний Старший и Сервий Туллий — имели наследниками
своих зятьев иностранного происхождения. Все это свидетельствует в пользу того,
что право наследования передавалось по женской линии и титул царя переходил к
иностранцам, которые женились на дочерях царя. На языке этнографии это
означает, что престолонаследие в Риме, а возможно, и во всем древнем Лациуме
подчинялось правилам, которые выработало первобытное общество во многих
частях мира: экзогамии, матрило-кальности поселения
------------------------
В оригинале употреблен термин «bееnа», который в настоящее время устарел.
и счету родства по женской линии. Экзогамией называется правило, которое
обязывает мужчину жениться на женщине другого клана; матрилокальностью
поселения называется правило, в соответствии с которым мужчина должен
оставить свой родной дом и поселиться с родственниками жены; счетом родства по
женской линии называется система родства и передачи родового имени не по
мужской, а по женской линии. Если престолонаследие в древнем Лациуме
действительно регулировалось этими принципами, то перед нами открывается
следующая картина. Политическим и религиозным центром каждой общины был
неугасимый огонь царского очага, попечение о котором было делом девственниц-
весталок из царского рода. Царем становился мужчина из другого клана — может
быть, даже из другого города и другого народа,—• который женился на дочери
своего предшественника и благодаря ей получал царство. Дети, которых он от нее
имел, наследовали не его, а ее имя; дочери оставались дома, а возмужавшие
сыновья пускались в путь, женились и селились в стране своей жены в качестве
царей или простолюдинов. Все или некоторые из дочерей, наподобие девственных
весталок, в течение некоторого времени посвящали себя попечению об огне очага;
со временем одна из них могла стать женой преемника своего отца.
Преимуществом этой гипотезы является то, что она объясняет темные стороны
истории царской власти в Лациуме простым и естественным образом. Она делает
более понятными предания, повествующие о том, что латинские цари рождались от
матерей-девственниц и отцов божественного происхождения. Эти предания за
вычетом элементов преувеличения означают не более как то, что женщина
зачинала ребенка от неизвестного мужчины. Неопределенность отцовства лучше
совместима с системой родства, которая не считается с фактором отцовства, чем с
системой, которая делает его фактором первостепенной важности. Если при
рождении римских царей отцы их действительно не были известны, то это
свидетельствует либо о половой распущенности, существовавшей в царских семьях
вообще, либо об ослаблении правил морали в особых случаях, когда женщины и
мужчины на время возвращались к половой распущенности прежних времен. На
определенных стадиях развития общества такие сатурналии составляют обычное
явление. В нашей собственной стране пережитки их долгое время давали о себе
знать в майских, троицких и даже в рождественских обрядах. Отцом детей,
которые рождались от более или менее беспорядочного полового общения,
характерного для праздников такого рода, естественно, считался бог, которому
соответствующий праздник был посвящен.
Интересно, что в Риме празднества, сопровождавшиеся весельем и пьянством,
справлялись плебеями и рабами в день летнего солнцеворота и ассоциировались, в
частности, с огне-рожденным царем Сервием Туллием, пользовавшимся
расположением богини Фортуны, любившей Сервия, как Эгерия — Нуму.
Народные развлечения на этом празднестве включали в себя соревнования в беге и
в гребле; на Тибре красовались оплетенные гирляндами лодки, в которых
молодежь большими глотками отхлебывала вино. Этот праздник был чем-то вроде
летних сатурналий, соответствующих настоящим сатурналиям, которые
приходились на середину зимы. Нам предстоит убедиться, что великий летний
праздник в современной Европе был прежде всего праздником любви и огня: одной
из его основных черт было соединение возлюбленных, которые рука об руку
перепрыгивали через костры или перебрасывали друг другу цветы через языки
пламени. Множество символов любви и брака связано с цветами,
распускающимися в это таинственное время года, время роз и любви. Все же
невинность и прелесть этих праздников в наше время не должны скрыть от нас
того обстоятельства, что когда-то они были отмечены более грубыми чертами,
которые, возможно, и составляли их сущность. У эстонских крестьян, например,
эти черты просуществовали до начала XX столетия. Следует особо отметить одну
особенность празднования летнего праздника в Риме: обычай каг; тания по реке на
оплетенных цветами лодках. Он доказывает, что летний день был в некотором
смысле водным праздником. До самого нового времени вода играла в обрядах