окунуться в море и не намокнуть.
Но и уходя из мира, убегая из городов в пустыни и дебри, либо отделяясь от мира
монастырскими стенами, благочестивые спасатели душ встречали Сатану и там, да
еще и более лукавым и жестоким. На святых он нападал с особенною силою по тому
же рассуждению, по которому Бог больше радуется одному раскаянному грешнику, чем
девяти праведникам. Обратно, соблазн монаха в демоническом мире ценится гораздо
выше, чем величайшее зло, произведенное в обществе мирских людей.
В свете он одолевал искушением по мелочам - вкрадчивым, постоянным, ежеминутно
житейским. В пустыне искушение наплывало бурным натиском, подобно горячечному
пароксизму. В свете оно было более внешним, в пустыне или затворе оно делало
своим орудием самого человека - живую энергию организма, требующего нормального
отправления физиологических потребностей и, при отказе, тоскующего, томящегося,
тянущего на грех.
Св.Антоний говорит: 'Кто живет в пустыне и в безмолвии, тот свободен от трех
искушений: от искушения слуха, языка и взора; одно только у него искушение - в
сердце'.
Отшельник не был в пустыне один. Дьявол со всеми соблазнами составлял там ему
компанию. Он зорко следил за каждым, хотя бы малейшим поводом к грехопадению и
быстро им пользовался. Если Бог приставил к каждому человеку ангела-хранителя,
то Сатана точно так же приставил демона-искусителя. Ангел - справа, дьявол -
слева (в этом смысл плевания через левое плечо).
Не всякое время и не всякое место одинаково удобно демонам для искушения.
Любимое их время, конечно, ночь, когда к людям подкрадывается усердный союзник
Дьявола, сон, и ослабляет волю и разум пред влиянием еще не погасших в памяти
впечатлений и воспоминаний дня. Отшельники боялись сна, как дьявольского
наваждения, и считали необходимым спать как можно меньше.
В бесконечном множестве и разнообразии искушений Дьявол никогда не чуждается
средств простых и грубых, действуя на психологию минуты. Св.Антонию, бывшему
богачу, Сатана бросает под ноги слиток серебра, чтобы напомнить о покинутых
богатствах. Изголодавшемуся св.Илариону он подставляет вкусные кушанья.
Св.Пелагею, бывшую антиохийскую актрису и куртизанку, когда она заключилась в
келью на Масличной горе. Дьявол дразнил любимыми ею прежде драгоценностями:
перстнями, ожерельями, запястьями. Эти ложные признаки вещей исчезали так же
быстро, как появлялись. Если простые средства не действовали, Дьявол переходил
все к более и более сложным, превращая смену галлюцинаций в великолепные
спектакли ужаса, роскоши, смеха, сладострастия. Св.Илариона бес пугал волчьим
воем, визгом лисиц; звери скакали и прыгали вокруг него, их сменяли сражающиеся
гладиаторы, либо умирающие, которые, корчась у ног святого, молили его о
погребении. Однажды ночью его оглушили плач детей, блеяние стад, мычание быков,
рыкание львов, вопль женщин, - великий шум, как бы от военного лагеря. Едва он
крестом прогнал это чудо, как вот, новое: летит на него, при лунном сиянии,
военная колесница, запряженная бешеными конями. Святой произносит имя Христово.
Колесница проваливается сквозь землю.
Самыми тяжкими видами бесовского искушения были - влечение любви, стремление в
мир, духовная гордость и сомнение в вере.
Христианство прокляло плоть, покрыло позором любовь. Акт любви, олицетворенный в
эллинизме самыми яркими и красивыми божествами Олимпа, христианство объявило
зловредною гнусностью. Безбрачие для христианина состояние, гораздо высшее
брака, а целомудренное воздержание - одна из основных добродетелей. 'Угасни, бог
любви, жизни и света! Надень капюшон монаха. Девы, будьте монахинями. Жены,
станьте холодными сестрами...'
Природу насилуют, церковь отталкивает женщину с отвращением, как нечистое
животное, сатанинскую змею, как воплощение вечной гибели мужчины. Фанатичный
безумец Пьетро Дамиани объезжает всю Италию, и в бесчисленных проповедях,
обрушивается на женщину : 'C'est а vous, que je adresse, ecume de paradis, de Satan, poison des ames, glaive
des coeurs, huppes, bijoux, chouettes, , sangsues insatiables... '(К вам я обращаюсь, отверженные рая, соблазн
Сатаны, яд душ, меч сердец, долгогривые, прелестницы, совы, волчицы, ненасытные
пиявки. - фр.). Теологи объявили, что надо подальше держаться от женщины, так
как земля достаточно населена и все равно скоро погибнет, а Петр Ломбартский
устанавливает, как основное положение, что брак есть грех, в крайнем случае,
допустимый.
Весьма часто с целью плотского искушения Дьявол сам принимал вид женщины и
являлся в пустыню либо заблудившуюся красавицей, либо грешницею, ищущею
покаянья, либо благочестивою девицею, жаждущею тоже приобщиться к аскетическим
подвигам. По человеколюбию или слишком твердой уверенности в своей добродетели,
пустынножитель принимал обманную деву в тесной своей келейке и обыкновенно в
самом непродолжительном времени погрязал в грехопадении. Истории этого рода
бесчисленны. Часто демону мало уронить инока в запретнейший из грехов, ему еще
надо насмеяться. Например, как только отшельник заключал красавицу в свои
объятия, демон исчезал, оставляя незадачливого святошу в смешной и непристойной
позе.
Но чаще всего бес, искушая пустынника, не заходил в соблазнах своих до такого
яркого реализма, что подсыл женщин или собственное воплощение в женщину, а
довольствовался тем, что будил и раздражал желания, не находящие удовлетворения.
Тех, которым Дьявол не умел нанести никакого другого вреда, он мучил
сладострастными снами и ночными галлюцинациями. Бессознательный и,
следовательно, безответственный грех такого рода не мог быть опасен сам по себе,
но наводил уныние, как симптом дурного общего состояния отравленной души, и
развращал ум воспоминанием о развратном видении. Словом, от страстных помыслов
нельзя было уйти даже в пустыне.
Церковь запрещает малейшие проявления страсти. Каждая страсть имеет своего
демона; если убивают страсть, убивают демона.
Жизнерадостность тоже была плодом деятельности Дьявола. Насколько бесоугоден
смех, настолько же богоугодны слезы. Хорошие монахи никогда не смеялись, но
часто плакали. Ибо человек пришел в мир терпеть наказание, а не радоваться.
Теперь церкви оставалось еще справиться с разумом. Если раньше запрещалось
исследовать естество Бога, то теперь, вообще и во всем, запрещали прибегать к
разуму. Не было ни одного образованного человека, над которым не тяготело бы
обвинение в волшебстве. Победившее христианство хотело и надеялось совсем добить
врага. Запрещается придумывать что-либо новое, творить новое. Запрещается
вводить новшества в богослужение. Налагается запрет на вдохновение.
Другое любимое искушение Дьявола - возбуждение гордости и самодовольства -
бывает причиною тех его явлений, когда он осмеливается брать на себя вид святых,
Пирамида