до вершины, он оставил после себя вереницу петель, которые теперь давали
ему возможность двигаться по всей высоте дерева в полной безопасности.
Вниз он спустился так же проворно, как и поднялся вверх.
- Убеждайся в том, что все узлы, которые ты завязываешь на веревках,
надежны, - сказал он. В этом деле нельзя допускать серьезных ошибок.
Незначительные оплошности исправить легко, но одна грубая ошибка - и тебе
конец.
- Боже мой, неужели мне придется заниматься тем, что ты только что
показал? - спросила я с нескрываемым удивлением.
И дело было вовсе не в том, что я по-прежнему боялась высоты. Мне
просто казалось, что у меня не хватит терпения завязать столько узлов и
постоянно цеплять и расцеплять карабины. Ведь даже для того чтобы
научиться подниматься на дерево с помощью приспособления, в котором я
когда-то проснулась, мне понадобилась длительная практика.
Эмилито утвердительно кивнул и весело засмеялся.
- Это будет для тебя серьезным испытанием, - заметил он. - Но когда
ты научишься висеть уверенно, не сомневаюсь, что ты убедишься в том, что
игра стоила свеч. Тогда узнаешь, что я имел в виду.
Он дал мне в руки моток веревки и терпеливо показал, как завязывать и
развязывать узлы. Кроме того, он научил меня надевать на веревку куски
резинового шланга для того, чтобы веревка не повреждала кору деревьев,
когда я охватывала ею ветку, делая очередную петлю. Я узнала, как
упираться в ствол ногами, чтобы сохранять равновесие, и как миновать
гнезда птиц, если они попадутся на моем пути.
В течение последующих месяцев я работала под его постоянным
руководством и не поднималась выше самых низких веток. Когда я научилась
обращаться со снаряжением и уверенно двигаться, сохраняя равновесие, кожа
на руках у меня так затвердела, что перчатки были больше не нужны, Эмилито
разрешил мне подниматься на более высокие ветки. Я тщательно отрабатывала
на них те же маневры, которые до этого изучала на нижних ветках. И вот
однажды совершенно неожиданно для себя я поднялась на самую вершину
дерева, по которому училась лазить. В этот день Эмилито подарил мне то,
что по его словам было самым ценным подарком. Это был комплект, состоящий
из трех защитного цвета полевых комбинезонов и соответствующих им по
раскраске кепок. Очевидно, он купил его на каком-нибудь складе армейского
обмундирования в Штатах.
Нарядившись в лесные тона, я жила в роще высоких деревьев, которая
находилась перед фасадом дома. Я спускалась на землю лишь для того, чтобы
сходить в туалет, или для того, чтобы изредка отобедать с Эмилито. Я
взбиралась на каждое дерево, которое мне нравилось, при условии, конечно,
что оно было достаточно высоким. Было всего несколько деревьев, на которых
я не побывала: среди них были очень старые, для которых мое присутствие
оказалось бы вторжением, и очень молодые, которые еще не были столь
крепкими, чтобы выдерживать мое движение на веревках.
Я предпочитала молодые и сильные деревья, потому что они вселяли в
меня бодрость и оптимизм. Однако общение с некоторыми из тех, что были
постарше, было тоже приятным мне, потому что им было что мне рассказать.
Однако Эмилито разрешал мне ночевать только на одном дереве - на том, где
находился домик, потому что лишь оно было оснащено громоотводом. Я спала
на платформе в домике, в кожаном приспособлении, а иногда просто
пристегнувшись к какой-нибудь ветке по собственному выбору.
Некоторые из моих излюбленных веток были толстыми и без сучков. Я
часто лежала на них, глядя вниз. Положив голову на небольшую подушечку,
которую л везде носила с собой, я обнимала ветку руками и ногами,
оставаясь при этом в неустойчивом, но очень приятном положении. Конечно
же, я всегда следила за тем, чтобы вокруг талии у меня была повязана
веревка, надежно зацепленная за одну из верхних веток, на тот случай, если
я потеряю равновесие или усну.
Чувства, которые я питала по отношению к деревьям, невозможно
описать. Я была уверена, что проникаюсь их настроениями, знаю точно их
возраст, привычки и ощущения. Я научилась общаться с деревьями с помощью
импульсов, которые исходили изнутри моего тела. Часто наше общение
начиналось с пробуждения во мне искренней симпатии, приближающейся по
глубине к той, которую я чувствовала по отношению к Манфреду. Эта симпатия
всегда появлялась во мне неожиданно и непринужденно. Тогда я начинала
чувствовать их корни, уходящие в землю. Я знала, хотят ли они пить и какие
корни достигают подземных источников влаги. Я могла сказать, что значит
протягивать ветви навстречу свету, ожидать восхода солнца, намереваться
увидеть его, чувствовать тепло, холод и бурю с громом и молнией. Я узнала,
что значит никогда в жизни не сходить с одного места. Что значит молчать,
ощущать через кору и впитывать свет листьями. Я вне всяких сомнений знала,
что деревья могут страдать и что, как только общение с ними наладилось,
они изливают на человека свою ласку и нежность.
Сидя на толстой ветке и прижимаясь спиной к стволу дерева, я
занималась вспоминанием, которое приобрело теперь всецело иное качество. Я
могла припомнить мельчайшие подробности своих прошлых переживаний, не
боясь оказаться в плену у отвлекающих эмоций. Я могла громко смеяться над
тем, что раньше было очень болезненным для меня. Я обнаружила, что никакие
воспоминания не вызывают во мне чувства жалости к себе. Теперь я видела
все в ином свете, не как закомплексованная городская жительница, которой я
когда-то была, а как свободная и беззаботная живущая на дереве, которой я
стала.
Однажды вечером, когда мы ели плов, который я приготовила из кролика,
Эмилито удивил меня тем, что завязал очень оживленный разговор. Он
попросил меня не уходить после ужина, потому что у него было что мне
сказать. Это было столь на него не похоже, что я просто сгорала от
Пирамида