клетки грустным мечтательным взглядом.
-- Я работаю как лошадь, -- сказал Эфраин громко и ясно. -- Я не
только доставляю товар, я нахожу покупателей на ваши ручки. -- Он
игнорировал ее попытку перебить его. -- А вы не хотите дать мне одну
ручку.
-- Я не буду говорить, как нехорошо ты поступаешь, -- капризно
сказала она. -- Я из сил выбиваюсь, пытаясь вдолбить тебе то, что
начало любого бизнеса требует каких-то жертв. -- Она вышла на
балкон. -- Очень скоро я дам тебе не только ручку и комиссионные, я
сделаю тебя партнером. -- Она остановилась перед ним. -- Я деловая
женщина. Представь, эти ручки будут в каждом доме по всей стране.
Эфраин, мы продадим их каждому грамотному человеку в этом
государстве.
Она отошла от него и оперлась на перила. -- Взгляни на эти холмы! --
крикнула она. -- Посмотри на эти хижины! -- взмахом руки, от
которого затрепетали широкие рукава ее халата, она описала
панораму перед собой. Улыбка засияла на ее губах, она повернулась к
нему. -- Подумай об этих лачугах на холмах. Какие возможности! Мы
продадим ручки всем, кто может писать. А те, кто не могут, вместо
того, чтобы ставить крестик каждый раз, когда им нужно подписать
документ, будут штамповать свое полное имя на любой бумаге, где
необходима их подпись. -- Она захлопала в ладоши в детском восторге
и, присев возле него, сунула руку в карман. -- Это, -- утвердительно
произнесла она, доставая свою позолоченную ручку, -- идеальное
решение всех проблем! -- она осторожно отвинтила колпачок и, нажав
небольшой выступ на конце авторучки, проштемпелевала каждый
пакет, а затем гордо прочла свое имя и адрес, которые вмиг
отпечатались фиолетовыми буквами. -- Сотни людей живут в этих
хижинах. И я знаю, что они все захотят такие ручки. -- Она коснулась
его руки. -- Эфраин, с сегодняшнего дня я буду платить тебе
комиссионные за каждую ручку, проданную тобой на этих холмах.
-- Они не купят ни одной. Это им не по средствам, -- напомнил он ей
саркастически.
-- Я сделаю то, чего не делала никогда прежде, -- напыщенно
провозгласила она. -- Я позволю им покупать авторучки в кредит. --
Она опустила с рассеянным видом несколько авторучек -- включая
свою золотую ручку -- в кожаный ранец Эфраина. -- А сейчас можешь
идти.
Он недоверчиво посмотрел на нее. Неужели она не заметила свою
ошибку? Юноша беспечно взял свой ранец. -- Увидимся завтра, --
сказал он.
-- Но тебе надо доставить всего шесть ручек, -- напомнила она ему. --
Я жду тебя к пяти часам. За эти ручки уже заплатили, и тебе не
придется ждать денег.
-- Сейчас середина дня, -- запротестовал Эфраин. -- Неужели вы
хотите, чтобы я таскался по этому пеклу? Кроме того, мне надо
сначала пообедать. И мне нужны деньги на транспортные расходы. --
Заметив ее мрачное лицо, он пояснил: -- мне нужен бензин для
мопеда.
Она дала ему немного мелочи. -- Не забудь спросить квитанцию на
заправке, -- сказала она, свирепо посмотрев на него через очки.
Его передернуло от недовольства. -- Скупая идиотка. Этого не хватит
даже на то, чтобы наполнить бак, -- сказал он быстрой скороговоркой.
-- Что ты сейчас сказал мне? -- крикнула Фрида Герцог.
-- За эти деньги нельзя наполнить бак, -- сказал он, ссыпая монеты в
карман. Он вынул расческу и, не обращая внимания на ее недовольное
лицо, пробежал ею по своим непослушным черным волосам.
-- Всего четыре адреса, и все они рядом, -- убеждала она. -- Не надо
даже ездить на мопеде. Я сама хожу на такое расстояние, а иногда и
дальше. Если уж я в своем возрасте делаю это, то вправе ожидать от
молодого человека, что он сделает то же.
Тихо насвистывая, он поправил свой галстук и надел пиджак, затем,
лениво махнув рукой на прощание, повернулся и вышел в гостиную. С
его губ сорвался радостный вздох. Его глаза расширились, выражая
удивление и восторг.
В одном из объемистых кресел, оголив ноги, поднятые на
подлокотник, сидела Антония, единственная дочь Фриды Герцог. Не
прикрывая ног, она посмотрела на него с нежной заботой -- так
женщины смотрят на своих младенцев -- а затем соблазнительно
улыбнулась.
Она была маленькой, симпатичной женщиной около двадцати лет, но
ее изможденное лицо и отчаявшийся вид очень старили ее. Она
отсутствовала уже долгое время. К великому смущению матери
Антония уходила с мужчинами при каждом удобном случае и
периодически возвращалась навестить родной дом. Жаль, что старуха
в таком скверном настроении, подумал Эфраин. Он почувствовал
клубящуюся страсть Антонии, ему хотелось остаться, поговорить с
ней, но зная, что Фрида Герцог может услышать их с балкона, он
сморщил губы и послал Антонии воздушный поцелуй. А затем вышел
в переднюю дверь.
Фрида Герцог неподвижно стояла у ограды балкона. Палящее солнце
и дрожащее марево заставляли ее глаза слезиться. Жара волнами
вздымалась в ближайшее предгорье, превращая разноцветные лачуги
в мерцающие пятна.
Совсем недавно эти холмы были зеленые. Почти за ночь переселенцы
превратили их в скопище хибар. Словно грибы после сильного дождя,
лачуги выросли в одно утро, и никто не осмелился снести их.
Ее взгляд остановился на шумном мопеде Эфраина, который тарахтел
внизу на улице. Она знала, что сначала он поедет к двум секретаршам
из фармацевтической лаборатории, которые были помешаны на
авторучках. Фрида Герцог была уверена, что хотя бы одна из них
похвастается своей ослепительной новинкой среди коллег, и это
заставит других придти к ней. Тихо хохотнув, она повернулась и
взглянула через балкон в гостиную, где сидела ее дочь. У нее
вырвался тяжелый вздох, голова разочарованно качнулась из стороны
в сторону. Не было способа заставить Антонию понять, что нельзя
класть ноги на бежевый шелк кресел. Как много надежд возлагала она
на свою красивую дочь! Антония могла выйти замуж за какого-нибудь
богатого человека. И почему девочка связала себя браком с нищим,
безродным продавцом? Это было выше ее понимания. К тому же он
Пирамида