чувствовала полный упадок сил. Он помог мне сесть, прислонив меня
к какой-то глыбе, торчащей из земли, затем подал фонарь и
проинструктировал, как держать его и освещать то, что скажут. Затем
он дал мне две солдатские кружки; та, что побольше, была наполнена
водой, в другой был ром. Я должна была подавать их мужчинам по их
просьбе.
Молча и без усилий двое мужчин начали копать мягкий грунт,
аккуратно возводя у ямы кучу земли. Прошло по крайней мере
полчаса, прежде чем они остановились и потребовали ром. Пока они
пили и отдыхали, Леон Чирино и другой мужчина продолжали копать.
Так, сменяя друг друга, они работали, пили -- кто ром, кто воду -- и
отдыхали. За час мужчины выкопали яму, в глубине которой спокойно
мог спрятаться человек. Когда один из них ударил лопатой о что-то
твердое, они перестали работать. Леон Чирино попросил меня
посветить внутрь ямы, но не смотреть туда. -- Это он, -- сказал один из
мужчин. -- Теперь нам надо обкопать его. -- Он и его партнер
присоединились к тем, кто находился в яме.
Я умирала от любопытства, но не смела нарушить своего обещания.
Ах, если бы я только могла говорить с доньей Мерседес, которая
сидела неподалеку от меня. Она была так неподвижна, что казалось,
будто она в трансе.
Мужчины лихорадочно работали в яме. Прошло почти полчаса,
прежде чем я услышала голос Леона Чирино, говорящего донье
Мерседес, что они готовы открыть его.
-- Музия, зажги сигару из моей корзины и дай ее мне, -- приказала она.
-- И принеси мне корзину.
Я зажгла сигару и уже хотела встать, чтобы принести ее ей, как Леон
Чирино зашептал со дна ямы: -- Присядь, Музия! Присядь!
Я остановилась и передала сигару и корзину донье Мерседес.
-- Не смотри в яму ни за что на свете! -- шепнула она мне в ухо.
Я вернулась туда, где сидела, борясь с почти непреодолимым
желанием посветить фонарем в яму. Я знала с абсолютной
уверенностью, что они выкапывают сундук, полный золотых монет. Я
даже могла слышать звук лопат, тупо ударяющих обо что-то, что
казалось большим и тяжелым.
Очарованная, я смотрела, как донья Мерседес достала из своей
корзины черную свечу и банку с черной пудрой. Она зажгла свечу,
установила ее на землю возле ямы, затем приказала мне потушить
фонарь.
Черная свеча источала жуткий свет. Донья Мерседес села у свечи.
Повинуясь какой-то непроизнесенной команде, мужчины по очереди
высунули свои головы прямо перед ней. Каждый раз, когда возникала
голова, она отсыпала небольшую порцию черного порошка в ладонь, а
затем натирала им каждую голову. Вскоре, после того, как она
управилась с головами, она намазала черным порошком руки мужчин.
Мое любопытство достигло предела, когда я услышала треск
открываемой крышки.
-- Мы достали ее, -- сказал Леон Чирино, высунув свою руку из ямы.
Донья Мерседес подала ему банку с черным порошком, затем банку с
чем-то белым, и после этого задула свечу.
Нас снова поглотила полнейшая тьма. Стоны и вздохи мужчин,
вынимавших что-то из ямы, еще больше подчеркивали
неестественную тишину. Я прижалась к донье Мерседес, но она
оттолкнула меня.
-- Все сделано, -- прошептал Леон Чирино напряженным голосом.
Донья Мерседес вновь зажгла черную свечу. Я с трудом различила
контуры трех мужчин, которые несли большой узел. Они положили
его на кучу грунта. Я наблюдала за ними с такой увлеченностью, что
чуть не упала в яму, услышав голос доньи Мерседес. Она приказала
Леону Чирино, который все еще находился в яме, поскорее забить
гвоздями то, что там было, и вылезать.
Леон Чирино появился сейчас же, и донья Мерседес массировала ему
лицо и руки, в то время, как трое других мужчин, взяв лопаты,
засыпали яму. Когда они закончили работу, донья Мерседес поставила
свечу в центр зарытой ямы. Леон Чирино бросил на нее последнюю
лопату земли и погасил пламя.
Кто-то зажег керосиновый фонарь и мужчины немедленно
продолжали свой труд; они утрамбовали землю так идеально, что
никто не смог бы догадаться о произведенных раскопках. Я следила за
ними все это время, но в последний миг все мое любопытство
сфокусировалось на узле, завернутом в брезент.
-- Теперь никто не узнает, -- сказал один из мужчин и тихо засмеялся.
-- А сейчас надо уходить отсюда. Скоро начнет светать.
Мы подошли к узлу. Я освещала путь. Мне очень не терпелось узнать,
что там такое. В попытках я налетела на узел, брезент соскользнул,
приоткрыв часть женской ноги, одетой в черный ботинок.
Не в силах сдержать себя, я сдернула брезент и осветила раскрытый
узел. В нем был труп женщины. Мой испуг и ошеломление достигли
таких размеров, что я даже не закричала, хотя желала этого и
прилагала к этому все силы. Все, что я смогла сделать, это каркнуть.
Затем все в моих глазах потемнело.
Я залезла на заднее сидение машины Леона Чирино и уткнулась в
колени доньи Мерседес. Она плотно прижала к моему носу платок,
смоченный смесью нашатыря и розовой воды. Это было любимое
средство доньи Мерседес. Она называла его духовной инъекцией.
-- Я всегда знала, что ты трусиха, -- отозвалась она и начала
массировать мне виски.
Леон Чирино крутился вокруг. -- Ты очень смелая, Музия, -- сказал он.
-- Но у тебя еще нет сил, чтобы отступить. Тебе придется потерпеть.
Несколько дней придется потерпеть.
Я не отзывалась. Мой испуг был слишком велик, чтобы можно было
успокоиться. Я со злостью обругала их за то, что они не предупредили
меня о своих действиях.
Донья Мерседес ответила, что все, сделанное ими, делалось
преднамеренно, и частью их замысла была моя полная
неосведомленность. Это давало им род защиты против осквернения
могилы. Слабым местом оказался мой жадный интерес к тому, что
было под брезентом.
-- Я говорила тебе, что мы приехали выполнить обещание, -- сказала
мне донья Мерседес. -- Мы закончили первую часть -- выкопали труп.
Пирамида