перемешанного с запахом борща! Общежитие...
Изо всех щелей на меня обрушились стуки, крики, хохот.
Вот
и комната 22. Она оказалась в самом конце коридора. Я
торопливо
постучал в белую замусоленную дверь, мне хотелось
поскорее
скрыться за этой дверью. Я до ужаса ненавижу общежития!
Я
всегда избегаю долго в них находиться. Все общежития у
меня
ассоциируются с какой-то заразой, уж лучше снимать
квартиру...
Общежитие -- это же унижение, уничтожение
самостоятельности,
творчества и человеческой личности! Здесь как нигде и
никогда к
тебе лезут изо всех щелей, и ты можешь лезть в каждую щель,
и
попробуй только закрой свою щель, не пусти! Ты станешь уже
не
общим, и тогда... Ты сам уйдешь из общежития... Но это
еще
полбеды! Из общежития можно уйти.. А вот если целая
страна
является общежитием?! Планета?
Как назло, мне не открывали. Пришлось постучать еще и
еще
раз. Я прислушался: за дверью послышалось то ли шарканье, то
ли
возня... Я не выдержал и крикнул прямо в дверь:
-- Саша, Корщиков! Это я -- Сережа Истина,
вчерашний
знакомый, -- и я снова прислушался.
Щелкнул замок, дверь приоткрылась, послышался
голос
Корщикова:
-- Заходите.
-- Что так долго? -- спросил я. Мне хотелось
спросить
весело, но у меня вышло громко и грустно. Тяжело
перестраивать
свое настроение в единый момент, а надо бы
научиться! В
общежитии без этого -- не выжить!
-- Т-с-с... Я задремал, -- сказал Корщиков шепотом,
--
сынишка еще спит, пожалуйста, тише...
Я протиснулся в комнату. Саша оказался передо мной в
одних
плавках. Он осторожно прикрыл дверь и предложил:
-- Проходите сюда, э-э, нет, лучше туда, в кресло у
окна.
А я сейчас только умоюсь.
Кресло слегка поскрипывало, я приютился в нем
потихоньку и
наконец-таки вдохнул свежего воздуха из открытого
окна:
на-дышавшись, огляделся по сторонам. За разноцветной
шторой у
входной двери шипела вода, а здесь, неподалеку от меня,
на
распахнутом диване спал мальчик лет четырех с очень
крупной,
как мне показалось, головой.
Вскоре из-за шторы появился раскрасневшийся Корщиков.
Он
надел трико, порылся в книжном шкафу и, достав оттуда
черный
пакет, протянул его мне.
-- Вот, это Владимир Шмаков. Если не трудно,
отпечатайте,
пожалуйста, экземпляр и для Ани, -- попросил он.
-- Конечно, отпечатаю, -- сказал я и, приняв
пакет,
спросил. -- Когда мне вернуть эти негативы?
-- Ну, я думаю, недели три хватит, чтобы все
отпечатать?..
-- то ли рассуждая вслух, то ли спрашивая, сказал Корщиков.
-- Постараюсь уложиться, -- заинтересованно определил я
и
добавил, -- хотя работы немало!.. Сколько всего страниц?
--
заглядывая внутрь черного пакета, спросил я.
-- Чуть более пятисот, -- ответил Саша и сел напротив
меня
на довольно расшатанный, жиденький, как этажерка, стул.
Мы заговорили врастяжку, с паузами, будто на
разных
языках, как бы прислушиваясь к незримому переводчику,
сидящему
между нами. Таинственные паузы вкрадывались в наш диалог,
эти
паузы я тоже осмысливал, и даже, мне показалось, осмысливал
не
меньше, чем сами слова Корщикова.
Я отложил черный пакет в сторону, на подоконник.
Пауза
продолжала висеть между мною и Сашей.
-- Отвратительное место общежитие, не правда ли? --
Пирамида