не заколачивать на этом деньги.
-- Что ж, пожалуй, вы правы, Остап Моисеевич.
-- Сильный всегда прав! -- снова расхохотался тот. --
Так
вы согласны?
-- Да, но давайте отложим наш договор до того времени,
как
у меня проявятся эти способности.
-- Что ж, логично, я эту паузу принимаю, -- сказал
Остап
Моисеевич. -- Ну, давайте прорепетируем, -- и он подал
Боживу
опустошенную чашечку кофе на блюдце, которую взял у Купсика.
--
Погадайте на кофе, Божив.
-- Но я не умею, -- ответил Юра, принимая чашечку.
-- Уверен, что у вас получится: переверните чашечку
на
блюдце вверх дном и через пару минут взгляните на ее
донышко.
Проделав манипуляции с чашкой, Божив взглянул на дно и
в
потеках остатков кофе разглядел образовавшуюся морду
дьявола.
-- Вы, Купсик, рог от дьявола, надломанный, вас отведет
Божья
Мать.
Созерцатель
Я -- Созерцатель...
Мой путь -- к себе. Бесчисленное множество
времени
спотыкаться о мысли, преодолевать ужас и восторг,
предвкушение,
необъяснимость и диво, чтобы прийти и остановиться,
и
бесконечная протяженность приближения перестала быть
даже
мгновением...
Я могу жить без мыслей. Это вовсе не страшно, но мысли
без
меня жить не могут. Я порождаю, и вспоминаю, и забываю
мысли.
Я властилин для каждой мысли. Для меня все они
одинаковы,
но мало кто из них знает об этом. Они слепы, потому что я
зряч.
Если какая-нибудь из них останавливатся передо
мной и
начинает прозревать, приближаться ко мне по моему
безразличию,
я начинаю забывать ее, и ужасы тогда одолевают ее путь.
Ей
остается одно -- либо забыться, либо погибнуть. Лишь только
та
мысль, которая не погибнет и не забудется, придет и
потеснит
меня.
О, всесильная радость, взвейся, если такое случится!
Тогда
я уступлю ей место.
На пути продвижения каждой мысли множество мыслей.
У меня осталась одна -- это я сам.
Бесчисленное множество времени я жду. Пытаюсь забыть
что
есть я сам. Я могу жить без мыслей. Я еще буду жить без них.
Но
пока мне приходится жить и видеть их, и куда бы ни глянул
я,
везде они.
Я, конечно, могу, и, может быть, я когда-нибудь
это
сделаю, забыть все свои мысли, растворить, но тогда я
ослепну и
прозреют они... Я перестану их видеть, но они будут
вечно
видеть меня.
Мой мир мыслей...
Он слеп и безумен. И для того чтобы видеть
свое
одиночество, и для того чтобы легко забывать мысли и
находить
их, я разделил его на множество миров. И каждая мысль есть
в
каждом из миров этих.
Мне же не приходится рассматривать вспомнившуюся
мне
мысль, проворачивать ее различными гранями: каждая
мысль
находится во всех мирах одновременно, но различными
своими
гранями.
Есть множество миров, которые с виду абсолютно
одинаковы,
но одна из мыслей каждого мира обязательно повернута
иной
гранью.
И бесконечность миров моих настолько бесконечна,
настолько
Пирамида