Но дружбы истинной цветок
Взрастает не в садах, а в поле!
содержится откровенный намек и на разницу в
происхождении, и на
возможность дальнейшей дружбы (а может быть,
чего-то большего).
Романтические почитатели романтического поэта
считали этот аргумент
решающим в романтической ситуации.
Увы! Внимательное изучение жизни и творчества лорда
Джорджа Байрона
высвечивает иную, но не менее трогательную
историю, связанную с
сердоликовым перстнем.
Да, Джордж Байрон действительно был неравнодушен к
вечно свободному,
вечно скитающемуся, веселому народу. Да, в творчестве
поэта чувствуется и
пестрота цыганских шатров, и жар цыганских костров.
Однако сердоликовый
перстень появился у Байрона, а затем в его стихах
гораздо раньше, нежели в
его жизнь вошла Хатадже. Это было примерно в 1807
году. А с девочкой
Хатадже (кстати, не цыганкой, а турчанкой) он
познакомился в Греции в 1824
году. Тяжело больной Байрон оказывал женщинам и
детям, особенно тяжко
переживавшим ужасы войны, громадную помощь -
помогал эвакуироваться,
нанимал транспорт, давал деньги. Байрон хотел удочерить
Хатадже, отослать
ее в Англию, дать образование. Не пришлось... В
грязном, замызганном
городишке Миссолунги, замученный болотной лихорадкой и
невежеством врачей,
великий английский поэт скончался. До последних минут
была с ним Хатадже.
И ей же, вероятно, был завещан сердоликовый перстень. К
сожалению, ни о
судьбе Хатадже, ни о судьбе талисмана ничего не
известно...
Истинная или импровизированная история
байроновского перстня была
очень популярна. Произведениями Байрона зачитывались,
его личность и
необычность судьбы привлекали взоры и симпатии всей
читающей Европы.
Десятки прекрасных писателей, поэтов, художников
испытали на себе влияние
великого романтика: Мицкевич, Лермонтов, Пушкин, Блок,
Тютчев, Жуковский,
Тургенев, Пастернак.
Каждый писатель, отдавший в своем творчестве
дань романтизму,
обязательно окрасил свои страницы алыми, огненными,
оранжевыми, карминными
жаркими цветами.
Наше начало - мое и Ассоль - останется нам навсегда
в алом отблеске
парусов, созданных глубиной сердца, знающей, что такое
любовь.
(Александр Грин)
О, сказавший, что сердце из камня,
Знал наверно: оно из огня...
(Анна Ахматова)
Константин Паустовский в молодости явно пережил
сильное увлечение
Байроном. Первая его повесть Романтики вся пронизана
сердоликовым оттенком
- от нежно-розового до каштаново-коричневого. Эти
отсветы сияют даже в
названии глав: Сантуринское вино, Города из листьев
каштата, Апельсиновая
корка, Свечи и лампы. А вот эти же цвета в тексте:
...Мороз скрипел под
ногами, как новая кожа. Оранжевое солнце лежало
на вощеных полах,
потрескивали фитили ламп, на солнечных полосах спали
кошки, и на катке
смеялась Хатидже. Щеки ее пылали. Байрон ощущается даже
в имени главной
героини. Впрочем, нас интересует цвет в Романтиках.
Музыка рассказывала
короткую повесть об огнях, зажженных высоко над морями,
о дожде, пахнущем
винной пробкой, о хохоте женщин, выпивших горячего вина.
Старик пришел со
скрипкой. Лак ее был темен. Солнце тихо сверкало на
золотистом грифе.
Бахрома свисала с его синих, толстых, как кожа, брюк, и
красный шарф был
замотан вокруг сизой шеи .
Язычки свечей дрожат на красных клавикордах .
Мопассан писал при свете красного абажура,
густом, как кровь и
страсть...
Осеннее солнце Булонского леса в дни великой
революции, когда женщины
носили кольца с профилем Марата, пышное солнце на
Пирамида