вытащить их становится невозможным. Эти хищные рыбы, так же как
и пираньи, питаются мясом животных, в тело которых им удается
проникнуть.
По мере нашего продвижения вверх по реке росло чувство
неизвестности - странное, слегка пугающее ощущение, которое
возникает у путешественника, вступающего в незнакомый ему мир,
полный опасностей, таящихся повсюду. Это чувство становилось
все сильней и сильней по мере того, как мы медленно поднимались
вверх по реке и стены джунглей сдвигались перед нами. Ритмичные
удары весла были почти неслышны среди неумолчного шума
джунглей, из которого вдруг вырывался то резкий крик попугая,
то неожиданная скрипучая трель какойто не известной мне птицы.
Все это сливалось в сплошную какофонию звуков.
Временами удары весел проводника прерывались, и тогда я
напряженно вслушивался, стараясь понять, какой звук мог его
потревожить. Так же неожиданно, не вдаваясь в объяснения о
причинах остановки, он снова начинал работать веслами, сохраняя
отсутствующее выражение на своем круглом, плоском лице.
Наконец мы подошли к излучине реки и на берегу, слева
от нас, увидели поселок из тридцати или сорока хижин. Криво
улыбнувшись, проводник что-то проворчал и направил лодку к
берегу.
Только некоторые дома этой расположенной на высоком
берегу деревушки были на сваях. Большинство стояло прямо на
земле. В центре, на площадке, открытой со стороны реки,
собралось много народу, главным образом женщины и дети,
поскольку мужчины в это время дня обычно укрывались от жары в
хижинах. Хижины были построены в стиле, общем для индейских
племен Эквадора. Стены сделаны из соломы, связанной пучками,
толщиной примерно в 18 дюймов. Солома на крышах плотно уложена
и аккуратно подрезана снизу. Вся деревня производила очень
приятное впечатление.
Впереди всех на берегу стоял довольно высокий, хорошо
сложенный человек. Он был бос и почти гол, его одежду
составляла только узкая набедренная повязка. Украшением ему
служили тяжелые наручные браслеты из плетеной соломы и головной
убор из алых, красиво спадавших на плечи птичьих перьев. Я
принял его за вождя племени и поднял в знак приветствия руку.
Он кивнул головой.
- Вы белый доктор, - сказал он и, к моему удивлению,
улыбнулся, Его осведомленность меня изумила, я не мог себе
представить, что кто-то, кроме моих друзей в Икитосе и
индейца-проводника, знал о моем присутствии в этих краях. Я
объяснил, что приехал сюда, чтобы познакомиться с "великим
Памантохо" и научиться от него искусству врачевания, сделавшему
его повсюду известным. Он улыбнулся и кивнул, словно
почувствовал в моих словах скрытую иронию. Я испугался, что
переборщил. Но мне нужно было обязательно расположить к себе
Памантохо, и я надеялся, что, если бруджо расскажут о моем
восхищении его талантами, это значительно упростит задачу.
К моему удивлению, незнакомец сказал:
- Я Памантохо.
Он махнул рукой одному из индейцев. Тот быстро
спустился к воде и вытащил нашу пирогу на берег. Мой проводник
помог ему разгрузить лодку, а остальные с большим интересом
разглядывали многочисленную фотоаппаратуру. Они толпились
вокруг, болтая на незнакомом мне диалекте.
Тем временем Памантохо, или Пименто, как я стал звать
его позднее, проводил меня к предназначенной мне хижине. Она
была меньше других хижин деревни и стояла вблизи одного из
самых больших домов, принадлежавшего, как я позднее узнал,
самому Пименто. Стены большинства хижин не доходили до крыши, в
дома могли защитить от дождя, но не от ветра. Большая хижина
Пименто служила чемто вроде храма, однако для службы не
использовалась, ибо большинство массовых обрядов племени
совершалось на вольном воздухе. Длина и ширина хижины
составляли около 30 футов. Над нею красиво склонялись широкие
листья нескольких пальм. Перед входом примерно на 16 дюймов
возвышалась земляная платформа, и Пименто уселся в кресло на
этом возвышении.
Он улыбнулся широкой добродушной улыбкой,
свидетельствовавшей о прирожденном чувстве юмора. У него был
кое-какой запас португальских и английских слов, а я знал
несколько слов из местного диалекта. Поэтому нам удалось более
или менее сносно объясняться. Я рассказал ему о цели моего
визита - лично ознакомиться с чудесным искусством врачевания,
сделавшим его знаменитым среди белых людей. Он воспринял мою
просьбу очень благосклонно и даже не возражал, когда я попросил
разрешения сфотографировать его. Когда я спросил, знаком ли он
с доктором Като, он слова дружелюбно улыбнулся.
- Его знают все, - ответил он по-португальски. То, что
люди типа Пипса Като могут забредать в такие глухие уголки
джунглей, полные скрытых опасностей, и чувствовать себя там так
же спокойно, как на улицах родного города, вполне естественно,
хотя может показаться странным. Я полагал, что Като каким-то
образом предупредил его о моем визите. Позднее я прямо спросил
Пименто, как ему удалось заранее узнать о моем приезде. Он
улыбнулся. - Белый доктор говорит по воздуху, - сказал он,
указав рукой на небо. - То же можем и мы, индейцы.
Говоря Пименто о своем глубоком желании ближе
ознакомиться с чудесами его врачевания, я не впадал в
преувеличения в не отдавал дань вежливости. Мне уже приходилось
слышать такие истории об исцелениях, совершаемых местными
знахарями, которые были выше моего понимания. Достаточно
упомянуть хотя бы о примерах хирургического искусства:
трепанации черепа и кесаревом сечении. Западная медицина
освоила эти операции сравнительно недавно, а у индейцев
Эквадора они существовали с незапамятных времен.
Скоро мне представилась возможность стать свидетелем
одного из чудес примитивной медицины. На следующий день после
Тэги:
Гипноз Колдовство Чёрная магия