повсюду и все заставляют трепетать. Таков характер крупной
исторической миссии человека; в мощном
течении, возбужденном мессией, его собственная личная жизнь
совершенно уже тонет и отходит на
второстепенное место. Миссия и ее последствия отождествляются
лишь с именем автора, она становится не
принадлежностью данного человека, а страницей мировой истории.
Этот последний вид миссии в своем
максимальном развитии и представляет из себя то, что понимается,
собственно говоря, под мессианством,
как Миссии космической и Божественной. В этом высочайшем развитии
миссии личность автора уже
совершенно отождествляется с его учением, становится уже
вселенским идеалом, становится целью
конечной, которая одинаково влечет всех людей, кто бы они ни
были. Мессия перестает быть человеком,
ибо он выше людей, он сразу обхватывает все we движения и
стремления. Его собственная жизнь по
отношению к нему самому навек для других недоступна и каждый
человек, всматриваясь в него, лишь
отражается в его бесконечности и видит в нем лишь свой
собственный идеализированный облик, видит свою
конечную цель. Перестав быть человеком и своей всеобъемлемостью
вознесясь над ней, Мессия, вместе с
тем, близок каждому человеку, каждому говорит нечто, ибо в нем
есть все ритмы и все гармонии.
«Очень трудная задача учить других. Человек может стать истинным
духовным учителем только, когда он
ощутил Бога и когда Бог поручил ему учить людей».
Шри Рамакришна Парамахамса.
Всякая работа человека по самому существу своему синтетична. Хотя
человек всегда черпает силу сверху,
все же самое это восприятие становится бесцельным и даже
невозможным, если он затем не перестраивает
весь механизм своего сознания в обратном порядке и, опираясь на
факты, даваемые непосредственным
опытом, не доходит до обратного слияния с синтезом. Вся трудность
развития и заключается именно в том,
что во всяком постижении человек должен уметь соединять данные
интуиции с данными опыта низших
сторон согласно общим законам разума. Это показывает, что всякий
познающий должен иметь развитыми не
только самые разнообразные, но даже с первого взгляда исключающие
друг друга стороны своего сознания.
Действительно, ограничиваясь интуицией, человек становится
беспочвенным идеалистом, рано или поздно
осужденным на крах, когда настанет неотвратимая необходимость
согласовать интуитивные выводы с
непреложными объективными фактами; наоборот, считая интуицию
простым беспочвенным мечтанием и
отдавшись всецело области объективного мышления, человек тем
самым осуждает себя на невозможность
увидеть и создать что-либо, кроме объектов и форм собственного
мышления.
Если развитие отдельного человека идет одновременно и сверху и
снизу, то тем паче жизнь более высшего
существа, каким является человечество, должна подчиняться этому
общему закону. И действительно,
достаточно заглянуть в анналы Клио, чтобы убедиться, что мировая
история всегда делилась, как будет
делиться впредь, на периоды накапливания фактов и на периоды их
обобщения и синтеза. В первых
периодах мощь духа и разума в целостном человечестве не менее
велика, чем во вторых, но сила их
распределена на многие и многие миллионы людей, из которых каждый
в отдельности является в лучшем
случае совершенно исполненной частью гигантского механизма.
Каждый из отдельных людей не сознает, не
может сознавать и не должен сознавать истинного и абсолютного
значения своей работы, так как дарование
ему этого сознания противоречило бы мировому закону экономии
природы, который сводится к тому, что
минимальная затрата энергии должна давать максимальные
результаты. «Воистину человечество подобно
ткачу, работающему на станке времен с изнанки» — как сказал еще
Ламартин. Но, в то же время,
вглядываясь в жизнь человечества, мы невольно приходим к
признанию, что человечество в целом своем
всегда и неизменно имеет ясное представление о цели и смысле
своей работы. В такие периоды
наблюдается необыкновенное обилие утопических учений, которые с
быстротой молнии передаются и
воспринимаются; они являются верованиями, но верованиями чисто
политическими и социальными. Они
имеют свое оправдание и право на существование, так как они
создают иллюзию, бесспорно облегчающую
труд; с другой стороны, уводя работу сознания отдельных
индивидуумов целиком на земную плоскость, они
раз навсегда отнимают у них в принципе возможность понять то,
чему еще не настало время. Периоды
перелома всегда сопровождаются большими волнениями, войнами и т.
п., проистекающими из напряжения
духовного, равно как катастрофами и необычайно усиленной
деятельностью факторов природы,
обыкновенно спящих. И вот, наконец, наступает момент полного
истомления, какого-то жуткого затишья,
которое неизменно предшествует урагану.
Приходит день, и неожиданно является человек, открыто и громко
провозглашающий то, что уже давно
назрело, что уже смутно чувствовалось всеми его окружающими. Его