Он готов. Он в общем-то давно искал смерти. Ну а смерть от ее рук, на ее костре – это уже близко к жертвенности... а то и к отпущению грехов.
Стоит только дать возможность ей и ее отцу быть вместе, как Чарли станет заряженной винтовкой – или, лучше сказать, огнеметом.
Он проследит за ней и даст им эту возможность. Что дальше – кто знает?.. Да и зачем знать? Разве это не испортит все удовольствие?
В тот же день Рэйнберд слетал в Вашингтон, где нашел предприимчивого адвоката, не гнушавшегося работать дотемна. Он вручил ему три сотни долларов в мелких купюрах. И так, в адвокатской конторе, Джон Рэйнберд уладил немногие свои дела, чтобы завтра быть готовым ко всему.
Воспламеняющая взглядом
На столе перед Кэпом как попало лежали телеграммы и деловые бумаги. О них было забыто. Обо всем было забыто, кроме змей и клюшек для гольфа да еще того, что он должен сделать без четверти час. Он спустится вниз к Энди Макги. Он очень рассчитывал на то, что Энди скажет ему, как поступать дальше. Он очень рассчитывал на то, что Энди устроит все в лучшем виде.
За этой чертой – без четверти час – будущее виделось Кэпу бездонной черной воронкой.
Его это не тревожило. Как-то даже легче стало.
Без четверти десять Джон Рэйнберд незаметно проскользнул в наблюдательную комнату – по соседству с квартиркой Чарли. Перед мониторами сидел Луис Трантер, мужчина необъятных размеров, едва помещавшийся на стуле. За стеной, если верить термометру, стабильно держались шестьдесят восемь градусов. Луис полуобернулся на скрип двери и при виде Рэйнберда весь напрягся.
– А говорили, что вы уехали, – сказал он.
– Отмотался, – сказал Рэйнберд. – Учтите, Луис, сегодня утром вы мен не видели.
Луис смотрел на него непонимающим взглядом.
– Вы меня не видели, – повторил Рэйнберд. – После пяти – все что угодно. Но до пяти вы меня не видели. А если что ляпнете, жирку у вас малость поубавится. Уразумели?
Луис Трантер заметно побледнел. Сладкий пирожок, который он ел, упал на наклонную металлическую панель пульта обслуживания. Пирожок скатился и, незамеченный, упал на пол, оставив за собой шлейф крошек. У Луиса мгновенно пропал аппетит. Ему приходилось слышать, что этот малый псих, теперь он и сам убедился.
– Уразумел, – прошептал он под прицелом горящего глаза и какой-то жутковатой ухмылочки.
– Вот и хорошо, – сказал Рэйнберд, надвигаясь. Луис попятился, но Рэйнберд уже забыл про него, сосредоточив все внимание на одном из мониторов. На экране была Чарли в своем голубом джемпере – как с картинки сошла. Влюбленный взгляд Рэйнберда отметил, что сегодня Чарли не заплела волосы, и они красиво рассыпались по плечам. Онасидела на кушетке, просто сидела. Ни книги. Ни телевизора. Так женщина ждет автобуса.
Чарли, произнес он про себя восторженно, я люблю тебя. Правда.
– Что у нее на сегодня? – спросил он.
– Ничего особенного, – суетливо пробормотал Луис. «Пролепетал» было бы точнее. – Без четверти час идет чистить свою лошадь. На завтра назначен новый тест.
– На завтра, говорите?
– Да, сэр. – Луис плевать хотел на все тесты, но он подумал, что это обрадует Рэйнберда. Может, уйдет скорее. Вроде бы обрадовало. Вон как ухмыльнулся.
– Говорите, без четверти час она идет в конюшни?
– Точно.
– Кто ее сопровождает? Учитывая, что я уже лечу в СанДиего?
Луис тоненько захихикал, почти по-женски, желая показать, что он оценил шутку.
– Ваш приятель. Дон Джулз.
– Он мне не приятель.
– Да-да, конечно, – быстро согласился Луис. – Он... ему приказ показался немного странным, но поскольку сам Кэп...
– Странным? Что ему показалось странным?
– Он, понимаете, должен отвести ее в конюшки и там оставить. Конюхи, сказал Кэп, за ней присмотрят. Они же в этом деле ни бум-бум. Дон подумал, что тут можно здорово...
– Ясно. Но разве ему платят, чтобы он думал? А, толстячок? – Он с оттяжкой хлопнул Луиса по плечу. Звук раздался нешуточный.
– Нет, конечно, – ответил Луис, проявив чудеса сообразительности. Его прошиб пот.
– Ну, бывайте, – сказал Рэйнберд и направился к выходу.
– Уходите? – Луис не сумел скрыть своего облегчения. Рэйнберд, уже взявшийся за дверную ручку, обернулся:
– Что значит – ухожу? Меня здесь и не было.
– Не было, сэр, – тотчас согласился Луис. Рэйнберд одобрительно кивнул и выскользнул за дверь, прикрыв ее за собой. Несколько секунд Луис оцепенело смотрел на дверь, а затем с облегчением шумно выдохнул. Подмышки у него намокли, белая рубашка прилипла к спине. Еще через несколько секунд он поднял с пола пирожок, смахнул с него пыль и продолжил прерванное занятие. Девочка по-прежнему сидела неподвижно. Чем Рэйнберд – именно Рэйнберд! – сумел приворожить ее, было загадкой для Луиса Трантера.
Без четверти час – прошла целая вечность с тех пор, как Чарли проснулась, – послышался короткий зуммер, и дверь открыл
Дон Джулз в тренировочной бейсбольной фуфайке и заношенных вельветовых брюках. Он взглянул на нее отчужденно и без особого интереса.
– Пошли, – сказал он.
Чарли направилась к выходу.
День был прохладный, ясный. В двенадцать тридцать появился Рэйнберд; он с удовольствием шел по еще зеленой траве по направлению к г-образным конюшням с их темно-красными стенами – цвета спекшейся крови – в яркую белую полоску. По небу медленно скользили легкие облачка. Ветерок колыхал рубашку. Если уж помирать, лучше дня не придумаешь. В конюшнях он отыскал каморку старшего грума. Он показал ему свое удостоверение с грифом "А".
– Да, сэр? – вопросительно посмотрел на него Дрэббл.
– Очистить помещение, – сказал Рэйнберд. – Всем. Пять минут.
Грум не стал спорить или возмущаться, и если он несколько побледнел, загар скрыл это.
– Лошадям тоже?
– Только людям. Через задний выход.
На Рэйнберде было солдатское хэбэ, которое они во Вьетнаме иногда нызывали «конговкой». Из кармана брюк – огромного, глубокого, с клапаном – он извлек увесистый армейский пистолет. Старший грум воспринял это без удивления, как должное. Пистолет уткнулся дулом в пол.
– Что, сэр, ожидается заварушка?
– Все может быть, – спокойно сказал Рэйнберд. – Пока не знаю. В общем, давай, папаша.
– Надеюсь, с лошадьми ничего не случится, – сказал Дрэббл. На это Рэйнберд улыбнулся, подумав: «Она тоже надеется». Он видел, как она смотрела на лошадей. Нет, не зря здесь всюду надписи «не курить»: охапки сена, сложенные в простенках, сеновал, заваленный набитыми тюками, и дерево, дерево... только спичку поднеси.
Как на пороховой бочке.
Ничего, с тех пор как он все меньше и меньше стал дрожать за свою жизнь, он сиживал и не на таких бочках.
Опять подошел к выходу и выглянул из-за двустворчатой двери. Ни души. Он повернул обратно, к стойлам, вдыхая сладковатый острый полузабытый запах лошадей. Он убедился, что все стойла на запоре.
Затем снова вернулся к выходу. Идут. Двое. Пока еще на том берегу, значит, будут здесь минут через пять. Это не Кэп и Энди. Это Дон Джулз и Чарли.
ИДИ КО МНЕ, ЧАРЛИ, подумал он с нежностью. ИДИ ЖЕ КО МНЕ.
Он быстро оценил взглядом черноту сеновала на верхнем ярусе, подошел к примитивной лестнице – стойке с набитыми перекладинами – и начал легко взбираться наверх.
Спустя три минуты в прохладный полумрак обезлюдевших конюшен шагнули Чарли и Дон Джулз. Они постояли, обвыкаясь в темноте. Рэйнберд держал наготове «магнум» 357-го калибра, на который он поставил глушитель собственной конструкции, облапивший дуло, точно невиданный черный паук. Глушитель, собственно говоря, глушил звук лишь до некоторой степени, да и невозможно совсем погасить выстрел из такой «пушки». Когда он первый раз нажмет (если нажмет) на спуск, раздастся всхрип, второй выстрел сопроводится отрывистым лаем, а дальше – дальше глушитель практически бесполезен. Рэйнберд надеялся, что до стрельбы дело не дойдет, но на всякий случай зажал пистолет обеими руками, направив его так, что глушитель закрывал кружок на груди Дона Джулза.
Джулз настороженно осматривался.
– Вы можете идти, – сказала Чарли.
– Эй! – крикнул в темноту Джулз, не обращая на нее никакого внимания. Рэйнберд хорошо знал своего напарника. Все по уставу. Комар носа не подточит. Главное – себя обезопасить. – Эй, грум! Кто-нибудь! Я привел девочку!
– Вы можете идти, – повторила Чарли, и вновь Джулз пропустил ее слова мимо ушей.
– Стой, – сказал он, беря ее за запястье. – Надо кого-нибудь найти.
Не без сожаления Рэйнберд приготовился застрелить его. Что ж, Дон Джулз мог бы кончить и хуже. По крайней мере умрет по уставу, во всем себ обезопасив.
– Я ведь сказала – можете идти, – повысила голос Чарли, и неожиданно Джулз выпустил ее запястье. Не просто выпустил, а отдернул руку, как если бы схватился за что-то горячее.
Рэйнберд пристально следил за неожиданным развитием событий.
Джулз повернулся к Чарли. Он потирал ладонь – покраснела ли она, Рэйнберд со своего места разглядеть не мог.
– Ну-ка убирайтесь отсюда, – тихо сказала Чарли.
Джулз сунул руку под фуфайку, и Рэйнберд вторично приготовился его застрелить. Но сначала надо дождаться, чтобы он вытащил оружие и недвусмысленно заявил о своем намерении увести се обратно.
Не успел он, однако, достать пистолет, как тут же с криком выронил его. И попятился, смотря на девочку округлившимися глазами.
Чарли отвернулась, как будто Джулз ее больше не интересовал. Посередине длинного прохода, являвшего собой боковину буквы Г, торчал из стены водопроводный кран, подкоторым стояло корыто, до половины наполненное водой.
Над корытом заклубился пар.
Вряд ли, подумал Рэйнберд, это заметил Джулз, неотрывно смотревший на девочку.
– Убирайся отсюда, дрянь такая, – сказала Чарли, – или я сейчас сожгу тебя. Живьем изжарю.
Джон Рэйнберд в душе поаплодировал.
Джулз стоял в нерешительности. Напряженный, голова вперед, глаза бегают по сторонам – ни дать ни взять крыса, готовая к нападению. Рэйнберд был готов, если понадобится, подстраховать Чарли, надеясь, впрочем, что Джулз проявит здравый смысл. Как известно, сила порой выходит из-под контроля.
– Убирайся, ну, – повторила Чарли. – Иди откуда пришел. Я за тобой прослежу. Ну! Выметайся!
В ее голосе зазвенели ноты ярости, и это решило дело.
– Полегче, – сказал он. – Ладно, иду. Но учти, отсюда тебе не выйти. Лучше и не пытайся.
Тем временем он протиснулся мимо нее и начал пятиться к выходу.
– Я прослежу, – пригрозила Чарли. – И не смей оборачиваться, ты... какашка.
Джулз уже был в дверях. Он что-то сказал напоследок, но Рэйнберд не расслышал.
– Пошел вон! – закричала Чарли.
Она стояла в дверях, спиной к Рэйноерду, – миниатюрный силуэт в обрамлении мягкого солнечного света. И вновь он ощутил прилив нежности. Вот, стало быть, где назначено им свидание.
– Чарли, – тихо позвал он.
Девочка вся подобралась и отступила от двери. Она узнала его голос, он это почувствовал. Так же как почувствовал ярость, мгновенно ее охватившую. Она не подала виду,только вскинулись плечики.
– Чарли, – снова позвал он. – Эй, Чарли.
– Ты! – прошептала она. Он едва расслышал. Где-то под ним всхрапнула лошадь.
– Я, – подтвердил он. – С самого начала – я, Чарли.
Она резко повернулась и обшарила взглядом уходившие вдаль стойла. Нет, она не могла увидеть Рэйнберда, он укрылся за грудой тюков в темноте сеновала.
– Где ты? – возвысила она голос. – Ты меня обманул! Я знаю от папы! Это ты нас тогда, у Грэнтера!.. – Рука ее сама потянулась к горлу, к тому месту, куда воткнулась его стрела. – Где же ты?
АХ, ЧАРЛИ, ТЕБЕ ТОЛЬКО СКАЖИ...
Заржала лошадь – это не было похоже на сытое довольное ржание, в нем сквозило смятенье. В ответ заржала другая. Раздался двойной удар – одна из этих чистокровных лягнула дверь задними копытами.
– Где ты? – еще раз выкрикнула она, и тут Рэйнберд почувствовал, как воздух нагревается. Прямо под ним послышалось громкое ржание – это мог быть и Некромансер, – похожее на женский крик.
После короткого и резкого зуммера дверь в квартиру Энди в полуподвальном этаже северного особняка открылась, и на пороге возник Кэп Холлистер. За этот год он стал другим человеком. Тот Кэп, хотя и в летах, был умница, крепкий мужчина с волевым лицом; такое лицо можно увидеть у бывалого охотника, сидящего в засаде с дробовиком наготове. Этот Кэп передвигался как сомнамбула, волоча ноги. Год назад его волосы были стального отлива; сейчас они побелели и напоминали старческий пушок. Губы то и дело подергивались. Но главная перемена коснулась глаз, в которых появилось недоуменное, какое-то по-детски беспомощное выражение; иногда оно сменялось подозрительностью и почти рабским страхом, когда он озиралс по сторонам. Руки висели по бокам как плети, пальцы бесцельно шевелились. Эхо превратилось в рикошет, который куролесил сейчас в его мозгу, носясь со свистом и набирая все более сумасшедшую, убийственную скорость.
Энди Макги поднялся ему навстречу. Он был одет, как в тот день в Нью-Йорке, когда они с Чарли бежали от зеленого автомобиля Конторы по Третьей авеню. Только вельветовый пиджак порвался по шву на левом плече и коричневые саржевые брюки выцвели и до блеска протерлись на заду.
Ожидание пошло ему на пользу. Он сумел обрести внутренний покой. Не понимание, нет. Он чувствовал, что оно уже никогда не придет, даже если они с Чарли совершат невероятное – вырвутся на свободу и заживут нормальной жизнью. Он не находил в своем характере роковго изъяна, который бы хоть как-то оправдал эту жизненную мясорубку; он, отец, не совершил таких грехов, которые должна была бы искупить его дочь. Разве грешно хотеть заработать двести долларов и ради этого принять участие в официальном эксперименте? Не более грешно, чем хотеть вырваться на свободу. Если я окажусь на воле, думал он, я скажу людям: учите своих детей, учите с пеленок премудростям жизни... Нам говорят: мы знаем, что делаем, и бывает, что знают, но чаще всего нам лгут.
Впрочем, что после драки-то кулаками махать? Во всяком случае, они не пустили свои денежки на ветер. Возможно... и все равно он не мог понять и, тем более, простить тех,кто устроил им эту мясорубку. Обрести внутренний покой значило притушить костер ненависти к безыменным бюрокретинам, творящим зло во имя национальной безопасности или чего-то там еще. Хот какие же они безыменные: вот один стоит перед ним – глаза пустые, нервный тик, бессмысленная улыбка. Жалости к Кэпу он не испытывал.
САМ ВИНОВАТ, ПРИЯТЕЛЬ.
– Ну как, Энди? – спросил Кэн. – Готовы?
– Да, – сказал Энди. – Вы не возьмете одну сумку? В опустошенном взгляде Кэпа промелькнул обманчивый блеск – жалкий намек на былую проницательность.
Скачать книгу [0.20 МБ]
Пирамида