Видит Бог, это был один из поворотных моментов. Он вернулся домой, да, утешил тех, кто нуждался в утешении, да. Но вместо того, чтобы занять место дяди в мебельном бизнесе, он принимает решение ОСТАНОВИТЬ свой поход к финансовому успеху и НАЧАТЬ новый, к финансовому забвению. По ходу долгой истории этого человека Роланд и его ка – тет ни разу не услышит, что Тед Бротигэн винит в своей намеренной анонимности свои сверхъестественные способности или элемент собственного прозрения: это ценные способности, просто миру они еще не нужны.
И Господи, каким путем он приходит к пониманию этого! Во – первых, его «дикий талант» (такое определение встречается ему в дешевеньких журналах научной фантастики) действительно смертельно опасен при надлежащих обстоятельствах. Или при ненадлежащих.
В 1935 году, в Огайо, благодаря ему Тед Бротигэн становится убийцей.
Лиловые сумерки летнего дня внезапно сгущаются до ночной темноты, потом вдруг светлеет, но снова наступает темнота. Причина в его глазах, зрачки сужаются и расширяются, проделывая тот самый трюк, который так изумил второго врача чуть ли не двадцатью годами раньше, но Тед этого не замечает. Все внимание сфокусировано на убегающем человеке, сукином сыне, который только что ограбил его, а в процессе изуродовал ему лицо. Никогда в жизни он не испытывал такой злости, и, хотя мысль, которую он посылает вслед воришке, безобидная, даже кроткая
(слушай, дружище, я бы дал тебе доллар, если бы ты попросил, может, даже два)
силы в ней, как в брошенном копье. И это было копье. Бротигэну требуется какое – то время, чтобы это осознать, но по прошествии этого времени, ему становится ясно, что он – убийца, и, если есть Бог, ему, Теду Бротигэну когда – нибудь придется стоять перед Его троном и держать ответ за только что содеянное. Убегающий мужчина вроде бы обо что – то спотыкается, но на тротуаре нет ничего такого, обо что может зацепиться нога, только надпись мелом, печатными буквами: «ГАРРИ ЛЮБИТ БЕЛИНДУ». А вокругдетский орнамент: звезды, комета, неполная луна, которого со временем Тед начнет бояться. У него такое ощущение, будто он сам вонзил копье в спину этого человека, но он, по крайней мере, не сдвинулся с места. И он этого не хотел. Вот в чем дело. В глубине сердца Тед знает, этого не хотел. Он просто… его разозлила неожиданность нападения.
ед направляется к воришке, поднимает бумажник и видит, что игравшие в стикбол мальчишки смотрят на него, разинув рты. Показывает им бумажник, словно это какое – то оружие с болтающимся стволом, и мальчишка, который держит в руках отпиленную ручку от швабры, вздрагивает. Весь следующий год, или около того, это вздрагивание Тед будет видеть в своих кошмарах чаще, чем падающее тело. Собственно, будет видеть и потом, пусть и реже, всю жизнь. Потому что он любит детей, и никогда не пугает их специально. И он знает, что они видят: мужчину со спущенными брюками, из – под которых видны боксерские трусы (он понятия не имеет, торчит из ширинки его конец или нет, и если торчит, то его это нисколько не удивит), бумажником в руке и безумным выражением окровавленного лица.
– Вы ничего не видели! – кричит он им. – Вы меня слышите! Вы меня слышите! Вы ничего не видели!
Потом он подтягивает брюки. Возвращается к портфелю, поднимает, но к пакету со свиной отбивной не прикасается, к черту свиную отбивную, он потерял аппетит, вместе с верхним передним зубом. Бросает еще один взгляд на лежащее на тротуаре тело, на испуганных мальчишек. Убегает.
С этого начинается его новая карьера.5
Конец второй пленки выскользнул из прорези в ступице бобины, и мягко зашуршал, протягиваясь через головку магнитофона.
– Господи, – выдохнула Сюзанна. – Господи, какой бедняга.
– Как же давно это произошло, – и Джейк покачал головой, словно пытался разогнать застилавший ее туман. Для мальчика годы, отделяющие его когда от когда Бротигэна, казались непреодолимой пропастью.
Эдди взял футляр с третьей бобиной, достал ее, вопросительно посмотрел на Роланда. Стрелок привычным жестом вертанул рукой, тем самым говоря: скорее, скорее.
Эдди заправил пленку в головку магнитофона. Ранее ему такого делать не приходилось, но для этого не требовались знания инженера-ракетчика. Усталый голос продолжил, вещая из Пряничного домика, который Динки Эрншоу придумал для Шими, реального места, для создания которого потребовалось только воображение. Балкон на наружной стене Темной Башни, так назвал его Бротигэн.
Он убил мужчину (случайно, с этим согласились они все; они привыкли не расставаться с оружием, и знали разницу между случайными сознательнымего применением безо всяких дискуссий) примерно в семь вечера. А к девяти часам того же вечера уже катил в поезде на запад. Тремя днями позже просматривал колонку объявлений «Требуются бухгалтеры» в газете Де-Мойнаnote 85 .Теперь он знал о себе несколько больше, чем раньше, понимал, каким должен быть осторожным. Более не мог позволить себе злиться, даже когда для злости были все основания. Прежде был безобидным телепатом, мог сказать вам, что вы съели на ленч, мог сказать, где в колоде лежит дама червей, потому что об этом знал шулер, державший игорный притон на углу… но, разозлившись, Бротигэн получал доступ к копью, ужасному копью…
– Между прочим, это неправда, – заметил голос из магнитофона. – Про безобидного телепата, и я это понимал, даже когда был молокососом, пытавшимся попасть на военную службу. Просто не знал слова, каким следовало меня называть.
Как выяснилось, слово это – умножитель. Позднее он понял, что определенные личности, скауты, отыскивающие людей со сверхъестественными способностями, уже тогда наблюдали за ним, оценивали его потенциал, зная, что он выделяется даже среди телепатов, но не зная, насколько выделяется. Во-первых, телепаты, живущие не на Ключевой Земле (их фраза) встречались редко. Во-вторых, к середине 1930 годов Тед начал осознавать, на что он действительно способен: если прикасался к разуму другого человека в состоянии эмоционального подъема, человек этот на короткое время становился телепатом. Не знал Бротигэн другого: сверхъестественные способностей тех, кто были телепатами, под его воздействием усиливались.
Значительно усиливались, умножались.
– Но я об этом еще расскажу, – пообещал Бротигэн.
Он переезжал из города в город, безработный, перебивающийся случайными заработками, который ездил по стране на открытых площадках пассажирских вагонов, а то и в товарных, никогда не задерживаясь на одном месте достаточно долго, чтобы пустить корни. Оглядываясь назад, он полагал, что даже тогда подсознательно знал о слежке. На интуитивном уровне, по странностям, которые иногда замечал краем глаза. К примеру, тут и там ему встречался определенный тип людей. Женщины – редко, чаще мужчины, но всем им нравилась кричащая одежда, бифштексы с кровью, быстрые автомобили, тех же ярких цветов, что и одежда. Их отличали тяжелые и на удивление лишенные выражения лица. Позже он пришел к выводу, что точно также выглядят лица тех дураков, которые делали пластические операции у врачей-шарлатанов, прельстившихся дешевизной. И все двадцать лет, осознанно он это не замечал, только краем глаза, в каком бы он ни находился городе, везде ему встречались те же детские символы, нарисованные на заборах, стойках, тротуарах. Звезды и кометы, планеты с кольцами и неполные луны. Иногда красный глаз. Часто рядом встречалась решетка «классов», но не всегда. Позднее эти мелочи сложились в одну «картинку», но не в тридцатых, сороковых, начале пятидесятых, когда его носило по всей стране. Нет, тогда он чем-то напоминал доков Номер один идва, не хотел видеть то, что находилось у него перед глазами, потому что… избегал лишних волнений.
А потом, примерно в то время, когда Корейская война близилась к завершению, он увидел Объявление. Оно обещало РАБОТУ НА ВСЮ ЖИЗНЬ, и в нем указывалось: если ВЫ ПРОЙДЕТЕ ОТБОР, то вам не будут задавать АБСОЛЮТНО НИКАКИХ ВОПРОСОВ о вашем прошлом. В списке требующихся специалистов значились и бухгалтеры. Бротигэн не сомневался, чтообъявление это публиковалось в газетах по всей стране. Он прочитал его в «Сакраменто би»note 86 .
– Господи! – воскликнул Джейк. – Именно из этой газеты отец Каллагэн узнал о том, что его друг Джордж Магрудер…
– Тихо! – оборвал его Роланд. – Слушай.
Они слушали.6
Тестирование проводится челами (этот термин Тед Бротигэн узнает лишь через несколько недель, когда покинет свой 1955 год и попадет в находящийся вне времени Алгул). На собеседовании в Сан-Франциско его тоже принимает чел. Тед еще узнает (среди многого и всякого), что маскировка, которой пользуются низшие люди, прежде всего маски,которые они носят, не так уж и хороша, особенно вблизи и при личном контакте. Вблизи и при личном контакте правда открывается очень даже быстро: они – помесь челов итахинов, для которых стремление стать челами превратилось в религиозный культ. И самый простой способ оказаться в медвежьих объятьях « низшего « мужчины или женщины, смертоносные зубы которых будут искать вашу сонную артерию – сказать им, что изменяться они могут лишь в двух направлениях, стариться и становиться более уродливыми. Красные отметины на их лбах, глаз Короля, обычно исчезают, когда они оказываются на американской стороне (или высыхают, как временно дремлющая пустула), и маски, которые они надевают, по природе органические, кроме как за ушами, где проглядывает волосатая, утыканная зубами настоящая кожа, и на первый взгляд неотличимы от человеческих лиц, правда, в ноздрях любой может увидеть десятки маленьких, шевелящихся жгутиков. Но, с другой стороны, это же неприлично, заглядывать в ноздри другому.
Что бы они о себе ни думали, но вблизи и наедине, само собой, на американской стороне, становилось ясно и понятно, что они – нелюди, а кому охота пугать новую рыбку дотого, как сеть расставлена должным образом? Вот почему челы (кан-тои таким словом никогда не пользуются. Считают его унизительным, как ниггер или вамп) проводят тестирование, проводят собеседования, кандидат на вакантную должность видит только челов до того момента, как переступает порог работающей двери на американской стороне и попадает в Тандерклеп.
Тед проходит тестирование, вместе с сотней других претендентов, в спортивном зале, который напоминает ему другой зал, в средней школе Восточного Хартфорда. Этот заполнен рядами школьных столов. Стоят они на матах для занятий борьбой, чтобы железные ножки не царапали деревянный пол. После первого этапа тестирования, девяноста минут вопросов по математике, литературе, словарному запасу, половина столов пустеет. После второго этапа занятыми остаются лишь четверть. Второй этап состоит из очень странных вопросов, очень субъективных вопросов, и в некоторых случаях Тед дает ответ, который не считает правильным, но думает, возможно, знает, что люди, составлявшие вопросник, хотят увидеть не тот ответ, который, скорее всего, мог дать он (и большинство людей). Вот пример такого вопроса:
23.Вы остановились около перевернувшегося автомобиля на дороге, где редко кто ездит. Молодой человек не может самостоятельно вылезти из кабины и зовет на помощь. Вы спрашиваете: «Молодой человек, вы ранены?» Он отвечает: «Вроде бы нет». Рядом на поле лежит сумка с деньгами. Вы:
а) Помогаете молодому человеку выбраться из кабины и отдаете ему деньги
б) Помогаете молодому человеку выбраться из кабины, но настаиваете на необходимости отвезти деньги в местный полицейский участок
в) Берете деньги и продолжаете путь, зная, что кто-нибудь обязательно проедет следом и поможет молодому человеку, пусть и пользуются этой дорогой редко
г) Что-то еще.
Будь это тест кафедры психологии Сакраментского университета, Тед без колебания обвел бы вариант (б). Пусть он мало чем отличался от бродяги, его мама не воспитывала дураков, и мы говорим ей, большое спасибо. Этот выбор был бы правильным в большинстве ситуаций… безопасный выбор, выбор, который просто не может быть неправильным.Рассматривает он и запасной вариант: « Я совершенно не понимаю, к чему вы клоните, но, по крайней мере, честно это признаю «, и это вариант (г).
Тед обводит (в), но сие не означает, что в вышеописанной ситуации он бы именно так и поступил. Он склонен думать, что и вариант (а) не так уж и плох, при условии, что он сможет задать « молодому человеку « несколько вопросов о происхождении денег. И, если не применялись пытки (а он бы это узнал, не так ли, что бы ни ответил ему « молодойчеловек « на сей предмет), нет вопросов, забирайте ваши деньги. Vaya con Diasnote 87 .И почему? Потому что Тед Бротигэн верил, так уж вышло, что владелец закрывшегося кондитерского магазина не просто бросался словами, когда писал на витрине « ИХ УБИЙСТВО МАЛЕНЬКОГО ЧЕЛОВЕКА «.
Но он обводит (в), и пятью днями позже оказывается в холле танцевальной школы (танцам там уже не учат, школа закрылась) в Сан-Франциско (билет из Сакраменто ему оплатили), вместе с тремя другими мужчинами и одной угрюмой девушкой (как выясняется, зовут девушку Таня Лидс, и она из Брайса, штат Колорадо). Больше четырехсот человек пришли в спортивный зал, клюнув на обещания рекламного объявления. По большей части, козлы. В Сан-Франциско приезжают четыре барана. Один процент. И даже это, как потом предстоит узнать Бротигэну, фантастическая удача.
Со временем его приглашают в кабинет с надписью на двери «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН». Большая часть кабинета забита пыльными танцевальными костюмами. На складном стуле сидит широкоплечий мужчина с суровым лицом, вокруг валяются розовые пачки. Бротигэн думает: «Реальная жаба в воображаемом саду «.
Мужчина сидит, наклонившись вперед, руки лежат на большущих, как у слона, бедрах. «Мистер Бротигэн, говорит он, – возможно, я – жаба, может, и нет, но я могу предложить вам работу на всю жизнь. Могу также отослать вас отсюда, крепко пожав руку и пожелав всего наилучшего. Все зависит от ответа на один вопрос. Собственно, вопроса о вопросе.
Мужчина, как выясняется, зовут его Френк Армитейдж, протягивает Теду лист бумаги. На нем подчеркнут вопрос 23, о молодом человеке и сумке с деньгами.
– Вы обвели (в), – говорит Армитейдж. – А теперь, только без запинки, пожалуйста, скажите мне, почему.
– Потому что (в) – ответ, который вы хотели получить, – отвечает Тед без малейшей запинки.
– И откуда вам это известно?
– Потому что я – телепат, – говорит Тед. – И именно телепатов вы ищите, – он пытается сохранить бесстрастное выражение лица и, похоже, ему это удается, но внутри его переполняет безмерное облегчение. Потому что он нашел работу? Нет. Потому что ему сделали предложение, в сравнении с которым призовые деньги новой телевикторины кажутся грошами? Нет.
Потому что кому-то наконец требуются его способности. Потому что кого-то он действительно заинтересовал.7
Работу ему предложили очень выгодную, но в своих мемуарах Бротигэн честно признал, что мог бы согласиться, даже если бы ему сразу сказали правду.
«Потому что талант не может дремать, не знает, как это, сидеть сиднем, – сказал он. – Независимо от того, идет ли речь о вскрытии сейфов, чтении мыслей, делении в умедесятизначных чисел, талант требует, чтобы его использовали. Кричит об этом, не умолкая. Будит ночью после самого тяжелого дня, крича: „Используй меня, используй меня, используй меня! Я устал от ничегонеделания! Используй меня, дурья башка, используй!“
Джейк расхохотался, даже не юношеским – детским смехом. Зажал рот руками, но продолжал смеяться. Ыш посмотрел на него снизу вверх, его черные глаза в золотых ободках обручальных колец хитро поблескивали.
Все это Армитейдж и рассказал Теду. Только первая половина составил четверть миллиона долларов, что в сумме со второй давало ровно полмиллиона.
«Это казалось невероятным, – звучал из „Волленсака“ голос Бротигэна. – Конечно, казалось, черт побери! Только гораздо позже я выяснил, как невероятно дешево они нас покупали, даже предлагая такие цены. Динки становится особенно красноречив, когда речь заходит об их жадности… под „ними“ в данном случае подразумеваются бюрократы Короля. Он говорит, что Алый Король пытается положить конец всему созданному Господом, не выходя за жесткие рамки бюджета, и, разумеется, он прав, но, думаю, даже Динки понимает, пусть он в этом, само собой, не признается, если ты предлагаешь человеку так много, он просто отказывается этому верить. Или, в зависимости от его воображения (у многих телепатов и ясновидящих воображение отсутствует напрочь), не может в это поверить. В нашем случае контракт заключался на шесть лет, с возможностью продления, и Армитейдж тотчас же хотел услышать мое решение. Очень мало методов манипулирования людьми столь же успешны, как этот, дама и господа, заключающийся в том, что ты запудриваешь мозги своей жертве, сковываешь их жадностью, а потом торопишь с ответом.
– И я, конечно же, тут же на все согласился. Армитейдж сказал мне, что уже во второй половине дня моя четверть миллиона будет в «Морском банке» Сан-Франциско, откудая могу забрать деньги в удобное для меня время. Я спросил, нужно ли мне подписывать контракт. Он протянул одну из своих рук, огромную, как окорок, и сказал, что вот он,наш контракт. Я спросил, куда я поеду и чем мне предстоит заниматься, эти вопросы следовало задать с самого начала, уверен, вы со мной согласитесь, но я был так поражен его предложением, что мне это и в голову не пришло.
А кроме того, я полагал, что и так знаю ответ. Я думал, мне предстоит работать на государство. По одному из проектов, которым дала путевку в жизнь «холодная война». В каком-нибудь отделе ЦРУ или ФБР, занимающимся телепатами, где-нибудь на острове в Тихом океане. Помню, я еще подумал, что из всего этого может получиться хороший радиоспектакль.
Армитейдж ответил: «Вы поедете далеко, Тед, но при этом будете совсем рядом. Пока это все, что я могу вам сказать. За исключением последнего. Относительно наших договоренностей я попрошу вас держать рот на замке на протяжении всех восьми недель, оставшихся до вашего… г-м-м… отъезда. Помните, развязавшийся язык топит корабли. Рискуя вызвать у вас паранойю, попрошу учесть, что за вами будут следить».
И, разумеется, за мной следили. Позже, если точнее, гораздо позже, я сумел вспомнить во всех подробностях два мои последние месяца во Фриско, и понял, что кан-тои неусыпно следили за мной.
Низшие люди».8
«Армитейдж и два других чела встретились с нами у дверей отеля „Марк Гопкинс“, – продолжил голос из магнитофона. – Дату я запомнил прекрасно: Хэллоуин 1955 года. Пять часов пополудни. Я, Джейс Макговерн, Дейв Иттауэй, Дик… Не могу вспомнить его фамилию, он умер шестью месяцами позже, Хамма сказал, что от пневмонии, и остальные ки'каны его поддержали, ки'кан означает говночеловек, или говнюк, если вас это интересует, но Дик покончил с собой, и я это точно знал, даже если остальные – нет. Остальные… помните дока Номер два? Остальные и раньше, и теперь точно такие же. „Не говорите мне того, что я не хочу знать, сэй, не вносите диссонанс в сложившийся у меня взгляд на мир“. Последней была Таня Лидс. Крепкая штучка…»
Пауза и щелчок. Голос Теда вернулся, временно посвежевший, окрепший. Третья бобина подходила к концу. « Конец – то истории ему придется скомкать «, – подумал Эдди, и мысль эта вызвала у него разочарование. Помимо прочего, Тед оказался потрясающим рассказчиком.
«Армитейдж и его коллеги приехали на „форде-универсале“, который в те благословенные дни называли гробом. Они повезли нас в глубь материка, в город Санта-Майру. С заасфальтированной Главной улицей. На остальных твердое покрытие отсутствовало. Я помню множество нефтяных качалок, которые напоминали молящихся богомолов, что-то в этом роде… но к тому времени уже стемнело, так что они были лишь силуэтами на небесном фоне.
Я ожидал увидеть железнодорожную платформу, может автобус с табличкой «ЗАКАЗНОЙ» на лобовом стекле. Вместо этого нас подвезли к пустующему складскому зданию с перекошенной вывеской над воротами «ПОГРУЗОЧНЫЙ СКЛАД САНТА-МАЙРА», и я уловил мысль, ясную и понятную, долетевшую ко мне от Дика, фамилию которого я забыл: « Они собираются нас убить. Они привезли нас сюда, чтобы убить и украсть наши вещи «.
Если вы не телепат, то не знаете, как вдруг становится страшно. Ощущение такое, будто кто-то залезает в твою голову. Я увидел, как побледнел Дейв Иттауэй, а у Тани, пусть она не издала ни звука, как я уже и говорил, характер у нее – кремень, в уголках выступили слезы. В кабине хватало света, чтобы это увидеть.
Я наклонился, взял руки Дика в свои, сжал, когда он попытался их отдернуть. Послал ему свою мысль: « Они не дали бы нам по четверти миллиона долларов, большая часть которых и сейчас хранится в „ Морском банке «, только для того, чтобы привести нас в эту дыру и украсть наши часы «. И тут же ко мне пришла мысль Джейса: «У меня даже часов нет. Я заложил свои два года тому назад в Альбукерке, а к тому времени, когда подумал, что надо бы обзавестись новыми, это случилось в минувшую полночь, все магазины уже закрылись, да и я был слишком пьян, чтобы сползти с высокого стула у стойки бара“.
Его мысль сняла напряжение, мы все рассмеялись. Армитейдж спросил нас, чего мы смеемся, и мы расслабились еще сильнее, потому что могли делать то, чего не мог он и его люди, общаться без слов. Я сказал ему, что просто так, и вновь сжал руки Дика. Это сработало. Я… полагаю, помог ему. Впервые в жизни. Потом такое случалось часто. В этом одна из причин моей усталости. Ментальная помощь сильно выматывает.
Армитейдж и остальные повели нас в здание склада. Помещение пустовало, но в глубине стояла дверь, с написанными на ней мелом двумя словами, в окружении неполных луни звезд. «СТАНЦИЯ „ТАНДЕРКЛЕП“ – вот что мы прочитали на двери. Но не обнаружили ничего похожего на станцию: ни железнодорожных путей, ни вагонов, ни автобусов, ни даже дороги, помимо той, по которой мы приехали к складу. По обе стороны двери были окна, но в них мы увидели лишь пару-тройку каких-то небольших строений, скорее всего, сараев, от одного из которых остался только сгоревший остов, и землю, заваленную мусором.
«Почему мы сюда пришли?» – спросил Дейв Иттауэй, и один из спутников Армитейджа ответил: «Вы увидите», – и мы увидели.
«Дама проходит первой», – с этими словами Армитейдж распахнул дверь.
На той стороне тоже было темно, но не так, как на нашей. Там была более темная темнота. Если вы уже видели Тандерклеп в ночи, то знаете, о чем я говорю. И звуки из этой темноты доносились другие. Старина Дик попытался дать задний ход и развернулся на сто восемьдесят градусов. Один из спутников Армитейджа выхватил пистолет. И я никогда не забуду, что сказал Армитейдж. Потому что голос его звучал… по-доброму. «Возвращаться слишком поздно, – услышали мы. – Теперь вы можете только идти вперед».
Думаю, именно тогда я понял, что все эти разговоры о шестилетнем контракте и его продлении, если будет на то желание – чушь собачья, как сказали бы Бобби Гарфилд и его друг Салл-Джон. Не то, чтобы мы прочли это в их мыслях. Все они были в шляпах, видите ли. Вы никогда не увидите «низшего» мужчину, да и «низшую» женщину, если на то пошло, без шляпы. Мужчины предпочитают простые мягкие шляпы, вроде тех, что носили тогда в Америке, но эти шляпы отличались от продающихся в магазине. Они -думалки. Точнее, антидумалки; глушат мысли тех, кто их носит. Если вы попытаетесь тыкнуться в голову того, кто в такой шляпе, тыкнуться – это словечко Динки, то есть прочитать его мысли, из этого ничего не выйдет. Вы услышите только гудение, сквозь которое будут прорываться множество невнятных голосов. Неприятное гудение, сродни тодэшным колокольцам. Если вы их слышали, то знаете, о чем я. Отбивает охоту прилагать дополнительные усилия. А прилагать дополнительные усилия – это последнее, чего могут захотеть живущие в Алгуле телепаты. В чем больше всего заинтересованы Разрушители, дама и господа, так это жить спокойно и не рыпаться. Что только подчеркивает чудовищность ситуации, если, конечно, отойти подальше и взглянуть на происходящее со стороны. В кампусе можно очень часто услышать или увидеть написанной на стене, коротенькое высказывание, почти стишок: «Включай вентилятор, считай, ты в круизе, не вспоминай о прошлом, думай о загаре». Это означает: «Не дергайся». Последствия такого отношения крайне неприятны. Интересно, сможете ли вы это увидеть».
Эдди подумал, что он смог, во всяком случае, ему пришла в голову мысль о том, что из его брата Генри вышел бы потрясающий Разрушитель. При условии, что ему позволили бы взять с собой героин и альбомы «Криденс клиауотер ревайвел»note 90 .
Долгая пауза от Теда, потом печальный смешок.
«Я думаю, пора чуть укоротить эту длинную историю. Мы прошли через дверь, прочее оставим за кадром. Если вы проделали тот же путь, то знаете, какими неприятными ощущениями сопровождается этот переход, когда дверь работает не на должном уровне. А дверь между Санта-Майрой и Тандерклепом была куда в лучшем состоянии, чем некоторыеиз дверей, через которые мне пришлось потом проходить.
На мгновение мы видели только темноту той стороны да вой зверей, которых тахины называют дикими собаками. Потом зажглись прожектора и мы увидели этих… этих существ с головами птиц, горностаев, одного с головой быка, с рогами и все такое. Джейс закричал, я – тоже. Дейв Иттауэй повернулся и попытался убежать, но его схватил Армитейдж. А если бы и не схватил, куда бы он побежал? Обратно в дверь? Так она закрылась и, насколько мне известно, была односторонней. Только Таня, единственная из нас, не издала ни звука, а когда взглянула на меня, в ее глазах я увидел облегчение, то же прочитал и в мыслях. Потому что мы знали, понимаете. Не на все вопросы мы получили ответы, но на два, очень важных, получили. Где мы находились? В другом мире. Когда мы могли вернуться? Никогда. Наши деньги в «Морском банке» Сан-Франциско будут множиться и множиться, превращаясь в миллионы, и никто не сможет их потратить. Потому что тот мир мы покинули навсегда.
Нас уже ждал автобус, с роботом-водителем, которого звали Фил. «Меня зовут Фил, я стар, но мил, а лучшая новость – я никогда не пил». Пах он, как молния, а внутри у него постоянно что-то щелкало. Старина Фил уже мертв, его отвезли на кладбище поездов и роботов, сколько их там покоится, известно только Господу, но механических помощников здесь хватает, чтобы завершить начатое, я в этом уверен.
Дик потерял сознание, когда вы вышли из двери на стороне Тандерклепа, но к тому времени, когда впереди показались огни поселения, пришел в себя. Таня положила его голову себе на колени, и я помню, с какой благодарностью он на нее смотрел. Это забавно, что остается в памяти, не так ли? Нас проверили у ворот. Распределили по общежитиям, проследили за тем, чтобы мы поели… еду подали отменную. И потом кормили не хуже.
На следующий день мы вышли на работу. И, если вычесть мой маленький «отпуск в Коннектикуте», работали постоянно».
Еще пауза, а потом:
«Видит Бог, с тех пор мы работали. И, прости, Господи, большинство из нас были счастливы. Потому что талант хочет одного – быть востребованным».9
Он рассказывает о нескольких первых вахтах в Читальне и осознании, не постепенном – почти мгновенном, что они здесь не для того, чтобы вычислять шпионов, или читать мысли русских ученых, или «сбивать что-то космическое», как сказал бы Динки (не то, чтобы Динки появился здесь раньше, чем он, но Шими – появился). Нет, они делали другое – что-то разрушали. Он мог чувствовать это что – то, не только в небе над Алгул Сьенто, но везде, вокруг них, даже под ногами.
И однако, его все устраивало. Кормили хорошо, его сексуальный аппетит с годами несколько угас, но он не отказывал себе в удовольствии время от времени потешить своего молодца, всякий раз напоминая себе, что виртуальный секс – та же мастурбация. Но при этом долгие годы он трахался только с проститутками, как и многие мужчины, постоянно перепархивающие с места на место, и на собственном опыте знал, что такой секс также не слишком отличается от все той же мастурбации; ты долбишь ее изо всех сил, пот льет с тебя градом, она ахает и охает, при этом думая, есть ли в баке бензин, или стараясь вспомнить, когда отоваривают купоны в «Красном – и – Белом». Как и в других жизненных ситуациях, тут приходится задействовать воображение, а вот это Тед умеет, визуализация дается ему легко, спасибо вам большое. Он доволен тем, что у него крыша над головой, доволен компанией… охранники – это охранники, все так, но он верит им, когда они говорят, что наполовину их работа – оберегать кампус от тех, ктоможет проникнуть в него снаружи, и лишь вторая половина – не выпускать из него Разрушителей. Ему нравится большинство тех, кого охраняют вместе с ним, а где – то через год – два он понимает, что нужен обитателям общежитий. Он может успокоить, когда их охватывает ярость; может снять острый приступ тоски по дому часовым разговором. И это, конечно, хорошо. Может, хорошо все, что они тут делают. Во всяком случае, есть у него такое ощущение. Тосковать по дому – это человеческое чувство, а вот Разрушать – божественное. Он пытается объяснить Роланду и его тету, но лучшее, что он может сделать – найти самое подходящее, на его взгляд, сравнение: Разрушать – все равно, что наконец – то почесать то место на спине, которое все время сводило тебя с ума терпимым, но постоянным зудом, а дотянуться до него никак не удавалось. Ему нравится ходить в Читальню, точно так же, как и остальным. Нравится сидеть там, вдыхать запах хорошего дерева и хорошей кожи, искать… искать… а потом, внезапно, а-а-а-х. Ты разрушаешь, бэби, а разрушать – это божественно.
Динки как – то сказал, что Читальня – единственное место, где он действительно ощущал сам себя, вот почему ему и хотелось ее закрыть. Если возможно, сжечь. «Я же знаю, что могу натворить, когда ощущаю самого себя, сказал он Теду. – Когда я, вы понимаете, в ладу с самим собой». И Тед понимал, о чем речь. В Читальне всем было слишком уж хорошо, даже не верилось, что такое возможно. Ты садишься, при желании берешь в руки журнал, смотришь на картинки моделей и маргарина, кинозвезд и автомобилей, и чувствуешь, как твой разум поднимается ввысь. Луч вокруг тебя, ты словно в энергетическом коридоре, но твой разум всегда поднимается к крыше и, когда добирается туда, находит большой древний, наклонный желоб.
Может, однажды, когда Прим только – только отступил и голос Гана еще отдавался эхом в чертогах макровселенной, Лучи были гладкими и полированными, но те дни канули в лету. Теперь Путь Медведя и Черепахи бугрист и разъеден, на поверхности полным – полно бухт, седловин, пещер и расщелин, достаточно мест, за которые можно уцепиться. Иногда ты медленно ползешь по ним, иной раз чувствуешь, как проникаешь внутрь, как капля кислоты, способная мыслить. И все эти ощущения невероятно приятны. Сексуальны.
А для Теда в этом есть и кое – что еще, хотя он и не знает, что он – единственный, у кого это есть, пока ему не говорит об этом Трампа с. Трампа с, понятное дело, не собирался ничего ему говорить, но у него жуткая экзема, и вот это кардинально все меняет. Трудно поверить, что лавры спасения Темной Башни, возможно, принадлежат вечно зудящей коже на голове, но эта идея не притянута за уши.
Совершенно не притянута.10
«В Алгул Сьенто сто восемьдесят сотрудников, рассказывал Тед. – Я не из тех, кто учит кого-либо делать свою работу, но, возможно, вы захотите кое-что записать, по меньшей мере, запомнить. Грубо говоря, шестьдесят охранников на три восьмичасовых смены, соответственно, двадцать, двадцать и двадцать в каждой. У тахинов самое острое зрение, и они несут вахту на сторожевых башнях. Челы патрулируют периметр. С оружием, будьте уверены, и крупного калибра. Руководят всем Прентисс, ректор, и Финли из Тего, начальник службы безопасности, чел и тахин соответственно, но большинство скаутов, которые бывают в других реальностях – кан-тои… низшие люди, вы понимаете.
Обычно кан-тои не ладят с Разрушителями. Короткий разговор – вот и все общение, которое может быть между ними. Динки как-то сказал мне, что они нам завидуют, потому что мы, как он говорит, «совершенные челы». Как и охранники-челы, кан-тои на службе носят думалки, чтобы мы не могли тыкнуться в их головы и прочитать мысли. Но дело в том, что в основной массе Разрушители и не пытались никуда тыкнуться, за исключением Луча, а может, им это уже и не под силу. Мозг – такая же мышца, как и любая другая, и атрофируется, если ее не использовать».
Пауза. Щелчок. А потом:
«Я говорил вам, что тахинам думалки не нужны? Они говорят на хорошем английском, но время от времени я чувствую, что некоторые из них обладают ограниченными телепатическими способностями, могут получать и передавать, во всяком случае, короткие мысли, а если ты пытаешься тыкнуться в их головы, то на тебя накатывает отупляющая волна каких-то звуков, ментальные статические помехи, белый шум. Я предположил, что это результат действия какого-то защитного механизма. Динки уверен, что так они думают. В любом случае, этим они облегчают себе жизнь. Им нет нужды помнить о том, что перед выходом из дома нужно обязательно надеть шляпу.
Среди кан-тои Трампас был одним из старших скаутов. Его можно было видеть прогуливающимся по Главной улице Плизантвиля или сидящем на скамейке на Молле, обычно с какой-нибудь книгой из психологической серии «Помоги себе сам», скажем с «Семью шагами к позитивному мышлению». А следующим днем он мог стоять рядом с Домом разбитыхсердец, греясь в солнечных лучах, вместе с другими скаутами кан-тои. Если в этом прослеживалась какая-то закономерность, я ее не нашел. Динки тоже. Мы думаем, ее и не было.
Что всегда отличало Трампаса, так это полное отсутствие зависти. В нем чувствуется дружелюбие… или чувствовалось, в некоторых аспектах в нем не было абсолютно ничего от «низшего» мужчины. И, похоже, далеко не все коллеги кан-тои Трампаса сильно жаловали его. Что тут скажешь, ирония судьбы, потому, если кан-тои и могли превратитьсяв людей, то Трампас был один из тех немногих, кто действительно продвинулся в этом направлении. Взять, к примеру, смех. Когда кан-тои смеялись, казалось, что корзина камней катится вниз по стволу шахты: внутри у тебя все начинает дрожать, как говорит Таня. Когда смеется Трампас, смех пронзительный, это есть, но в остальном нормальный. Потому что, думаю, он смеется. А другие просто имитируют смех.
Так или иначе, как-то днем у нас завязался разговор. На Главной улице, рядом с кинотеатром «Жемчужина». В какой уж раз показывали «Звездные войны». Если и есть фильм,который Разрушителям хочется смотреть вновь и вновь, так это «Звездные войны».
Я спросил его, знает ли он, откуда взялась его фамилия. Он ответил, конечно, он получил ее от своего клан-фама. Каждому кан-тои дают фамилию чела в какой-то период его развития; вроде бы это признак зрелости. Динки говорит, что они получают фамилию после того, как им удается впервые трахнуть свою женщину, но Динки – это Динки. Фактически мы этого не знаем, да нам это и не нужно, но некоторые из фамилий очень забавные. Тут ходит один тип, который выглядит, как Рондо Хаттон, актер 1930-х годов, которыйстрадал акромегалией и мог играть только монстров и психопатов, но зовут его Томас Карлайт. Есть тут и Беовульфnote 91 ,и Ван Гог Бейс».
Сюзанна, в прошлом поклонница музыки с Бликер-стритnote 92 ,закрыла рот руками, чтобы подавить смех.
«Так или иначе, я сказал ему, что Трампас – персонаж знаменитого романа-вестерна „Виржинец“note 93 .Разумеется, не главный герой, но ему принадлежит фраза, которую помнят все, кто прочитал книгу: «Улыбайся, когда говоришь такое!» Трампаса это заинтересовало, и дело кончилось тем, что я пересказал ему весь сюжет книги за чашечкой кофе в аптечном магазине.
Мы стали друзьями. Я рассказывал ему, что происходит в нашей маленькой колонии Разрушителей, он – интересные, но невинные истории о жизни по его сторону ограды. Он также жаловался на экзему, от которой постоянно чесалась кожа на голове. И постоянно поднимал свою круглую шапочку без полей, более всего похожую на ермолку, только из джинсовой ткани, чтобы почесать голову. Он говорил, что там все ужасно зудит, даже сильнее, чем внизу, у детородного органа. И мало-помалу я начал понимать, что могучитать его мысли всякий раз, когда он поднимает шапочку. Не только те, что находились на самом верху, но все. И если не терял времени даром, а я учился его не терять, то мог прочитать именно те мысли, которые меня интересовали, как статьи в энциклопедии, переворачивая страницы. Только сравнение с книгой, пожалуй, неправильное. Скорее, процесс этот напоминал включение и выключение радио во время выпуска новостей».
– Господи, – выдохнул Эдди и взял очередной крекер. Пожалел, что нет молока, куда мог бы макнуть его. Крекеры из муки грубого помола без молока – все равно, что «орео»note 94без белой прослойки.
«Представьте себе, что вы включаете радиоприемник или телевизор на максимальную громкость, – вновь зазвучал хрипловатый, усталый голос Теда, – а потом выключаете его… также быстро, – последние слова он сознательно произнес слитно, и все улыбнулись, даже Роланд. – Тогда идея станет вам понятна. А я расскажу, что мне удалось узнать. Подозреваю, вам все это уже известно, но я просто не могу взять на себя ответственность и промолчать. Вдруг вы не знаете того, что я сейчас расскажу. А это важно.
Есть Башня, дама и господа, о чем вы знать должны. В свое время там скрещивались шесть Лучей. Они черпали энергию из Башни, это какой-то невообразимый источник энергии, и поддерживали ее, как растяжки поддерживают шпиль радиоантенны на крыше здания. Четыре из этих Лучей разрушились, четвертый – недавно. Остались два: Луч Медведя, Путь Черепахи – Луч Шардика, и Луч Слона, Путь Волка – некоторые называют его Лучом Гана.
Любопытно, сможете ли вы представить себе тот ужас, который испытал я, осознав, чем я занимался в Читальне. Когда царапал что-то там, наверху. Хотя я все время знал, это что-то – важное, точно знал.
И это еще не самое худшее. О самом худшем я не подозревал, оно касалось только меня. Я знал, что кое в чем отличаюсь от остальных. Во-первых, я был единственным Разрушителем, в душе которого оставалась капля сострадания. Когда на них нападала тоска, они, как я уже и говорил, приходили ко мне. Пимли Прентисс, ректор, поженил Таню и Джоя Растосовича, настоял на этом, не желал слушать никаких возражений, продолжал твердить, что это его право и обязанность, что в данной ситуации он – капитан круизного лайнера, и, разумеется, они позволили ему их поженить. А потом пришли в мои апартаменты, и Таня сказала: «Пожени нас, Тед. Тогда мы действительно станем мужем и женой». Иногда я спрашиваю себя: «Ты задумывался над тем, что тут происходит? До того, как начал общаться с Трампасом и вслушиваться в его мысли всякий раз, когда он поднимал шапочку, чтобы почесать голову, ты действительно думал, что сохранившиеся в душе толики жалости и любви – единственное, что отличает тебя от остальных? Или ты и тут обманывал себя?
Полной уверенности у меня нет, но, возможно я могу признать себя невиновным по этому пункту обвинения. Я действительно не понимал, что мой талант простирается дальше чтения мыслей и разрушения. Я – что микрофон для певца или стероиды для мышцы. Я… усиливаю их. Скажем, есть единица силы, назовем ее дарк, хорошо? В Читальне без меня, двадцать или тридцать человек могут выдавать пятьдесят дарков в час. А со мной? Эта величина подскакивает до пятисот дарков в час. И подскакивает сразу же, стоит мне там появиться.
Слушая мысли Трампаса, я начал понимать, что меня они полагают находкой столетия, может, всех времен, что я -единственный действительно незаменимый Разрушитель. Я уже помог им сломать один Луч, а теперь в десятки раз сокращаю время разрушения Луча Шардика. А когда Луч Шардика рухнет, дама и господа, Луч Гана продержится лишь короткое время. Потом развалится он, и Темная Башня упадет, наступит конец всему, закроется сам Глаз Существования.
Как мне удалось не дать Трампасу заметить мою печаль, не знаю. И у меня есть причина сомневаться в том, что мое лицо все время оставалось бесстрастным, пусть тогда я так думал.
Скачать книгу [0.43 МБ]
Пирамида