Стонущий звук мало-помалу затих, стремительные шаги замедлились, и Роланд открыл глаза. Перед ним, пыхтя и отдуваясь, стоял Эдди. По щекам юноши струился пот. Рубашка прилипла к груди одним темным пятном. Последние остатки образа «мальчика из колледжа», на котором настаивал Джек Андолини, исчезли. Волосы свисали на лоб. Штаны разъехались в шагу. Картину дополняли синевато-лиловые круги под глазами. Эдди Дийн был воплощением неряшества.
– Справился, – выговорил он. – Я здесь. – Молодой человек огляделся, потом опять посмотрел на стрелка, словно никак не мог поверить. – Господи Иисусе, я в самом деле здесь.
– Ты отдал ей револьвер.
Эдди подумал, что стрелок выглядит плохо – не лучше, чем до первого, сокращенного, курса кефлекса, быть может, чуть хуже. Казалось, жар горячки так и пышет от него волнами. Эдди понимал, что должен бы жалеть Роланда, но, похоже, в эту минуту был способен испытывать только адскую злость.
– Я из кожи вон лезу, чтоб попасть сюда в рекордное время, и все, что ты можешь мне сказать, это «Ты отдал ей револьвер». Ну, спасибо, приятель. То есть особых изъявлений благодарности я и не ждал, но это уж ни в какие ворота не лезет, едрена мать.
– По-моему, я сказал единственно важную вещь.
– Ну, раз уж ты завел об этом речь – да, я отдал ей револьвер, – сказал Эдди, подбоченясь и язвительно глядя на стрелка сверху вниз. – А теперь выбирай: либо ты садишься в кресло, либо я его складываю и пробую запихнуть тебе в жопу. Чего изволите, барин?
– Ничего. – Роланд едва заметно улыбался, словно и не хотел, но ничего не мог с собой поделать. – Сперва ты вздремнешь, Эдди. Когда придет время смотреть, мы посмотрим, что к чему, но сейчас тебе нужно выспаться. Ты вымотан.
– Я хочу вернуться к ней.
– Я тоже. Но если ты не отдохнешь, то свалишься по дороге. Просто свалишься. Скверно для тебя, еще хуже для меня и хуже всего для нее.
Эдди секунду постоял в нерешительности.
– Ты уложился в недурное время, – признал стрелок. Он прищурился на солнце. – Сейчас четыре, быть может, четверть пятого. Ты проспишь пять – возможно, семь – часов,и будет уже совсем темно…
– Четыре. Четыре часа.
– Хорошо. Будешь спать, пока не стемнеет – я считаю, это не пустяки. Потом поешь. Потом мы тронемся в путь.
– Ты тоже поешь.
Снова – слабая улыбка.
– Попробую. – Стрелок невозмутимо посмотрел на Эдди. – Теперь твоя жизнь в моих руках; полагаю, ты это понимаешь.
– Да.
– Я тебя похитил.
– Да.
– Хочешь убить меня? Если так, лучше сделай это сейчас и больше не ставь никого из нас… – Когда стрелок дышал, в груди у него негромко свистело. Эдди слышал эти хрипы, но они очень мало волновали его, – …в затруднительное положение.
– Я не хочу убивать тебя.
– Тогда… – Речь Роланда прервал внезапный резкий приступ кашля. – …Укладывайся, – закончил стрелок.
Эдди улегся. Бывало, сон медленно наплывал на него, но сейчас он схватил юношу грубыми руками неловкого в своем рвении любовника. Эдди услышал (или это ему только пригрезилось), как Роланд говорит: «Но отдавать ей револьвер не следовало», и неведомо на сколько времени погрузился в тьму и неведение, а потом Роланд затряс его, чтобы разбудить. Когда Эдди наконец сел, ему показалось, что в его теле не осталось ничего, кроме боли: боли и тяжести. Мышцы словно бы превратились в заржавленные блоки, шкивы и лебедки заброшенного цеха. Из первой попытки встать ничего не вышло. Он тяжело плюхнулся обратно на песок. Со второй попытки Эдди удалось подняться, однако он чувствовал, что даже на такое простое действие, как поворот кругом, у него уйдет порядка двадцати минут. Причем поворачиваться будет больно.
Роланд вопросительно смотрел на него.
– Ты готов?
Эдди кивнул.
– Да. А ты?
– Да.
– Сможешь?
– Да.
И они принялись за еду… а после Эдди пустился в свой третий и последний поход по окаянному взморью.
За вечер они проехали приличное расстояние, и все же, когда стрелок объявил привал, Эдди испытал смутное разочарование. Он ничем не проявил своего несогласия, поскольку попросту чересчур устал, чтобы идти дальше без отдыха, однако, отправляясь в путь, надеялся пройти больше. Тяжесть. Вот что было нешуточной проблемой. По сравнению с Одеттой, везти Роланда было все равно, что везти железные брусья. Перед рассветом Эдди проспал еще четыре часа. Он проснулся, когда над разрушающимися холмами, в которые выродились горы, вставало солнце, и прислушался к кашлю стрелка. Кашель был слабым, хриплым – перханье старика, возможно, больного воспалением легких.
Их глаза встретились. Приступ кашля превратился в смех.
– Неважно, каким я кажусь, Эдди. Я еще не уходился. А ты?
Эдди подумал о глазах Одетты и потряс головой.
– Уходился – не уходился, но куда девать чизбургер с «будончиком» – нашел бы.
– С бутончиком? – с сомнением повторил стрелок, представляя себе яблони и весенние цветы в Придворных Садах Его Величества.
– Неважно. Ну, запрыгивай, дружок. Четырех колес тебе не будет, с ветерком прокатить тоже не обещаю, но все равно на десяток-другой миль мы уедем.
Сказано – сделано; однако и второй день расставания с Одеттой склонился к закату, а они все еще медленно тащились к тому месту, где молодым людям явилась третья дверь. Эдди прилег было, думая покемарить еще часика четыре, но спустя каких-нибудь два часа пронзительный крик одной из диких кошек вырвал его из сна. Сердце у Эдди колотилось. Боже правый, судя по тому, как эта сволочь вопила, она была огромадной.
Он увидел, что стрелок приподнялся на локте, блестя в темноте глазами.
– Готов? – спросил Эдди. Кривясь от боли, он медленно поднялся.
– А ты? – снова очень тихо поинтересовался Роланд.
Эдди размял спину. В ней захрустело и затрещало, точно там один за другим вспыхивали снизанные в гирлянду крохотные бенгальские огни.
– Угу. Но я бы и вправду плотно занялся бы чизбургером.
– Я думал, тебе хотелось курочки.
Эдди тяжело вздохнул.
– Дай отдохнуть, старик.
К тому времени, как солнце скрылось за холмы, третья дверь была видна как на ладони. Еще через два часа они наконец оказались возле нее.
«Опять все вместе», – подумал Эдди, готовый рухнуть на песок.
Но он, видимо, ошибался. Никаких признаков Одетты Холмс не было. Ее и след простыл.
– Одетта! – пронзительно крикнул Эдди, и теперь его голос был таким же сорванным и хриплым, как у второго номера Одетты.
Но к нему не вернулось даже эхо – ничего, что можно было бы хотя бы спутать с ее голосом. Невысокие, изъязвленные холмы не желали отражать звук. Слышался только грохот волн, гораздо более громкий на этом тесном клине суши, гулкий рокот прибоя, гудевшего в конце тоннеля, прорытого им в рыхлом, крошащемся камне скал, да непрекращающиеся причитания ветра.
– Одетта!
На этот раз Эдди завопил так громко, что голос у него сорвался, а голосовые связки оцарапало что-то вроде острого зубца рыбьей кости. Глаза Эдди лихорадочно обшаривали холмы в поисках светло-коричневого пятнышка (которое оказалось бы ладонью Одетты), или движения (если бы Одетта приподнялась), или… (прости ему, Боже) ярких брызгкрови на буром камне.
Он обнаружил, что гадает, как поступит, если все же увидит кровь или найдет револьвер, в гладкий сандал рукояти которого окажутся глубоко впечатаны следы зубов. Подобное зрелище могло довести Эдди до истерики, даже свести с ума, однако он продолжал высматривать – это ли, что-то другое, все равно.
И ничего не видел, ничего не слышал – даже намека на ответный крик.
Стрелок тем временем внимательно изучал третью дверь. Он ожидал увидеть только одно слово; слово, которое употребил человек в черном, перевернув на пыльной Голгофе, где они держали совет, шестую карту из колоды Таро. «Смерть, – сказал тогда Уолтер, – но не твоя, стрелок».
Однако слово, написанное на двери, вовсе не было словом СМЕРТЬ. Беззвучно шевеля губами, стрелок снова прочитал:
ТОЛКАЧ
«И все же оно означает смерть», – подумал Роланд и понял: так и есть.
Звук удаляющегося голоса Эдди заставил его оглядеться. Эдди, не переставая выкрикивать имя Одетты, уже карабкался на первый склон.
Секунду Роланд раздумывал. Может быть, стоило просто отпустить его?
Возможно, Эдди нашел бы Одетту. Возможно даже, он нашел бы ее живую, не слишком сильно пострадавшую и по-прежнему, что называется, «в себе». Стрелок полагал, что эта парочка смогла бы даже устроить себе тут своего рода жизнь – взаимная любовь Одетты и Эдди могла бы как-нибудь задушить полную яда белену, именовавшую себя Деттой Уокер. Да, он полагал возможным, что вместе эти двое просто задавили бы Детту насмерть. Роланд был своего рода суровым романтиком… и все-таки достаточным реалистом, чтобы знать: порой любовь действительно побеждает все. Что же до него самого… даже будь Роланд в силах добыть из мира Эдди те снадобья, что однажды уже почти вылечили его, смогли бы они излечить его или хотя бы положить начало исцелению теперь? Теперь Роланд был очень болен и ловил себя на том, что гадает, не слишком ли далеко зашлодело. Руки и ноги терзала тупая ноющая боль, в голове глухо стучало, в забитой мокротой груди ощущалась тяжесть. Когда он кашлял, в левом боку что-то болезненно скрежетало, словно ребра там были сломаны. Левое ухо пылало. Возможно, думал он, пришло время покончить с этим, попросту объявить отбой.
Тут все в нем восстало против подобной мысли.
– Эдди! – крикнул он. Кашля на сей раз не было и в помине: голос стрелка прозвучал мощно, властно.
Эдди обернулся: одна нога – на сырой земле, другая прочно стоит на выдающемся из почвы каменном уступе.
– Давай, – сказал он, делая короткий странный жест, словно отметал что-то. Жест этот говорил о желании избавиться от стрелка и тем самым получить возможность заняться настоящим делом, важным делом – поисками и, при необходимости, спасением Одетты. – Все нормально. Давай, прошвырнись на ту сторону и добудь лекарство, которое тебе нужно. Когда вернешься, мы оба будем здесь.
– Сомневаюсь.
– Я должен ее найти. – Эдди посмотрел на Роланда – это был совершенно беззащитный взгляд очень молодого человека. – Я хочу сказать, мне правда нужно.
– Мне понятна и твоя любовь, и твое стремление, – сказал стрелок, – но я хочу, Эдди, чтобы на этот раз мы пошли вместе.
Эдди долгое время не сводил с Роланда неподвижного взгляда, словно силясь поверить в то, что услышал.
– Вместе, – наконец ошеломленно выговорил он. – Вместе! Боже правый, теперь я думаю, что и правда все расслышал. Все, трам-тарарам! В прошлый раз, когда ты был так же решительно настроен оставить меня здесь из желания рискнуть собственной шеей – я ведь мог перерезать тебе горло. Сейчас ты хочешь рискнуть тем, что какая-нибудь тварь вырвет глотку ей.
– Быть может, это уже произошло, – ответил Роланд, хотя знал, что кривит душой: Владычица, возможно, и пострадала, однако не погибла.
К несчастью, понимал это и Эдди. Не то семь, не то десять дней без героина замечательно обострили его способность соображать. Молодой человек указал на дверь:
– Ты же знаешь, что она не погибла. Иначе эта проклятая штука пропала бы. Вот разве что ты врал, когда говорил, будто толку не будет, если не будет хоть одного из нас троих.
Эдди попытался опять повернуться лицом к склону, но взгляд Роланда как гвоздями удерживал его на месте.
– Хорошо, – сказал стрелок. Почти таким же мягким его голос был тогда, когда, не обращая внимания на истошные вопли и полное ненависти лицо Детты, он говорил с женщиной, запертой где-то за этим уродливым фасадом. – Она жива. Что ж она тогда не отзывается?
– Ну… возможно, ее унесла одна из этих тварей… кошек… – Но голос Эдди звучал нерешительно.
– Кошка убила бы ее, наелась и бросила бы остальное. Самое большее – оттащила бы труп в тень, чтобы ночью вернуться и доесть мясо, которое, быть может, еще не успело бы испортиться на солнце. Но, будь это так, дверь бы исчезла. Кошки – не насекомые, которые, парализовав добычу, уносят ее, чтобы съесть позднее. И ты это знаешь.
– Это не обязательно верно, – возразил Эдди. На миг ему послышался голос Одетты – «Вам следовало бы состоять в команде спорщиков, Эдди» – однако он отогнал эту мысль. – Может быть, явилась кошка и Одетта попыталась ее застрелить, но первые два патрона в твоем револьвере дали осечку. Черт побери, может, не два, а четыре или даже пять. Кошка добирается до нее, калечит, вот-вот убьет, и вдруг… БАБАХ! – Эдди звонко стукнул кулаком по ладони – картина, стоявшая у него перед глазами, была такой живой и яркой, словно он видел все это воочию. – Пуля убивает кошку, или, может, только ранит, или просто пугает, и зверюга дает деру. Что скажешь?
Роланд негромко заметил:
– Мы бы услышали выстрел.
На секунду Эдди застыл, потеряв дар речи, не в силах придумать никаких встречных доводов. Конечно, они бы непременно услышали выстрел. Когда они в первый раз услышали мяуканье дикой кошки, та, должно быть, находилась в пятнадцати, если не в двадцати милях от них. Пистолетный же выстрел…
Он неожиданно хитро посмотрел на Роланда и сказал:
– А может быть, ты слышал. Может, пока я спал, ты слышал выстрел.
– Он бы разбудил тебя.
– Только не сейчас, старик. Я так выматываюсь, что засыпаю…
– Мертвецким сном, – прежним мягким тоном закончил стрелок. – Это чувство мне знакомо.
– Тогда ты понимаешь…
– Это не то же самое, что быть мертвым. Вчера ночью ты отключился именно так, но стоило завизжать одной из кошек – и ты в считанные секунды очнулся и оказался на ногах. Ведь ты тревожишься за эту женщину. Никакого выстрела не было, Эдди, и ты это знаешь. Ты бы непременно его услышал. Оттого, что она тебе небезразлична.
– Ну так, может быть, Одетта размозжила голову этой твари камнем! – закричал Эдди. – Откуда, черт возьми, мне это знать, если вместо того, чтобы проверять возможные варианты, я стою тут и препираюсь с тобой? Может, она лежит где-то там, наверху, раненая! Вот что я хочу сказать, старик! Раненая или умирающая от потери крови! Понравилось бы тебе, если бы я прошел с тобой в дверь и, пока мы были бы на другой стороне, Одетта бы умерла? Понравилось бы тебе, если б ты оглянулся раз – дверь на месте, оглянулся другой – а ее как не бывало, потому что не стало Одетты? Тогда ты навсегда застрянешь в моем мире, а не наоборот! – Юноша стоял, сжав кулаки, тяжело дыша и сердитосверкая глазами.
Роланд ощутил усталое раздражение. Кто-то – быть может, Корт, но ему казалось, что, скорее, отец – любил говорить: «Что спорить с влюбленным, что пытаться выпить океан ложкой – все едино». Если этому присловью требовалось какое-нибудь подтверждение, оно стояло сейчас перед Роландом, все – дерзкий вызов и готовность защищаться.«Давай-давай, – говорила поза Эдди Дийна. – Валяй, стрелок, я могу ответить на любой вопрос, какой ты мне задашь».
– Могло случиться так, что ее нашла не кошка, – сказал теперь Эдди. – Пусть это твой мир, но, по-моему, в этой его части ты бывал не чаще, чем я – на Борнео. Ты ведь не знаешь, что может рыскать в холмах наверху, верно? Вдруг она попала в лапы, к примеру, какой-нибудь здоровенной обезьяне?
– Да уж. В чьи-то лапы она попала, – согласился стрелок.
– Ну, слава Богу, болезнь не окончательно лишила тебя здравого рассуд…
– И мы оба знаем, чьи это лапы. Детты Уокер. Вот кому она попалась. Детте Уокер.
Эдди открыл рот, но при виде беспощадного лица стрелка все доводы молодого человека ненадолго, всего на несколько секунд (которых, впрочем, обоим хватило на то, чтобы признать правду), выродились в молчание.
Скачать книгу [0.21 МБ]
Пирамида
