Так не готовятся к встрече с кандидатом,подумал Джонни.Скорее так ведут себя перед дружеской пирушкой… или вечеринкой, где можно себе позволить всякие вольности.
– Проверка… раз-два-три… раз-два-три…
Тут Джонни увидел, что они привязывают огромные динамики к деревьям. Не прибивают, а привязывают. Стилсон – ярый защитник окружающей среды, и кто-то предупредил техническую службу, чтобы, не дай бог, не повредить ни одно деревце. Он понял: все продумано до мелочей. Здесь ничего не пускают на самотек.
Два желтых школьных автобуса обогнули слева небольшую и уже забитую до отказа стоянку. Двери открылись, и из автобуса, оживленно беседуя друг с другом, начали выходить нарядно одетые мужчины и женщины. Они резко отличались от остальной публики – мужчины были кто в костюмах, кто в спортивного покроя пиджаках, женщины в шуршащих юбках и блузках либо в элегантных платьях. Они озирались восторженно и изумленно, как дети, и Джонни не сумел сдержать улыбку. Приехал Нго со своим классом.
Джонни направился к автобусу. Нго стоял рядом с высоким мужчиной в диагоналевом костюме и двумя китаянками.
– Привет, Нго, – сказал Джонни.
– Джонни! – просиял Нго. – Вот так встреча! Сегодня великий день в Нью-Гэмпшире, правда?
– Должно быть, так, – ответил Джонни.
Нго представил своих спутников. Мужчина в диагоналевом костюме оказался поляком, женщины – сестрами с Тайваня. Одна из них сообщила Джонни, что мечтает пожать руку кандидату после встречи, и, конфузясь, достала блокнот для автографов, лежавший у нее в сумочке.
– Я так счастлива, что я в Америке, – сказала она. – Но как-то здесь странно, правда, мистер Смит?
Джонни тоже многое находил странным, поэтому он не мог не согласиться.
Два преподавателя, приехавших с классом, начали собирать группу.
– Мы еще увидимся, Джонни, – сказал Нго. – Мне нельзя сейчас заторчать здесь.
– Торчать, – поправил Джонни.
– А, спасибо.
– Надеюсь, Нго, вы получите удовольствие.
– Обязательно получу. – В глазах Нго вспыхнул какой-то огонек. – Я уверен, это будет здорово весело.
Группа, человек сорок, ушла в южную часть, парка, чтобы перекусить на траве. Джонни вернулся на свое место и через силу съел бутерброд. Он отдавал одновременно бумагой и канцелярским клеем.
Джонни чувствовал, как напряжение во всем теле нарастает.
К половине третьего парк был набит битком; люди стояли плотно, почти плечом к плечу. Городская полиция, усиленная нарядом полиции штата, перекрыла улицы, ведущие к парку. Это все больше напоминало атмосферу концерта рок-музыки. Из динамиков доносились мелодии в стиле кантри, быстрые и живые. Пухлые белые облака скользили в невинно-голубом небе.
Вдруг люди начали привставать на цыпочки и вытягивать шеи. По толпе словно прошла рябь. Джонни тоже привстал: неужели Стилсон приехал раньше срока? Он услышал ровное гуденье мотоциклов, звук разрастался по мере их приближения. Джонни ослепили солнечные блики, отбрасываемые хромированными поверхностями, и вот уже около десятка мотоциклов показалось из-за поворота, где стояли школьные автобусы. Машины среди них не было. Джонни догадался, что это отряд передовой охраны.
Ощущение беспокойства усилилось. Сами мотоциклисты в застиранных, выцветших джинсах и белых рубашках выглядели достаточно скромно, но вот их мотоциклы, в основном «харлеи» и БСА, были переделаны до неузнаваемости: изогнутые рули, ребристые хромированные накладки, необычные обтекатели.
Мотоциклисты заглушили моторы, слезли с седел и гуськом двинулись к помосту. Один из них обернулся и не спеша обвел взглядом огромное скопление народа; даже с такого расстояния Джонни рассмотрел, что глаза у него блестящие, зеленые, цвета бутылочного стекла. Казалось, он подсчитывает число собравшихся. Он глянул влево, где стояли четверо или пятеро полицейских, прислонившись к цепи, служившей заграждением перед местным стадиончиком, и помахал им рукой. Один из полицейских отвернулся и сплюнул. Это было похоже на какой-то ритуал, и Джонни почувствовал новый прилив беспокойства. Зеленоглазый пошел вразвалочку к помосту.
Помимо беспокойства, заглушавшего в нем все прочие чувства, Джонни начал испытывать еще и ужас, смешанный с нездоровым возбуждением. Он словно в забытьи перенесся в мир тех сюрреалистических полотен, где паровозы выезжают из каминов, а цифераблаты часов свисают, как тряпки, с веток деревьев. Мотоциклисты смахивали на массовкуиз американского боевика, которая дружно бросила клич: «Ради Джина долой волос длинный»[27].Из-под чистеньких вытертых джинсов выглядывали тупоносые грубые ботинки с хромированными цепочками. Металл зловеще поблескивал на солнце. Лица выражали примерноодно и то же: показное добродушие, рассчитанное на публику. Но не скрывалось ли за ним презрение к молоденьким ткачихам, к слушателям подготовительных курсов Нью-Гэмпширского университета в Дареме, к фабричным рабочим, встретивших их аплодисментами. У каждого было по два политических значка. На одном – желтая каска строителя-монтажника с зеленой экологической эмблемой спереди. На другом – надпись: СТИЛСОН ПОЙМАЛ ИХ В ДВОЙНОЙ НЕЛСОН[28].
Из правого заднего кармана у каждого торчал обрубок бильярдного кия.
Джонни повернулся к молодому человеку, стоявшему рядом вместе с женой и ребенком.
– Что, эти штуки разрешены? – спросил он.
– Всем до лампочки, – засмеялся тот. – Все равно они скорее для красоты. – И, не переставая аплодировать, выкрикнул: – Ну-ка, Грег, покажи им!
Почетная охрана из мотоциклистов образовала цепь вокруг подмостков и стала как по команде «вольно».
Аплодисменты пошли на убыль, зато разговоры оживились. Толпа получила остренькую закуску перед главным блюдом, и у нее разыгрался аппетит.
Чернорубашечники,подумал Джонни, садясь.Чернорубашечники, вот кто они такие.
Ну и что? Может, оно и к лучшему. Американцы всегда недолюбливали фашистов – даже такие твердолобые правые, как Рональд Рейган, и те относились к ним с прохладцей; эта традиция установилась помимо жарких призывов «новых левых» или песен Джоан Баэз. Восемь лет назад фашистская тактика чикагской полиции перечеркнула все надежды Хьюберта Хамфри. В конце концов, думал Джонни, не столь уж важно, как выглядят эти молодцы, достаточно того, что они на службе у человека, баллотирующегося в палату представителей; значит, Стилсон вот-вот свернет себе шею. Да, забавно, не будь это так дико.
А в общем, зря он сюда приехал.
Незадолго до трех воздух разорвало буханье большого барабана, которое ноги ощутили раньше, чем уши. Постепенно присоединились и другие инструменты, и вот уже духовой оркестр грянул марш Сузы[29].Почему бы в хороший летний день заштатному городку не пустить пыль в глаза по случаю предстоящих выборов?
Люди стали опять приподниматься на цыпочках и вытягивать шеи в ту сторону, откуда доносилась музыка. Вскоре показался оркестр – впереди девочка-тамбурмажор в короткой юбке, высоко вскидывающая ножки в белых шевровых башмаках с помпонами, за ней две мажоретки, за ними два прыщавых подростка несли с мрачным видом полотнище, которое возвещало, что это ОРКЕСТР ТРИМБУЛЛСКОЙ СРЕДНЕЙ ШКОЛЫ, а то не дай бог, кто-нибудь не знает. Далее шествовали сами оркестранты, обливающиеся по?том в своих ослепительно белоснежных мундирчиках с медными пуговицами.
Толпа расступилась, давая им дорогу, и провожала аплодисментами. За оркестром ехал белый «форд»-фургон, на крыше которого стоял, широко расставив ноги, кандидат собственной персоной – загорелый, улыбающийся во весь рот, в сдвинутой на затылок каске. Он поднес ко рту мощный рупор и проорал, не щадя своей луженой глотки:САЛЮТ, РЕБЯТА!
– Салют, Грег! – моментально отозвалась толпа.
Грег,подумал Джонни, начиная паниковать.Мы с ним запросто.
Стилсон соскочил на землю с видимой легкостью. Одет он был так же, как тогда в теленовостях: джинсы и рубашка цвета хаки. По пути к помосту он уже обрабатывал толпу – улыбался, кивал, пожимал руки, не забывая и тех, кто тянулся к нему через головы стоявших в первых рядах. Толпу бросало, единым порывом заносило в его сторону, и Джонни почувствовал, что его тоже заносит.
Я не прикоснусь к нему. Ни за что.
Но вдруг толпа перед ним слегка раздалась, и, невольно шагнув в образовавшийся просвет, он очутился в переднем ряду возле мальчика из тримбуллского оркестра; при желании он мог протянуть руку и постучать костяшками пальцев по раструбу тубы.
Стилсон быстро проскочил сквозь ряды оркестрантов, чтобы пожать руки людям с противоположной стороны, и теперь Джонни видел только его мелькающую желтую каску. Онпочувствовал облегчение. Вот и хорошо. От греха подальше. Подобно фарисею из известной притчи, он обойдет стороной. И прекрасно. И замечательно. А когда Стилсон поднимется на помост, Джонни соберет свои пожитки и потихоньку ускользнет. Посмотрел – и будет.
Мотоциклисты просочились сквозь толпу и стали по обе стороны перехода, не давая толпе поглотить кандидата. Палки по-прежнему были в задних карманах, однако лица ихвладельцев стали жесткими, настороженными. Джонни не знал, почему они так насторожились, глядишь, кто-нибудь швырнет в лицо кандидату глазированное пирожное, – но, во всяком случае, впервые их лица выразили живой интерес.
И тут что-то в самом деле произошло – Джонни так и не понял до конца, что именно. Женская рука потянулась к мелькающей в толпе желтой каске – по-видимому, просто чтобы коснуться ее «на счастье», – и в ту же секунду один из стилсоновских парней рванулся туда. Послышался вскрик, и женская рука исчезла. Все это случилось в отдалении, разглядеть было трудно из-за оркестра.
Шум стоял неслыханный, и Джонни вновь вспомнил концерты рок-музыки, на которых ему доводилось бывать. То же самое творилось бы с толпой, если бы Пол Маккартни или Элвис Пресли начали пожимать всем руки.
Они выкрикивали, они скандировали его имя: ГРЕГ… ГРЕГ… ГРЕГ…
Молодой человек, стоявший еще недавно со своей семьей бок о бок с Джонни, посадил сынишку к себе на плечи, чтобы тому было лучше видно. Юноша с обожженной щекой размахивал плакатом с надписью: МОЖНО И КОНЦЫ ОТДАТЬ, ЛИШЬ БЫ ГРЕГА УВИДАТЬ! Сказочно красивая девица лет восемнадцати потрясала ломтем арбуза, и розовый сок стекал по ее загорелой руке. Это был массовый психоз. По толпе будто пропустили ток высокого напряжения.
Грег Стилсон снова продрался сквозь оркестр – туда, где стоял Джонни. Он двигался не останавливаясь, но все же успел на ходу похлопать по спине мальчика с тубой.
Позднее Джонни снова и снова прокручивал этот эпизод в голове и пытался уверить себя, что у него не было ни времени, ни возможности нырнуть обратно в толпу, что толпа практически бросила его в объятия Стилсона. Он пытался уверить себя, что Стилсон чуть не насильно схватил его за руку. Все ложь. У него было время, потому что толстуха в идиотских желтых брючках-дудочках кинулась Стилсону на шею и крепко поцеловала, а тот тоже чмокнул ее и засмеялся: «Ну уж тебя-то, малышка, я надолго запомню». Толстуха визжала от восторга.
Знакомый холодок, предвестник транса, пробежал у Джонни по всему телу. И одно желание:узнать,все остальное неважно. Он улыбнулся, но это была не его улыбка. Он протянул руку, Стилсон схватил ее обеими руками и начал трясти.
– Надеюсь, дружище, вы поддержите нас на…
Вдруг Стилсон осекся. Точно так же, как Эйлин Мэгоун. Как доктор Джеймс Браун. Как Роджер Дюссо. Зрачки у него расширились, и в них появился – страх? Нет. В зрачках Стилсона был ужас.
Это тянулось бесконечно. Реальное время уступило место другому, застывшему, как камея, а они все смотрели и смотрели друг другу в глаза. Джонни как бы опять шел по коридору с хромированными стенами, только на этот раз с ним был Стилсон, и все у них было… было…
(общим).
Впервые в жизни такая острота. Навалилось разом, налетело с воем, как громадный черный товарняк, несущийся по узкому тоннелю, – мчащаяся с бешеной скоростью махина с пылающим фонарем, и тот фонарь былвсепониманием,и Джонни пронзило его светом, как жука булавкой. Бежать было некуда, его прижало к земле этим абсолютным знанием истины и расплющило в тонкий лист бумаги, а над головой все грохотал ночной поезд.
Ему хотелось закричать, но не было ни сил, ни голоса.
Отныне Джонни будет преследовать образ
(тут стала наползать голубоватая дымка)
Грега Стилсона, принимающего присягу. Приводит его к присяге старый человек с испуганными, затравленными глазами… полевой мыши, попавшей в когти опытного, изуродованного в сражениях
(тигр)
деревенского кота. Одна рука Стилсона лежит на Библии, другая поднята вверх. Это происходит много лет спустя, потому что волос у Стилсона существенно поубавилось. Старик что-то говорит, Стилсон за ним повторяет. Он обещает
(голубая дымка сгущается, заволакивая все вокруг, скрадывая детали одну за другой, благословенная голубая дымка, и лицо Стилсона уходит за голубое… и желтое… желтое, как тигриные полосы)
все осуществить, и «да поможет ему бог». Лицо его торжественно-спокойно, даже сумрачно, но горячая волна радости распирает его изнутри, стучится в виски. Еще бы, ведь человек с испуганными глазами полевой мыши не кто иной, как председатель Верховного суда Соединенных Штатов Америки, и
(о боже дымка дымка голубая дымка желтые полосы)
вот уже все постепенно исчезает в голубой дымке – только это никакая не дымка, а что-то осязаемое. Это
(сокрыто в будущем, в мертвой зоне)
нечто из будущего. Его? Стилсона? Он не знал.
Было ощущение полета – сквозь голубизну – над совершенно опустошенной землей, неясно различимой. И в этот пейзаж врывался бесплотный голос Грега Стилсона – голос не то уцененного Создателя, не то ожившего покойника из комической оперы:«Я ИХ ВСЕХ ПРОТАРАНЮ В ЭТОЙ КАСКЕ! Я ПОЙДУ НА НИХ ВОТ ТАК!»
– Тигр, – глухо пробормотал Джонни. – Тигр там, за голубым. За желтым.
Затем картины, образы, слова поглотил нарастающий, убаюкивающий рокот забытья. Джонни почудилось, что он вдыхает сладковатый едкий запах, как от горящих автомобильных покрышек. На какой-то миг внутреннее око, казалось, еще больше открылось; голубое и желтое, все собой заслонившее, начало точно бы застывать… и откуда-то изнутри донесся женский крик, далекий и исступленный: «Отдай мне его, негодяй!»
Сколько же мы так стояли, спрашивал себя впоследствии Джонни. Кажется, секунд пять. Потом Стилсон начал высвобождать руку, вырывать ее, таращась на Джонни, при этом челюсть у него отвисла и лицо побледнело, несмотря на сильный загар, приобретенный за время летней кампании. Джонни видел во рту у кандидата пломбы в коренных зубах.
Взгляд Стилсона выражал нескрываемый ужас.
Ну!хотелось выкрикнуть Джонни.Ну же! Развались на куски! Сгинь! Рухни! Взорвись! Рассыпься! Сделай миру такое одолжение!
Двое молодчиков Стилсона, выхватив из карманов обрубки бильярдных киев, рванулись к ним, и Джонни оцепенел: сейчас они ударят его, ударят по голове своими штуковинами, и все поверят, что его голова – это всего лишь восьмой шар, который они с треском вгонят в боковую лузу, вгонят обратно во мрак комы, и на этот раз он уже из нее не выберется, и, значит, никогда не расскажет о том, что увидел, и не сумеет ничего изменить.
Полное ощущение краха – господи, это же былконец всего!
Он попытался шагнуть назад. Люди расступались, снова напирали, кричали от испуга – или от возбуждения? К Стилсону понемногу возвращалась уверенность, он осаживал телохранителей, умерял знаками их пыл.
Джонни не видел, что произошло дальше. Он зашатался, голова его бессильно упала, и веки начали смыкаться, как после недельного запоя. Затем убаюкивающий, нарастающий рокот забытья стал накрывать его, и Джонни с готовностью отдался этому забытью. Он потерял сознание.
– Нет, – сказал шеф тримбуллской полиции Бейсс, – вы ни в чем не обвиняетесь. Вы не под арестом. И не обязаны отвечать на вопросы. Но мы были бы очень признательны, если бы вы ответили.
– Оченьпризнательны, – эхом отозвался мужчина в строгом костюме. Его звали Эдгар Ланкте. Он служил в бостонском отделении Федерального бюро расследований. Джонни Смит производил на него впечатление тяжелобольного. Над левой бровью у Джонни была припухлость, которая краснела на глазах. Падая, Джонни сильно ударился – то ли о туфлю кого-то из оркестрантов, то ли о тупоносый ботинок мотоциклиста. Мысленно Ланкте склонялся ко второму. Не исключал он также и того, что в момент удара ботинок был на встречном движении.
Смит сидел белый как мел; он принял от Бейсса бумажный стаканчик с водой и трясущимися руками поднес его ко рту. Одно веко подергивалось. Ни дать ни взять законченный убийца, хотя самым смертоносным оружием у него в машине были кусачки. И все же Ланкте отметил это про себя – профессия есть профессия.
– Что я могу вам сказать? – спросил Джонни. Он очнулся на койке в незапертой камере. Голова раскалывалась. Сейчас боль начинала отпускать, оставляя ощущение странной пустоты. Будто из головы все вынули, а пустоту заполнили ватой. В ушах звучала какая-то высокая нота – не звон, скорее монотонное жужжание. Девять часов вечера. Стилсон со своей свитой давно покинул город. Все сосиски съедены.
– Можете рассказать, что там у вас произошло, – сказал Бейсс.
– Было жарко. Наверное, я перевозбудился и упал в обморок.
– Это связано с какой-нибудь болезнью? – как бы между прочим спросил Ланкте.
Джонни посмотрел ему прямо в глаза.
– Только не надо играть со мной в прятки, мистер Ланкте. Если вы знаете, кто я, так и скажите.
– Знаю, – произнес Ланкте, – говорят, вы экстрасенс.
– Тут и не экстрасенс догадался бы, что агент ФБР играет в прятки, – сказал Джонни.
– Вы житель штата Мэн, Джонни. Там вы родились и выросли. Что житель Мэна делает в Нью-Гэмпшире?
– Преподает.
– Сыну Чатсворта?
– Повторяю: если знаете – зачем спрашивать? Или вы подозреваете меня в чем-то?
– Богатая семья. – Ланкте закурил.
– Да, богатая.
– Вы что же, Джонни, поклонник Стилсона? – спросил Бейсс. Джонни не любил, когда незнакомые люди обращались к нему по имени. Это действовало ему на нервы.
– А вы? – спросил он.
Бейсс издал губами непристойный звук.
Скачать книгу [0.19 МБ]
Пирамида