– Спасибо. И вам того же.
Он повернулся к машине, чувствуя на себе взгляд агента, и уехал, как в тумане.
Вскоре Картер свернул свою кампанию в Нью-Гэмпшире и двинул во Флориду.
Уолтер Кронкайт перешел от американских политиков к гражданской войне в Ливане. Джонни поднялся, налил себе еще пепси и отсалютовал стаканом экрану телевизора.Твое здоровье, Уолт. Выпьем за три «Р» – распад, разрушение и рок. Куда бы мы без них делись?
В дверь тихо постучали.
– Войдите, – отозвался Джонни, ожидая увидеть Чака; наверное, позовет его прокатиться в Сомерсуэрт. Но это был не Чак. Это был отец Чака.
– Привет, Джонни, – сказал Чатсворт. Он был в застиранных джинсах и легкой спортивной рубашке навыпуск. – Можно?
– Разумеется. Я думал, вы возвратитесь поздно.
– Видите ли, мне позвонила Шелли. – Так звали его жену. Роджер вошел и закрыл за собой дверь. – К ней прибежал Чак. Расплакался от радости, как малый ребенок. Сказал, что ваша система сработала. И что у него, наверное, все будет в порядке.
Джонни поставил стакан.
– Нам еще предстоит потрудиться, – сказал он.
– Чак встретил меня в аэропорту. – Последний раз я видел его таким… уж и не вспомню когда. Лет в десять. Или в одиннадцать. Тогда я подарил ему пистолет калибра 5,6 миллиметра, о котором он мечтал пять лет… Он прямо в аэропорту прочитал мне заметку из газеты. Сдвиг просто невероятный. Я пришел поблагодарить вас.
– Благодарить надо Чака, – сказал Джонни. – Он очень восприимчив. Его успех во многом объясняется самовнушением. Он убедил себя, что это ему под силу, и теперь развивает успех. Точнее, пожалуй, не сформулируешь.
Роджер сел.
– Он говорит, вы учите его мысленно переключаться.
– Что ж, верно, – улыбнулся Джонни.
– Он сумеет пройти тесты?
– Трудно сказать. Жаль, если он все поставит на карту и проиграет. Экзамен всегда стрессовая ситуация. Если его вдруг заклинит, не исключена психическая травма. Не подумать ли о хороших подготовительных курсах? Вроде Питсфилдских.
– Была у нас такая мысль, но, честно говоря, я считал, что этим мы просто отдалим то, чего все равно не миновать.
– Вот-вот, отсюда все комплексы. Он чувствует, что ситуация критическая: пан или пропал.
– Я никогда не давил на Чака.
– Сознательно нет. Мне это известно. И Чаку тоже. Но, с другой стороны, вы богаты, преуспеваете и колледж в свое время окончили с отличием. Чак, по-моему, чувствует себя так, словно ему вступать в игру сразу же за Хенком Аароном[16].
– Тут уж я, Джонни, ничего не могу поделать.
– Я полагаю, что после года на подготовительных курсах, вдали от дома, он яснее представит свое будущее. А потом он бы поработал на одной из ваших фабрик. Если бы это был мой сын и мои фабрики, я бы пошел ему навстречу.
– Почему же он мне сам ничего об этом не говорил?
– Чтобы вы не подумали, будто он перед вами стелется, – сказал Джонни.
– Это его собственные слова?
– Да. Чаку хотелось бы попробовать себя в деле, он считает, это ему пригодится. Чак мечтает пойти по вашим стопам, мистер Чатсворт. Но за вами трудно угнаться. Отсюда его проблемы. У него дрожат руки, как у неопытного охотника при виде дичи.
Вообще-то Джонни немного приврал. Правда, кое-что проскальзывало в их разговорах, но до таких откровений никогда не доходило. Если что и было, то не на словах. ПростоДжонни время от времени прикасался к Чаку, и таким образом ему многое приоткрылось. Он видел фотокарточки, которые Чак носил в бумажнике, и понял, как тот относится к отцу. О каких-то вещах Джонни никогда бы не рассказал своему собеседнику, человеку приятному, но достаточно для него далекому: Чак готов был целовать землю, по которой ступал его отец. Держался он уверенно и непринужденно, точь-в-точь как Роджер, но за этим таился страх, что он никогда не нагонит отца. Захиревшую ткацкую фабрику Чатсворт-старший превратил в текстильную империю Новой Англии. Отцовская любовь, казалось Чаку, зиждется на вере, что и он когда-нибудь горы своротит. Станет настоящим спортсменом. Будет учиться в хорошем колледже. Будетчитать.
– Вы уверены, что все обстоит именно так? – спросил Роджер.
– Вполне. Но я буду очень признателен, если Чак не узнает о нашем разговоре. Я ведь открыл вам его секреты. –Уж это точно, не сомневайтесь.
– Хорошо, о подготовительных курсах мы с Чаком и Шелли еще поговорим. А пока возьмите. – Он достал из кармана брюк белый конверт и протянул его Джонни.
– Что это?
– Откройте и увидите.
Джонни открыл. В конверте лежал чек на пятьсот долларов.
– Да вы что! Я не могу…
– Можете и возьмете. Я обещал вам вознаграждение в случае успеха, а свои обещания я выполняю. Перед отъездом вы получите еще один чек.
– Послушайте, мистер Чатсворт, я ведь просто…
– Тcс. Я хочу вам кое-что сказать, Джонни. – Чатсворт наклонился. На его губах играла едва заметная улыбка, и Джонни вдруг понял: он, пожалуй, сумел бы разглядеть, что скрывается за приятной внешностью сидящего перед ним человека, добраться до сути того, кто вызвал к жизни все это – дом, поместье, фабрики. И разумеется, ридингфобию в своем сыне, каковую, по-видимому, следует классифицировать как истерический невроз.
– Джонни, я по собственному опыту знаю, что девяносто пять процентов людей на Земле – это инертная масса. Один процент составляют святые и еще один – непроходимыекретины. Остается три процента – те, кто могут чего-то добиться… и добиваются. Я вхожу в эти три процента и вы тоже. Вы заработали эти деньги. У меня на предприятиях есть люди, которые получают в год одиннадцать тысяч долларов только за то, что целыми днями почесывают… брюхо. Нет, я не жалуюсь. Я не вчера родился и знаю, как устроен мир. Топливная смесь состоит из одной части высокооктанового бензина и девяти частей всякого дерьма. Вы с этим дерьмом не имеете ничего общего. А посему кладите деньги в бумажник и в следующий раз цените себя дороже.
– Ну что ж, – сказал Джонни. – Не стану врать, я найду им применение.
– Больничные счета?
Джонни пристально посмотрел на Чатсворта.
– Я все про вас знаю, – сказал Роджер. – Неужели вы думали, что я не наведу справки о человеке, которого нанимаю репетитором к своему сыну.
– Так вы знаете, что я…
– Экстрасенс или что-то в этом роде. Вы помогли распутать дело об убийствах в Мэне. Во всяком случае, если верить газетам. До января у вас был контракт в школе, но когда ваше имя замелькало в газетах, вас отшвырнули, как горячую картофелину, которой обожгли пальцы.
– Вы все знали? И давно?
– Еще до того, как вы к нам перебрались.
– И тем не менее вы наняли меня?
– Я ведь искал репетитора. А у вас, судя по всему, дело должно клеиться. По-моему, я проявил дальновидность, прибегнув к вашим услугам.
– Мне остается только поблагодарить вас, – сказал Джонни неожиданно охрипшим голосом.
– Повторяю: вы себя недооцениваете.
Пока шел этот разговор, Уолтер Кронкайт покончил с международным положением и перешел к курьезам, которыми иногда завершается выпуск новостей.
– …у избирателей в третьем округе западного Нью-Гэмпшира…
– Так или иначе, деньги пригодятся, – повторил Джонни. – Я…
– Погодите. Это надо послушать.
Чатсворт подался вперед; он улыбался, явно предвкушая удовольствие. Джонни повернулся к телевизору.
– … появился независимый кандидат Стилсон, – говорил Кронкайт, – сорокатрехлетний агент по страхованию и продаже недвижимости. Он стал одним из самых эксцентричных кандидатов в избирательной кампании тысяча девятьсот семьдесят шестого года, но республиканцу Гаррисону Фишеру, равно как и его сопернику – демократу Дэвиду Боузу, от этого не легче, поскольку, по данным опроса общественного мнения, Грег Стилсон опережает их с приличным отрывом. С подробностями – Джордж Герман.
– Кто такой Стилсон? – спросил Джонни.
Чатсворт рассмеялся.
– Сейчас увидите. Чумной, как мартовский заяц. Но трезвомыслящие избиратели третьего округа, сдается мне, пошлют его в ноябре в Вашингтон. Разве только он грохнется оземь и забьется в судорогах.
На экране возник смазливый молодой человек в белой сорочке. Он стоял на помосте, задрапированном звездно-полосатой материей, и обращался к небольшой толпе на автомобильной стоянке при супермаркете. Молодой человек вовсю уламывал слушателей, которые, судя по их лицам, смертельно скучали. За кадром послышался голос Джорджа Германа:
– Это Дэвид Боуз, кандидат от демократов – жертвенный агнец, по мнению некоторых. Боуз настроился на трудную борьбу, поскольку третий округ Нью-Гэмпшира никогда не тяготел к демократам, даже во времена громкой победы Эл Би Джея[17]в шестьдесят четвертом году. Боуз ждал соперничества со стороны вот этого человека.
На экране появился мужчина лет шестидесяти пяти. Он держал застольную речь перед солидной публикой. Те, которым предстояло субсидировать его избирательную кампанию, имели вид людей благообразных, склонных к ожирению, страдающих легкими запорами – не иначе как бизнесмены присвоили себе монопольное право так выглядеть по причине своей принадлежности к ВСП[18].
– Перед вами Гаррисон Фишер, – комментировал Герман. Избиратели третьего округа посылали его в Вашингтон каждые два года, начиная с шестидесятого. Он заметная фигура в палате представителей, член пяти комиссий и председатель комитета по озеленению и ирригации. Ожидалось, что он свалит юного Дэвида Боуза одной левой. Однако ни Фишер, ни Боуз не приняли в расчет темную карту в колоде. А вот и она!
Кадр сменился.
– О господи! – сказал Джонни.
Чатсворт разразился хохотом и захлопал себя по ляжкам.
– Вы бы пошли за таким?
Ничего от апатии, наблюдавшейся на стоянке при супермаркете. Ничего от благодушия, царившего в Гранитном зале отеля «Хилтон» в Портсмуте. Грег Стилсон стоял на возвышении при въезде в родной Риджуэй. За его спиной высилась статуя – американский солдат с автоматом в руках и в берете, надвинутом на глаза. Перегороженную улицу запрудила беснующаяся толпа, преимущественно молодежь. На Стилсоне были вылинявшие джинсы и армейская рубашка с двумя нагрудными карманами – на одном вышито: ДАЕШЬМИРНУЮ ПЕРЕДЫШКУ, на другом: ВДАРИМ ПО ЯБЛОЧНОМУ ПИРОГУ! На голове – массивная каска строителя-монтажника, лихо сдвинутая на затылок, на ней – зеленая экологическая эмблема. Под боком у Стилсона стояла тележка из нержавейки. Из динамиков несся голос Джона Денвера, певшего «Я, слава богу, деревенский парень».
– Зачем ему тележка? – спросил Джонни.
– Увидите, – сказал Роджер, продолжая ухмыляться.
А Герман говорил:
– Темную карту зовут Грегори Аммас Стилсон, сорок три года, бывший коммивояжер, при библейском обществе «Американский праведный путь», бывший маляр, а также продавец дождя в Оклахоме, где он вырос.
– Продавец дождя, – повторил Джонни в растерянности.
– О, это один из гвоздей его предвыборной программы, – заметил Роджер. – Если мы его изберем, у нас с дождем не будет никаких проблем.
Джордж Герман продолжал:
– Политическая платформа Стилсона, скажем прямо, отличается… свежестью.
Джон Денвер закончил песню воплем, который толпа радостно подхватила. И тут заговорил Стилсон, голос его гремел, усиленный мощными динамиками. Уж этот человек знал, как овладеть аудиторией. Его голос заставил Джонни поежиться. Было в нем что-то истеричное, властное, берущее за горло, что-то кликушеское. Оратор брызгал слюной.
– Что мы будем делать в Вашингтоне? На кой он нам, Вашингтон? – бушевал Стилсон. – Какая, вы спросите, у нас платформа? Наша платформа – это пять лозунгов, друзья мои, пять боевых лозунгов! Какие спрашиваете? А я вам скажу! Первый: ВЫШВЫРНЕМ ВСЕХ БРЕХУНОВ!
Рев одобрения пронесся над толпой. Кто-то пригоршнями бросал в воздух конфетти, кто-то завопил: «Гип-гип, уррраааа!» Стилсон подался вперед.
– А хотите знать, друзья мои, зачем я надел каску? Я вам отвечу. Когда вы пошлете меня в Вашингтон, я их всех протараню в этой каске! Я пойду на них вот так!
К изумлению Джонни, Стилсон наклонил по-бычьи голову и принялся раскачивать помост, издавая при этом пронзительный воинственный клич. Роджер Чатсворт просто-таки обмяк в кресле, зайдясь в приступе хохота. Толпа обезумела. Стилсон снова выпрямился во весь рост, снял с головы каску и швырнул ее в толпу. Тотчас же вокруг нее началась свалка.
– Второй лозунг! – вопил Стилсон в микрофон. – Мы вышвырнем из правительства любого, от короля до пешки, кто балуется в постели с разными девочками! У них есть законные жены. Мы не позволим им брать налогоплательщиков за вымя.
– Что он сказал? – спросил Джонни, моргая.
– Это еще цветочки, – ответил Роджер. Он смахнул слезы и вновь зашелся в припадке смеха. Джонни пожалел, что не может разделить его веселья.
– Третий лозунг! – ревел Стилсон. – Мы запустим все эти выхлопные газы в космос! Соберем их в пластиковые пакеты, в кожаные мешки! И запулим их на Марс, на Юпитер, на кольца Сатурна! У нас будет чистый воздух, у нас будет чистая вода, и все это у нас будет ЧЕРЕЗ ПОЛГОДА!
Толпа обезумела от восторга. Джонни заметил, что многие, как и Роджер Чатсворт, буквально лопаются от смеха.
– Четвертый лозунг! Даешь вволю газа и нефти! Хватит играть в бирюльки с этими арабами, пора взяться за дело! Мы не допустим, чтобы старики в Нью-Гэмпшире превращались в эскимо на палочке, как это было прошлой зимой.
Последние его слова вызвали бурю одобрения. Прошлой зимой в Портсмуте пожилая женщина, у которой отключили газ за неуплату, замерзла насмерть в своей квартире на третьем этаже.
– У нас рука крепкая, друзья мои, и нам это по силам! Или есть здесь такие, кто в этом сомневается?
– Нету-у! – ревела в ответ толпа.
– Тогда последний лозунг, – сказал Стилсон и подошел к тележке. Он откинул крышку, и из-под нее повалили клубы пара. – ГОРЯЧИЕ СОСИСКИ! – Он запустил обе руки в тележку и стал выхватывать оттуда пригоршнями сосиски и швырять их толпе. Сосиски летели во все стороны. – Каждому мужчине, женщине и ребенку в Америке – горячие сосиски! Запомните – когда Грег Стилсон окажется в палате представителей, вы сможете сказать: ГОРЯЧИЕ СОСИСКИ! НАКОНЕЦ КТО-ТО ПОЗАБОТИЛСЯ ОБ ЭТОМ!
Теперь на экране телевизора команда длинноволосых юнцов, напоминавшая хипповую рок-группу, разбирала помост. Еще трое убирали мусор, оставленный толпой. Джордж Герман говорил напоследок:
– Кандидат от демократов Дэвид Боуз назвал Стилсона шутом гороховым, который пытается вставлять палки в колеса демократическим преобразованиям. Гаррисон Фишер выразился резче. Он считает Стилсона циничным ярмарочным торгашом, превращающим свободные выборы в дешевый балаган. В своих публичных выступлениях он именует независимого кандидата Стилсона не иначе как первым и последним членом Американской партии горячих сосисок. Однако факт остается фактом: по данным опроса, проведенного нашей телекомпанией в третьем избирательном округе Нью-Гэмпшира, за Дэвида Боуза собираются голосовать двадцать процентов избирателей, за Гаррисона Фишера – двадцать шесть, а за пробивающегося в одиночку Грега Стилсона – целых сорок два процента. Конечно, до выборов еще далеко, и все может измениться. Но на сегодняшний день Грег Стилсон сумел завоевать если не умы, то сердца избирателей третьего округа в Нью-Гэмпшире. – Тут Джордж Герман поднял руку – в руке была сосиска. Он откусил добрую половину и закончил:
– Комментировал Джордж Герман, отдел новостей Си-би-эс, Риджуэй, Нью-Гэмпшир.
На экране вновь появился Уолтер Кронкайт.
– Горячие сосиски, – сказал он и хмыкнул. – Вот так обстоят дела…
Скачать книгу [0.19 МБ]
Пирамида