Из составленных вместе трейлеров появились двое санитаров с носилками. За ними с видимой неохотой следовал менеджер среднего уровня, крепко зажав под мышкой неизменную планшетку.
— Похоже, вы все правильно поняли. — Генри вместе с толстяком наблюдал, как люди с носилками поднимаются по ступенькам “виннебаго”. Едва мистер Менеджер Среднего Уровня приблизился к изгороди, Генри громко окликнул:
— Ну как делишки, надувала? Здорово повеселился?
Толстяк съежился. Малый с планшеткой наградил Генри взглядом, от которого скисло бы даже парное молоко, и поплелся к “виннебаго”.
— Это… Это что-то вроде чрезвычайной ситуации, — сказал толстяк. — К завтрашнему утру все уладится, даю голову на отсечение.
— А вот у вашего зятя головы уже нет, — напомнил Генри.
У толстяка слегка задрожали губы. Ничего не ответив, он вернулся к прежней компании, мнение которой, очевидно, больше соответствовало его собственному. Генри вновьуставился на “виннебаго”, дожидаясь появления Андерхилла. Ему почему-то казалось, что Андерхилл — его единственная надежда.., но как бы ни велики были сомнения Андерхилла относительно этой операции, надежда все же оставалась крайне слабой. У Генри же на руках была единственная карта. Карта звалась Джоунси. Они не знали о Джоунси.
Вопрос был в том, следует ли говорить про Джоунси Андерхиллу. Генри смертельно боялся, что из этого не выйдет ничего хорошего.5
Минут через пять после того, как мистер Менеджер Среднего Уровня проследовал за санитарами в “баго”, все трое снова показались на ступеньках, таща на носилках четвертого. В сверкающих огнях бледное до синевы лицо раненого казалось фиолетовым. Генри с облегчением увидел, что это не Андерхилл. Все-таки Андерхилл не такой, как все эти маньяки.
Прошло десять минут. Андерхилл не появлялся. Генри терпеливо ждал, утопая в снежных сугробах. По периметру изгороди были расставлены солдаты, сторожившие заключенных. Да-да, именно так, они заключенные и не надо подслащивать пилюлю. Один из них, вероятно, от нечего делать, подошел поближе. Те, кто перехватывал беглецов на перекрестке дорог Дип-кат и Суонни-пондс, ослепили его светом фонарей, и сейчас Генри не узнавал этого человека в лицо. Но как же был обрадован и вместе с тем потрясен, поняв, что разум тоже может обладать чертами, такими же характерными, как красивый рот, сломанный нос или косой глаз. Этот оказался одним из тех парней, которые сторожилина перекрестке. Тем самым, что врезал ему прикладом в зад, посчитав, что Генри недостаточно быстро шевелит ногами. С мозгами у Генри творилось что-то неладное: он никак не мог прочесть имя парня, хотя знал, что его брата зовут Френки и что еще в школе Френки арестовали и осудили за изнасилование. Правда, удалось выудить еще какие-то сведения, несвязные и отрывочные, как содержимое мусорной корзины. Генри понимал, что доискивается до потока сознания, до обломков и щепок, несущихся по реке. И самым унизительным было то, что все выловленное казалось таким тупо-прозаичным!
— Эй ты! — вполне дружелюбно окликнул солдат. — Да это наш хитрожопый друг! Хочешь сосиску, хитрожопый?
— Уже съел, — улыбнулся в ответ Генри. И тут Бивер, как всегда неожиданно, дернул его за язык:
— Пошел на хер, Фредди.
Солдат перестал смеяться.
— Посмотрим, где будет твоя хитрая жопа через двенадцать часов, — прошипел он. Изображение, проплывшее по реке его сознания, было вполне отчетливым: грузовик, полный трупов с белыми, перепутавшимися конечностями. — Ты уже оброс Рипли, хитрожопый?
Байрум, подумал Генри. Байрум, вот как он называется. Джоунси знает.
Генри ничего не ответил, и солдат отошел с довольным видом человека, победившего в споре. Изнемогавший от любопытства, Генри сосредоточился и увидел ружье. И не просто ружье, а именно “гаранд” Джоунси. Увидел и подумал: У меня есть ружье. И я пристрелю тебя, как только повернешься спиной, мудак.
Солдат внезапно подскочил и, снова развернувшись, шагнул к изгороди. Веселая наглость сменилась мрачным сомнением.
— Что ты сказал, хитрожопый? Ты сказал что-то?
— Только хотел спросить, обломилась ли тебе та девчонка, которую вскрыл Френки? Он поделился с тобой?
Солдат с идиотским видом выпучил глаза. На мгновение все вокруг словно застыло. Потом ступор сменился неистовой яростью. Он вскинул автомат. Бездонная черная дыра на конце дула показалась Генри улыбкой. Расстегнув куртку, он подставил грудь.
— Ну же! — расхохотался он. — Давай Рэмбо, работай свой номер.
Брат Френки продержал его под прицелом еще минуты две, и тут Генри ощутил, как его отпустило. Злоба утихла. Он балансировал на грани: солдат уже пытался придумать какую-нибудь правдоподобную историю, что-то вроде попытки к бегству, но слишком промедлил, и рассудок возобладал над красным чудовищем. Все повторяется… Ричи Гренадоживет в каждом из них. Все они — драконьи зубы этого мира.
— Завтра, — бросил солдат. — До завтра осталось не так уж много, хитрожопый.
На этот раз Генри промолчал: не стоит дразнить красное чудовище, хотя, видит Бог, это совсем не сложно. Он кое-что узнал.., вернее, нашел подтверждение своим подозрениям. Солдат услышал его мысли, но недостаточно отчетливо, в противном случае повернулся бы намного быстрее. Кроме того, он не спросил Генри, откуда тот знает о его брате Френки. Потому что на каком-то уровне солдат знал то, что и Генри: все они заражены телепатией, вся эта братия, они подхватили ее, как надоедливый вялотекущий вирус.
— Только у меня форма потяжелее, — пробормотал он, застегивая куртку. Как у Пита, Бивера и Джоунси. Но Пит и Бив мертвы, а Джоунси… Джоунси… — Джоунси пришлось хуже всех, — сказал Генри вслух.
И где сейчас Джоунси?
Юг… Джоунси отправился назад, к югу. Карантин, над которым так тряслись эти типы, прорван, но это их, по-видимому, не слишком беспокоило. Они наверняка предвидели, что так и будет. И посчитали, что один-два беглеца ничего не изменят.
Генри сомневался в их правоте.6
Оуэн вертел в руках кружку с кофе, дожидаясь, пока санитары выволокут свою ношу. К счастью, под воздействием морфия всхлипы и рыдания Мелроуза наконец свелись к бормотанию и тихим стонам. Перли ушел вместе с санитарами, и Оуэн остался наедине с Курцем.
Курц сидел в качалке, глядя на Оуэна Андерхилла с насмешливым любопытством. Буйствующий безумец куда-то делся, убран на время, как карнавальная маска.
— Я думаю о цифре, — сказал Курц. — Сколько?
— Семнадцать, — ответил Оуэн. — Вы видите ее в красном цвете. Как на боку пожарной машины. Курц удовлетворенно кивнул:
— Теперь вы попытайтесь передать мне сообщение. Оуэн представил табличку с ограничением скорости:
60миль в час.
— Шесть, — немного подумав, сказал Курц. — Черное на белом.
— Почти верно, босс.
Курц отхлебнул кофе из кружки с надписью ЛЮБЛЮ ДЕДУЛЮ. Оуэн с удовольствием последовал его примеру. Грязная ночь.., грязная работа.., а кофе Фредди совсем не плох.
Курц сунул руку в карман комбинезона и извлек большую косынку. Осмотрел со всех сторон, с гримасой боли опустился на колени (ни для кого не было секретом, что у старика артрит) и принялся вытирать брызги крови Мелроуза. Оуэн, который считал, что его уже ничто на свете потрясти не может, был потрясен.
— Сэр… — Вот, блин! — Босс…
— Заткнитесь, — бросил Курц, не поднимая головы и передвигаясь от пятна к пятну с аккуратностью заправской уборщицы. — Отец всегда говаривал, что каждый сам должен убирать за собой мусор, тогда в следующий раз, прежде чем что-то сделать, поневоле остановишься и подумаешь. Кстати, как звали моего отца, парень?
Оуэн сосредоточился и уловил лишь обрывок, словно случайно заглянул под взметенную ветром женскую юбку.
— Пол?
— На самом деле — Патрик.., но близко, довольно близко. Андерсон полагает, что это волна, и она сейчас отдает свою энергию. Телепатическая волна. Не находите это достаточно логичной концепцией, Оуэн?
— Да.
Курц кивнул, не глядя, весь поглощенный уборкой.
— Куда более логична в теории, чем на практике, вы со мной согласны?
Оуэн рассмеялся. Старик еще не растерял способности удивлять. “Никогда не откроет карты” — говорят иногда о людях себе на уме. Но это еще не все. У Курца всегда припасено в рукаве несколько лишних тузов. И двоек тоже, а всем известно, что двойка — карта коварная.
— Садитесь, Оуэн. Пейте кофе сидя, как всякий нормальный человек, и не обращайте на меня внимания. Мне нужно доделать это.
Оуэн устроился на стуле и допил кофе. Минут через пять Курц с трудом поднялся, брезгливо ухватил косынку за самый кончик, отнес на кухню и, бросив в мусорное ведро, снова вернулся к качалке. Глотнул кофе, поморщился и отставил кружку.
— Остыл. Оуэн поднялся:
— Сейчас принесу новый…
— Нет. Садитесь. Нам нужно поговорить. Оуэн сел.
— Мы немного повздорили, там, у корабля, не так ли…
— Я не сказал бы…
— Знаю, что не сказали бы, но оба мы понимаем, что произошло. Мало ли что случается в горячке. Каждый может закусить удила. Но теперь нужно обо всем забыть. Придется. Потому что я командир, а вы мой заместитель, и впереди еще немало работы. Сумеем мы объединить свои усилия?
— Да, сэр. — Черт, опять! — То есть босс. Курц удостоил его ледяной улыбкой.
— К сожалению, я потерял над собой контроль. — Очаровательный, откровенный, искренний и открытый. Столько лет дурачил Оуэна. Но больше ему этого не удастся. — Я собирался произнести речь в обычном образе — знаете, две части Паттона, одна часть Распутина, добавить воды, смешать и подать — и вдруг.., фью! Сам не знаю, что это со мной стряслось. Подумали, что я спятил, а?
Осторожно, осторожно. Не забывать о телепатии, настоящей, не киношной телепатии, а Оуэн понятия не имел, насколько глубоко Курц способен проникнуть в его мысли.
— Да, сэр. Немного, сэр.
Курц деловито кивнул.
— Да. Немного. Весьма точное определение. Я уже давно такой: люди вроде меня необходимы, но крайне редки, найти их не просто, и нужно быть немного не в себе, чтобы выполнять подобные задания с честью, а не спустя рукава. Это тонкая грань, знаменитая тонкая грань, о которой так любят толковать кабинетные психологи, а ведь в мире ещене бывало такой грандиозной чистки.., если, разумеется, предположить, что история о Геракле и Авгиевых конюшнях — всего лишь миф. Я прошу не сочувствия, а понимания. Если мы поймем друг друга, значит, сумеем завершить труднейшую в нашей карьере работу. Если же нет… — Курц пожал плечами. — Если нет, мне придется пройти через это без вас. Итак, вы со мной?
Оуэн отнюдь не был в этом уверен, но он знал, чего сейчас ждет Курц, и кивнул. Где-то он читал о птичке, живущей в пасти крокодила, с молчаливого согласия последнего. Теперь он сам себе казался такой птичкой. Курц уверяет, что простил его недавнюю выходку с радио. Пытается все свалить на стрессовую ситуацию. Якобы Оуэн сделал это в запале. Совсем как сам Курц искалечил Мелроуза. В запале. Потерял самообладание. Якобы. А что случилось шесть лет назад в Боснии? Но это уже давно не фактор. Может, Курц не лжет. А может, крокодил устал от надоедливого копошения птички в его зубах и собирается захлопнуть пасть? Как Оуэн ни копался в мозгу Курца, а до правды так и не добрался. Тем более нужно быть крайне осторожным. Осторожным и готовым каждую минуту вспорхнуть.
Курц снова полез в комбинезон и вынул карманные часы в помятом корпусе.
— Дедушкины, — сказал он. — До сих пор ходят, как новенькие. Потому что механические. Никакой электроники. Наручные скапутились.
— Мои тоже.
Губы Курца скривились в усмешке.
— Загляните к Перлмуттеру, если выпадет свободная минутка и при условии, что сможете вынести его присутствие. Обремененный кучей обязанностей и заданий, он все женашел время доставить три сотни механических часов, как раз перед тем, как пошел снег и полеты накрылись. Перли чертовски исполнителен. Жаль только, никак не отделается от мысли, что живет на съемочной площадке.
— Возможно, сегодня он сделал первые шаги в нужном направлении, босс.
— Возможно, возможно.
Курц размышлял. Андерхилл ждал.
— Ах, дружище, нам следовало бы пить виски. Сегодня у нас, можно сказать, что-то вроде ирландского бдения у гроба.
— Разве?
— Точно. Моя возлюбленная паука вот-вот откинет копыта.
Оуэн поднял брови.
— Да. С минуты на минуту волшебный плащ-невидимка будет сорван. И останется всего лишь очередная дохлая лошадь на потеху черни. Особенно политикам, которые любят изощряться в подобного рода вещах.
— Не понимаю.
Курц снова посмотрел на потемневшие от времени часы, возможно, украденные в ломбарде или.., снятые с трупа. Андерхилл ничуть не сомневался, что Курц способен на все.
— Сейчас семь. Примерно через сорок часов президент собирается держать речь перед Генеральной Ассамблеей ООН. Можно только представить, какое количество народу соберется у приемников и телевизоров. Это станет частью величайших событий в истории человечества и самым большим фуфлом, с тех пор как Бог Отец Всемогущий сотворил космос и запустил планеты, чтобы они все вращались и вращались вокруг кончика его пальца.
— Что есть фуфло?
— Прекрасная сказка, Оуэн, и как всякая гениальная ложь, перемежается большими вкраплениями истины. Как изюминки в черствой булке. Президент скажет завороженномумиру, миру, впивающему каждое его слово, затаив дыхание, хвала Иисусу, что корабль пришельцев из другой галактики потерпел крушение в северной части штата Мэн, то ли шестого, то ли седьмого ноября этого года. Это правда. Он скажет, что мы не были сильно поражены случившимся, поскольку, как и главы других стран, входящих в Совет Безопасности ООН, уже лет десять знаем, что инопланетяне наведываются на Землю. Тоже правда, только немногие из нас здесь, в Америке, были осведомлены о визитах наших дружков из пустоты еще с конца тридцатых. Мы знаем также, что русские истребители сбили корабль серых человечков над Сибирью в семьдесят четвертом.., хотя Россия по сей день не знает, что мы знаем. Тот корабль, вероятно, был беспилотным, что-то вроде пробного камня. С тех пор таких появлялось немало. Серые провели первые контакты с осторожностью, которая вполне логично предполагает, что мы сумели их запугать.
Оуэн слушал все это с почти болезненным напряжением, которое, как он надеялся, ничем не выражалось ни на лице, ни на верхнем уровне мыслей, куда Курц все еще мог иметь доступ.
На этот раз Курц извлек из кармана помятую пачку сигарет “Марлборо” и протянул Оуэну, который покачал было головой, но все же взял одну из оставшихся четырех. Курцтоже закурил.
— Я говорил о смеси истины и лжи, — продолжил Курц, глубоко затягиваясь и выпуская дым. — Возможно, это не самый лучший способ представить ситуацию. Будем придерживаться фуфла, договорились?
Оуэн не ответил. Последнее время он редко курил, и от первой затяжки голова закружилась. Зато вкус был великолепным.
— Президент скажет, что правительство США установило карантин на месте крушения и примыкающем к нему районе по трем причинам. Первая чисто практическая: ввиду отдаленности Джефферсон-трект и малочисленности населения стало возможным без особого труда выставить посты. Упади корабль в Бруклине или на Лонг-Айленде, мы столкнулись бы с огромными трудностями. Причина вторая: нам не ясны намерения пришельцев. Третья и самая убедительная: инопланетяне несут заразу, которую участники операции называют грибком Рипли. Страстно заверяя нас в отсутствии всякой инфекции, они на деле являются источниками смертельной опасности. Президент также поведает ужаснувшемуся миру, что грибок вполне может оказаться доминирующим разумом, а серые человечки — всего лишь питательная среда. Он покажет видеозапись, на которой серые взрываются фонтанами спор. Пленка слегка подправлена, чтобы улучшить четкость, но тоже не подделка.., в основном.
Лжешь, подумал Оуэн. Запись — чистая фальшивка от начала и до конца, такая же, как то дерьмо, которое несут обаутопсии пришельцев. Но почему ты лжешь? Потому что способен лгать. Все очень просто: тебе куда легче врать, чем говорить правду.
— Ну да, лгу, — кивнул Курц, успевший прочитать мысли собеседника, и, коротко сверкнув глазами, сосредоточенно уставился на сигарету. — Но факты точны и проверены. Кое-кто из них действительно взрывается и тут же превращается в миллионы красных одуванчиков. И штука эта называется Рипли. Вдохни ее, и через некоторое время — трудно сказать, сколько именно, может, час, может, два дня — твои мозги и легкие — просто салат из Рипли. Выглядишь, как ходячий куст ядовитого сумаха. А потом умираешь. Итак, упоминания о нашем маленьком сегодняшнем приключении не будет. По версии президента, корабль, сильно поврежденный при крушении, был либо взорван командой, либо взорвался сам. Все серые человечки погибли. Рипли, сначала распространившийся на небольшом участке, теперь постепенно погибает, очевидно, под действием холода. Кстати, русские подтверждают это. Кроме того, пришлось уничтожить животных — разносчиков инфекции.
— А человеческое население Джефферсон-трект?
— Президент Соединенных Штатов намеревается объявить, что приблизительно триста человек, из которых семьдесят — местные жители, а остальные — охотники, проверяются на наличие грибка Рипли. Он сообщит также, что, хотя некоторые, похоже, заражены, инфекция легко побеждается такими антибиотиками, как цефтин и огментин.
— А теперь слово спонсору, — добавил Оуэн. Курц довольно рассмеялся.
— Впоследствии придется объявить, что Рипли оказался немного более стойким к антибиотикам, чем считалось ранее, и что несколько пациентов погибли. В печать попадут имена тех, кто действительно умер, либо от Рипли, либо из-за хреновых имплантатов. Знаете, как их называют люди?
— Да, срань-хорьки. Президент упомянет о них?
— Ни в коем случае. Те, кто наверху, считают, что срань-” хорьки могут расстроить простого Джона Зрителя. Как и информация о нашем способе решения проблем здесь, в магазине Госслина, этом древнем салоне красоты.
— Окончательного решения, как вы сказали бы, — уточнил Оуэн. Он докурил сигарету до самого фильтра и раздавил окурок о край пустой кружки. Курц, не мигая, встретил взгляд Андерхилла.
— Да, можно назвать его и окончательным. Мы собираемся ликвидировать около трехсот пятидесяти человек, в основном мужчин, но не могу не отметить, что зачистка включает также какое-то количество женщин и детей. Таким, пусть и весьма прискорбным, но единственным способом мы сумеем оградить человечество не только от пандемии, но и возможного завоевания. Согласитесь, что это печальная необходимость.
Гитлеру наверняка пришлось бы по душе подобное фуфло… Оуэн не успел задавить смертельно опасную мысль. Да и кто бы смог на его месте?! Но он, как умел, замаскировал, спрятал ее за потоком бессвязной чуши. Перехватил ли ее Курц? Невозможно сказать: уж слишком он хитер.
— Сколько всего задержанных? — осведомился Курц.
— Около семидесяти. И вдвое больше везут из Кинео: они должны прибыть часам к девяти, если погода не ухудшится.
Ухудшение погоды прогнозировалось после полуночи.
Скачать книгу [0.34 МБ]
Пирамида