Джон Истлейк кричит: «Ади, нет! Ади, Я НЕ ХОТЕЛ!»
Ади поворачивается на голос отца и даже идёт к нему, но это всё, что успевает увидеть няня Мельда. Мёртвый муж Ади пытается вырваться из её рук, но она не хочет его отпускать; она хочет положить конец его ужасной полужизни, и, возможно, этим испугать двух девочек-чудовищ, прежде чем они подойдут слишком близко. И она думает (насколько она может думать в такой ситуации), что ей это удастся, потому что она заметила курящийся след ожога на бледной, мокрой щеке этой твари, и понимает, что так воздействует на неумерших утопленников её браслет.
Её серебряный браслет.
Тварь тянется к ней, морщинистый рот раззявлен криком то ли страха, то ли ярости. Позади Джон Истлейк снова и снова выкрикивает имя старшей дочери.
Мельда рычит: «Это сделал ты!» — а когда псевдо-Эмери хватает её, не вырывается.
«Ты, и та сука, которой ты служишь», — могла бы она добавить, но бледные руки твари сжимаются на её шее, как ранее сжались на шее бедной Ади, и она может только хрипеть. Её левая рука, однако, свободна — та, что с браслетами, — и рука эта чувствует своё могущество. Мельда замахивается и от души бьёт по правой стороне черепа псевдо-Эмери.
Результат удивительный. Череп твари проваливается под ударом, словно короткое пребывание под водой превратило прочную кость в хрупкий леденец. Череп стал хрупким, всё так, но остался твёрдым. Один из осколков вылезает сквозь спутанные волосы, режет ей предплечье, и кровь бежит в кипящий вокруг них прибой.
Две тени проскальзывают мимо неё, одна — слева, вторая — справа.
Ло-Ло кричит: «Папочка!» — вновь обретённым серебряным голоском.
Тесси кричит: «Папочка, помоги нам!»
Псевдо-Эмери пытается отпрянуть от Мельды, машет руками, брызгается, не хочет больше иметь с ней дела. Мельда вонзает большой палец левой руки в его правый глаз, чувствует, как что-то холодное, словно внутренности жабы, раздавленной булыжником, выплёскивается наружу. Потом она разворачивается, её качает, подводное течение пытается вырвать дно у неё из-под ног.
Мельда тянется левой рукой, хватает Ло-Ло за загривок и дёргает на себя.
«Ничего у тебя не выйдет!» — хрипит Мельда, Ло-Ло взмахивает руками, издаёт крик изумления и боли… но такой крик никогда не вырвался бы из груди маленькой девочки, Мельда это знает.
Джон вопит: «Мельда, перестань!»
Он стоит на коленях в воде, у самой границы прибоя, Ади лежит перед ним. С пробитой гарпуном шеей.
«Мельда, оставь моих девочек в покое!»
У неё нет времени слушать его, хотя она успевает подумать о Либбит: почему она до сих пор не утопила фарфоровую статуэтку? Или не сработало? Может, тварь, которую Либбит называет Персе, каким-то образом остановила её? Мельда знает, что такое очень даже возможно; Либбит могущественная, но при этом всего лишь маленькая девочка.
Нет времени думать об этом. Она тянется к другой неумершей, Тесси, но правая рука — не такая, как левая, серебро не защищает её. Тесси с рычанием поворачивается и кусает. Мельда чувствует, как руку пробивает боль, но не знает, что её откушенные пальцы (два полностью и третий — наполовину) теперь плавают в воде рядом с бледным ребёнком. В крови слишком много адреналина, чтобы обращать на это внимание.
Над гребнем холма, куда бутлегеры затаскивали поддоны со спиртным, поднимается тонкий серп луны, чуть подсвечивает весь этот кошмар. Мельда видит, как Тесси вновь поворачивается к отцу, как протягивает к нему руки.
«Папочка! Папочка, пожалуйста, помоги нам! Няня Мельда сошла с ума!»
Мельда не думает. Нагибается и хватает Тесси за волосы, которые тысячи раз мыла и заплетала в косички.
Джон Истлейк кричит: «МЕЛЬДА, НЕТ!»
Потом, когда он поднимает гарпунный пистолет и ощупывает песок рядом с мёртвой дочерью в поисках второго гарпуна, раздаётся другой голос. Он доносится из-за спины Мельды, с корабля, который стоит на якоре в caldo.
Голос гремит: «Не следовало тебе связываться со мной».
Мельда, которая по-прежнему держит псевдо-Тесси за волосы (утопленница брыкается, вырывается, но Мельда этого не замечает), неуклюже поворачивается в воде и видит её, стоящую у борта, в красном плаще. Капюшон отброшен на спину, и Мельда понимает, что Персе — совсем и не женщина, она — другая, она — за пределами человеческого восприятия. В лунном свете лицо у Персе мертвенно-бледное и всезнающее.
Высовываясь из воды, руки скелетов салютуют ей.
Ветер развевает её волосы-змеи, Мельда видит третий глаз во лбу Персе; видит, что этот глаз видит её, и вся воля к сопротивлению разом покидает бедную женщину.
Однако в этот самый момент голова суки-богини поворачивается, будто она что-то услышала или кто-то на цыпочках подкрался к ней.
Она кричит: «Что такое?»
А потом: «Нет! Положи это! Положи! ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ЭТО СДЕЛАТЬ!»
Но, вероятно, Либбит может (и делает), потому что образ этого существа на корабле начинает дрожать, расплывается… и исчезает, тает в лунном свете. Руки скелетов скрываются под водой, как будто их и не было.
Псевдо-Эмери тоже уходит (исчезает), но близняшки вопят в унисон, от боли и отчаяния, потому что все их бросили.
Мельда кричит Хозяину: «Теперь всё будет хорошо!»
Она разворачивает к себе ту, что держит за волосы. Не думает, что утопленница будет докучать живым, точно знает, что какое-то время не будет.
Она кричит: «Либбит это сделала, сделала! Она…»
Джон Истлейк ревёт: «НЕ ПРИКАСАЙСЯ К МОЕЙ ДОЧЕРИ, ЧЕРНОМАЗАЯ ДРЯНЬ!»
И второй раз стреляет из гарпунного пистолета.
Вы видите, как гарпун попадает в цель, пробивает грудь няни Мельды? Если да, картина закончена.
Боже… картина закончена.
Глава 20
ПЕРСЕ
i
На картине (не самой последней из законченных в тот день Эдгаром Фримантлом, но ей предшествующей) Джон Истлейк стоит на коленях рядом с телом мёртвой дочери, а позади него над горизонтом только-только поднялся лунный серп. Няню Мельду я изобразил по бёдра в воде, девочек — по обе стороны от неё. С мокрыми, поднятыми кверху, перекошенными от ужаса и ярости лицами. Древко одного из коротких гарпунов торчит между грудями женщины. Её руки сомкнулись на нём, а она в изумлении смотрит на мужчину, дочерей которого так старалась уберечь от беды, мужчину, который назвал её черномазой дрянью, прежде чем убить.
— Он кричал, — сообщил я. — Он кричал, пока кровь не хлынула из носа. Пока кровь не хлынула из одного глаза. Просто удивительно, что не докричался до кровоизлияния в мозг.
— На корабле никого нет, — заметил Джек. — Во всяком случае, на рисунке.
— Нет. Персе ушла. Всё произошло, как и надеялась няня Мельда. Происходящее на берегу отвлекло эту суку, и Либбит успела с ней разобраться. Утопила, чтобы та заснула. — Я постучал пальцем по левой руке Мельды, где нарисовал две дуги и крестик, символизирующий блик лунного света. — Во многом её план удался лишь потому, что Мельда надела браслеты матери. Что-то ей подсказало. Браслеты были серебряными, как и известный подсвечник. — Я посмотрел на Уайрмана. — Вот я и думаю, что во всём этом есть и светлая сторона. Что-то хоть и немного, но содействует нам.
Он кивнул и протянул руку к солнцу. Оно грозило вот-вот коснуться горизонта, и тогда яркая полоса отблеска на воде, уже жёлтая, станет золотой.
— Но с наступлением темноты эти твари вступят в игру. Где сейчас фарфоровая Персе? Ты знаешь, чем всё закончилось?
— Я не знаю точно, что произошло после того, как Истлейк убил няню Мельду, но общее представление у меня есть. Элизабет… — Я пожал плечами. — Думаю, она обезумела на какое-то время. Слетела с катушек. Отец, наверное, услышал её крики, и, вероятно, только они и смогли заставить его очухаться. Должно быть, он вспомнил, что, невзираяна всё произошедшее, здесь, в «Гнезде цапли» у него осталась живая дочь. Возможно, он даже вспомнил, что ещё две его дочери находятся в тридцати или сорока милях от Дьюма-Ки. И понял, что теперь ему не остаётся ничего другого, как заметать следы.
Джек молча указал на горизонт, которого уже коснулось солнце.
— Я знаю, Джек, но мы ближе к цели, чем ты думаешь. — Я достал из стопки и положил наверх последнюю из сегодняшних картин. Набросок, конечно, но улыбка узнавалась сразу. Чарли — парковый жокей. Я поднялся, мы отвернулись от Залива и ожидающего корабля, чёрного силуэта на золотом фоне. — Видите? Я заметил его по пути от дома. Настоящую скульптуру жокея, не проекцию, которая пугала нас, когда мы только приехали.
Они посмотрели.
— Я так нет, — первым ответил Уайрман. — Но думаю, что заметил бы, если б она там была, мучачо. Я знаю, трава высокая, однако красную кепку трудно пропустить. Если, конечно, его не поставили в банановой роще.
— Вижу! — воскликнул Джек и рассмеялся.
— Чёрта с два. — В голосе Уайрмана слышалась обида. — Где?
— За теннисным кортом.
Уайрман посмотрел, уже начал говорить, что ничего не видит, замолчал.
— Чтоб я сдох! Статую поставили вверх ногами, так?
— Да. А поскольку никаких ног нет, ты видишь квадратный стальной постамент. Чарли стоит на том самом месте, которое нам нужно, амигос. Но сначала мы должны заглянуть в амбар.
ii
У меня не было предчувствия, что в этом длинном, оплетённом лианами здании, где царили темнота и удушающая жара, нас может поджидать беда. Я понятия не имел, что Уайрман достал из-за ремня и держит «Дезерт игл» наготове, пока не прогремел выстрел.
Ворота спроектировали и изготовили так, чтобы половинки сдвигались и раздвигались по направляющим, но эти половинки своё отъездили. Раздвинутые примерно на восемь футов [2,4 м], они намертво приржавели к направляющим и недвижно стояли уже не одно десятилетие. Серо-зелёный испанский мох свисал, как занавес, закрывая верхнюю часть проёма.
— Будем искать… — начал я, и в этот момент цапля вышла из амбара, сверкая синими глазами, вытянув длинную шею, щёлкая жёлтым клювом. Едва миновав ворота, цапля взлетела и ринулась вперёд — несомненно, целясь в мои глаза. Раздался дикий грохот «Дезерт игл», и безумный синий взгляд птицы исчез вместе с её головой в кровавых брызгах. Тело ударило в меня — лёгкое, как связка проволочек — и упало у моих ног. В тот же момент в голове раздался пронзительный, серебристый крик ярости.
Услышал этот крик не только я. Уайрман поморщился, Джек выпустил ручки корзинки для пикника и зажал уши ладонями. Потом крик стих.
— Одна мёртвая цапля. — Голос Уайрмана дрожал. Он потрогал мыском груду перьев и отбросил её с моих высоких ботинок. — Ради бога, не сообщайте в Общество защиты животных. Этот выстрел может обойтись мне в пятьдесят тысяч штрафа и пять лет тюрьмы.
— Откуда ты знаешь? — спросил я. Он пожал плечами.
— Какое это имеет значение. Ты велел мне застрелить цаплю, если я увижу её. Ты — Одинокий рейнджер, я — Тонто.[190]
— Но ты держал пистолет наготове.
— Думаю, сработала та самая «интуиция», на которую ссылалась няня Мельда, надевая на руку серебряные браслеты матери. — Уайрман не улыбался. — Что-то присматривает за нами, можно даже не сомневаться. И после того, что случилось с твоей дочерью, полагаю, мы вправе рассчитывать на помощь. Но мы должны сделать то, что нам положено.
— Главное, держи свою стреляющую железяку под рукой, пока мы будем это делать, — ответил я.
— Можешь на это рассчитывать.
— Джек, — позвал я. — А ты сможешь разобраться с зарядкой гарпунного пистолета?
Никаких проблем не возникло. Гарпунный пистолет тоже мог нас защитить.
iii
В амбаре было темно, и не только потому, что гребень между нами и Заливом отсекал прямые лучи заходящего солнца. Небо было пока ещё светлым, да и щелей в крыше и стенах хватало, но вьюны и лианы все эти щели перекрыли. Так что сверху в амбар падал зелёный свет, тусклый и ненадёжный.
Центральная часть амбара пустовала, если не считать древнего трактора, который стоял на массивных ступицах, но в одном из боковых отделений луч света от нашего мощного фонаря выхватил из темноты какие-то ржавые инструменты и деревянную лестницу, прислонённую в задней стене. Грязную и очень уж короткую. Джек попытался подняться по ней, тогда как Уайрман светил на него фонарём. На второй перекладине Джек подпрыгнул, и мы услышали треск.
— Перестань прыгать и отнеси к воротам, — остановил его я. — Это лестница, а не батут.
— Я понимаю. Но флоридский климат не идеален для хранения деревянных лестниц.
— Беднякам выбирать не приходится, — заметил Уайрман. Джек поднял лестницу, скривился, когда с шести грязных перекладин на него посыпалась пыль и дохлые насекомые.
— Вам легко говорить. Вам подниматься не придётся, при вашем-то весе.
— В нашем отряде я — стрелок, nino,[191]— ответил Уайрман. — У каждого своя работа. — Он хотел бы держаться бодро, но голос звучал устало, да и по лицу чувствовалось, что силы у него на пределе. — Где другие керамические бочонки, Эдгар? Потому что я их не вижу.
— Может, в глубине амбара, — предположил я.
И не ошибся. В дальнем конце мы нашли, наверное, с десяток керамических кегов со столовым виски. Я говорю «наверное», потому что определить точное число мы не могли: все они были разбиты вдребезги.
iv
В окружении крупных кусков керамики горками и россыпью поблёскивали осколки стекла. Справа от этого «места казни» лежали две древние тачки, обе перевёрнутые. Слева, у стены, стояла кувалда, заржавевшая, со мхом на рукоятке.
— Кто-то устроил здесь праздник разбивания контейнеров, — сказал Уайрман. — И кто, по-твоему? Эм?
— Возможно, — ответил я. — Вероятно.
И тут я впервые задался вопросом: а не сумеет ли она всё-таки взять верх? Немного светлого времени у нас было, но меньше, чем я ожидал, а уж о запасе, при котором я чувствовал бы себя спокойно, говорить вовсе не приходилось. И что теперь? В чём мы собирались топить её фарфоровую ипостась? В грёбаной пластиковой бутылке с водой «Эвиан»? Не самая плохая идея, между прочим. Согласно утверждениям защитников окружающей среды, пластик способен пережить вечность, но фарфоровая фигурка вряд ли пролезла бы в горлышко.
— Какой у нас запасной вариант? — спросил Уайрман. — Топливный бак «Джон Дира»? Подойдёт?
При мысли о том, что придётся засовывать Персе в топливный бак старого трактора, внутри у меня всё похолодело. Он наверняка уже превратился в ржавое решето.
— Нет, не думаю, что бак нас выручит.
Должно быть, в моём голосе прозвучало что-то похожее на панику, потому что Уайрман сжал мою руку.
— Расслабься. Мы что-нибудь придумаем.
— Конечно, но что?
— Мы возьмём её в «Гнездо цапли», вот и всё. А уж там что-нибудь найдём.
Но мысленным взором я видел, как ураганы разбирались с особняком, который когда-то возвышался на южной оконечности острова, методично оставляя от него один лишь фасад. Потом подумал о том, как много контейнеров мы действительно смогли бы там найти, учитывая, что через сорок минут или чуть больше Персе высадит на берег десант, чтобы положить конец и нашим поискам, и нам. Господи, забыть взять собой такую элементарную вещь, как герметичный контейнер для воды!
— Твою мать! — Я пнул груду осколков, которые разлетелись в стороны. — Твою мать!
— Спокойно, vato. Этим не поможешь.
Уайрман говорил правильно. И ей хотелось бы разозлить меня, не так ли? Разозлённым Эдгаром легче манипулировать. Я попытался взять себя в руки, но не срабатывала даже мантра: «Я могу это сделать». И всё-таки ничего другого у меня не было. А что тебе остаётся, когда ты не можешь положиться на злость? Признать правду.
— Ладно. Но я не знаю, что нам делать.
Скачать книгу [0.33 МБ]
Пирамида