Проблемы, возникшие после обнаружения сокровища, имели прямое отношение к вере. Элизабет, при всём её невероятном таланте, была ребёнком, а дети воспринимают веру как данность. Она — часть стандартного набора. И дети, в том числе талантливые дети (особенно талантливые дети), далеко не в полной мере владеют своими способностями. Их разум всё ещё спит, а сон разума рождает чудовищ.
Вот картина, которую я так и не нарисовал:
Неотличимые друг от друга девочки-близняшки, в одинаковых джемперах, только один — красный, с буквой «Л» на груди, а второй — синий, с «Т». Девочки, держась за руки, бегут по тропе, ведущей к Тенистому берегу. Так они называют это место, потому что большую часть дня оно находится в тени Ведьминой скалы. На их пухлых щёчках следы слёз, но они скоро исчезнут: теперь девочки слишком напуганы, чтобы плакать.
Если вы можете поверить в это, тогда вам удастся увидеть и остальное.
Гигантская ворона медленно пролетает над ними, вверх лапами, с распростёртыми крыльями. Обращается к ним голосом папочки.
Ло-Ло падает, ранит колени о ракушки. Тесси поднимает её на ноги. Они бегут. Их пугает не говорящая ворона, которая летает лапами вверх. И не небо, которое из синего вдруг становится закатно-красным — а потом вновь синим. Они боятся преследующей их твари.
Большого мальчика.
Даже с зубами он по-прежнему напоминает забавных лягушек, которых раньше рисовала Либбит, но эта гораздо больше и достаточно реальна, чтобы отбрасывать тень. Достаточно реальна, чтобы вонять и всякий раз сотрясать землю, приземляясь после прыжка. Их много чего пугало после того, как папочка нашёл сокровище, и Либбит говорит, чтобы они не выходили ночью из своей комнаты и даже не выглядывали в окно, но сейчас день, и тварь позади них слишком уж настоящая, чтобы не верить в неё, и она приближается.
В следующий раз падает Тесси, и Ло-Ло поднимает сестру, бросив испуганный взгляд на преследующую их тварь. Тварь окружают танцующие в воздухе насекомые, и иногда она на ходу сжирает кого-то из них. Ло-Ло может видеть Тесси в одном выпученном немигающем глазу. Себя она видит во втором.
Они выскакивают на пляж, жадно хватая ртом воздух, дыхание у них перехватывает, и дальше бежать некуда, кроме как в воду. Но, может, это и есть путь к спасению, потому что в воде корабль — тот самый, который они видели достаточно часто в последние несколько недель. Либбит говорит, что корабль — совсем не то, что видится, но теперь он — белая мечта спасения. Да и всё равно ведь выбора нет. Большой мальчик совсем рядом.
Он выпез из плавательного бассейна, буквально сразу после того, как они закончили играть в свадьбу Ади в Рэмпопо, в детском домике на боковой лужайке (сегодня Ади играла Ло-Ло). Иногда Либбит может заставить этих тварей уйти, что-то нацарапав в своём альбоме, но сейчас Либбит спит: у неё выдалось много тревожных ночей.
Большой мальчик выпрыгивает с тропы на пляж, песок летит во все стороны. Его выпученные глаза смотрят на них. Белое брюхо, набитое зловонными внутренностями, выпирает. Шея пульсирует.
Две девочки (взявшись за руки, они стоят в бурлящей воде, которую папочка называет низким приливом) переглядываются. Потом смотрят на корабль, который покачиваетсяна якоре, со свёрнутыми, сверкающими на солнце парусами. Вроде бы он уже и ближе, словно двинулся им на помощь.
Ло-Ло говорит: «Мы должны».
Тесси говорит: «Но я не умею плавать».
«Ты можешь плавать по-собачьи!»
Большой мальчик прыгает. Они слышат, как брюхо шлёпает при приземлении. Словно чем-то мокрым ударили по воде. Синева уходит с неба, оно расцвечивается красным. Потом — медленно — вновь становится синим. Такой вот выдался день. И разве они не знали, что такой день грядёт? Разве они не видели этого в затравленных глазах Либбит? Няня Мельда знает; даже папочка знает, но он проводит здесь не всё время. Сегодня он в Тампе, и, глядя на зеленовато-белый ужас, который почти их настиг, они знают, что Тампа с тем же успехом может быть на обратной стороне луны. Они могут надеяться только на себя.
Тесси сжимает плечо Ло-Ло холодными пальцами: «А как же течение?»
Но Ло-Ло качает головой: «Течение — это хорошо. Течение поможет нам добраться до корабля».
На разговоры времени больше нет. Лягушкообразная тварь вновь изготавливается к прыжку. И девочки понимают: пусть тварь не может быть настоящей, каким-то образом она — настоящая. Она может их убить. Лучше попытать счастья в воде. Они поворачиваются, по-прежнему держась за руки, и бросаются в воду. Они смотрят на белый корабль, покачивающийся на якоре так близко от них. Конечно же, их поднимут на борт, а потом кто-нибудь воспользуется радио, чтобы связаться с «Гнездом». «Мы выловили парочку русалок, — скажут они. — Может, вы знаете, кто их потерял?»
Течение разделяет их руки. Оно не знает жалости, и Ло-Ло тонет первой, потому что яростнее с ним сражается. Тесси слышит, как сестра выкрикивает два слова. Сначала призыв о помощи, потом, смирившись с неизбежным, её имя.
Тем временем течение тащит Тесси к кораблю и одновременно поддерживает её на плаву. Несколько чудесных мгновений создаётся ощущение, что она плывёт на маленьком плоту, а собачье бултыхание придаёт ей скорости. А потом, перед тем как более холодная вода поднимается из глубины и охватывает её лодыжки, она видит, что корабль превращается в…
Вот картина, которую я рисовал не один раз, а снова, снова и снова:
Белизна корпуса не исчезает; она всасывается внутрь, как кровь, отливающая от щёк перепуганного человека. Корабль теперь совсем другой: канаты обтрёпаны, краски выцвели, стёкла в окнах кормовой каюты разбиты. На палубе мусор перекатывается с кормы на нос и обратно. И так было всегда. Просто Тесси ничего этого не видела. Теперь видит.
Теперь верит.
Кто-то появляется на палубе. Подползает к поручню, смотрит сверху на девочку. Сутулящаяся фигура в красном одеянии с капюшоном. Волосы (возможно, и не волосы) влажными патлами обрамляют сливающееся с капюшоном лицо. Жёлтые руки хватаются за растрескавшееся гниющее дерево. Фигура медленно поднимается.
И машет рукой девочке, которая скоро ИСЧЕЗНЕТ.
Потом фигура говорит: «Иди ко мне, дитя».
И утопающая Тесси Истлейк думает: «Это ЖЕНЩИНА».
Она уходит под воду. Чувствует ли она, как ещё тёплые руки, руки только что умершей сестры, хватают её за ноги и тащат вниз?
Да, разумеется. Разумеется, она чувствует. Верить — также и чувствовать. Вам это скажет любой художник.
Глава 13
ВЫСТАВКА
i
Если ваша жизнь будет достаточно долгой, и ваша думающая машинка в голове не зависнет, наступит время, когда вы будете жить исключительно ради воспоминания о последнем счастливом событии. Это не пессимизм, это логика. Я надеюсь, что под моим списком счастливых событий черта ещё не подведена (если бы я придерживался иного мнения, жить не имело бы смысла), но промежуток между последним имевшим место быть и следующим затягивается. Последнее я помню отлично. Произошло оно более четырёх лет назад, вечером пятнадцатого апреля, в галерее «Скотто». Между семью сорока пятью и восемью часами, когда в тенях на Пальм-авеню только начали появляться первые мазки синего. Время я знаю точно, потому что постоянно поглядывал на часы. В галерее уже собрался народ (залы были набиты битком и даже чуть больше), но моя семья ещё не прибыла. Ранее я повидался с Пэм и Илзе, и Уайрман заверил меня, что самолёт Мелинды приземлился в назначенное время, но до галереи они ещё не добрались. И не позвонили.
В нише по левую руку от меня, где бар и восемь картин «Закат с…» собрали толпу, музыкальное трио из местной консерватории бренькало похоронную версию джазовой композиции «Му Funny Valentine». Мэри Айр (с бокалом шампанского в руке, но ещё трезвая) разглагольствовала о чём-то художественном перед группой внимательных слушателей. Справа от меня находился зал побольше, где устроили шведский стол. На одной стене висели картины «Розы, растущие из ракушек» и «Я вижу луну», на другой — три вида Дьюма-роуд. Я заметил, что некоторые люди фотографируют их камерами, встроенными в мобильники, хотя при входе на треножнике стояла табличка, на которой чётко и ясно большими буквами указывалось, что фотосъёмка запрещена.
Я обратил на это внимание проходившего мимо Джимми Йошиды, он кивнул, но не рассердился, не выказал ни малейшего раздражения, скорее, выглядел ошеломлённым.
— Здесь так много людей, которых я никак не связываю с миром искусства и даже просто не знаю. На моей памяти впервые выставка собирает столько народу.
— Это плохо?
— Господи, нет! Но после стольких лет, ушедших на то, чтобы удержаться на плаву, такой успех очень уж непривычен.
Центральный зал галереи «Скотто» был достаточно большим, что в этот вечер пришлось очень кстати. Хотя еда, выпивка и музыка находились в залах поменьше, именно здесь, в центральном зале, собрались гости. Картины цикла «Девочка и корабль», подвешенные на почти невидимых шнурах, занимали середину зала. «Смотрящего на запад Уайрмана» определили на дальнюю стену. На всей выставке только эту картину да «Девочку и корабль № 8» я пометил наклейками «НДП». «Уайрмана» — потому что картина принадлежала ему, «№ 8» — потому что просто не мог заставить себя её продать.
— Что, вздремнуть так и не удалось? — раздался слева от меня голос Анжела Слоботника, как и всегда, игнорировавшего тычки локтем в бок от собственной жены.
— Нет, я бодрый как никогда, просто…
Мужчина в костюме стоимостью не меньше двух тысяч баксов протянул мне руку.
— Генри Вестик, Первый сарасотский банк. Частные вклады. Ваши картины — удивительные, мистер Фримантл. Я поражён. Потрясён.
— Благодарю, — ответил я и подумал, что он забыл сказать: «ВЫ НЕ ДОЛЖНЫ ОСТАНАВЛИВАТЬСЯ НА ДОСТИГНУТОМ». — Вы очень добры.
Между его пальцев появилась визитная карточка. Как в трюке уличного фокусника. С тем лишь отличием, что уличные фокусники не носят костюмы «от Армани».
— Если я смогу что-нибудь сделать для вас… На обороте я написал мои телефоны — домашний, сотовый, рабочий.
— Вы очень добры, — повторил я. Другие слова в голову не лезли. Да и что, по мнению мистера Вестика, я мог ещё сделать? Позвонить ему домой и опять поблагодарить? Попросить ссуду и предложить в залог картину?
— Вы позволите подойти с женой и представить её вам? — спросил он, и выражение его глаз показалось мне знакомым. Он смотрел на меня хоть и не совсем так, как Уайрман, осознавший, что я перекрыл кислород Кэнди Брауну, но близко к тому. Словно немного меня боялся.
— Разумеется, — кивнул я, и Вестик отошёл.
— Ты строил отделения банков для таких парней, как этот, а потом тебе приходилось ругаться с ними потому, что они не хотели оплачивать непредвиденные расходы, — заметил Анджел. Он был в синем костюме, который провисел в шкафу не один год и теперь буквально лопался на нём, как на Невероятном Халке.[154]— Тогда он принял бы тебя за какого-нибудь зануду, который пытается испортить ему день. А теперь смотрит так, словно ты срёшь золотыми пряжками для ремня.
— Анжел, прекрати! — воскликнула Элен Слоботник, одновременно тыча супруга локтем и пытаясь добраться до его бокала с шампанским. Анжел отвёл бокал за пределы её досягаемости.
— Скажи ей, что это правда, босс.
— Скорее да, чем нет, — согласился с ним я.
И так на меня смотрел не только банкир. Ещё и женщины… да, да. Когда наши взгляды встречались, я улавливал некую томность, раздумья на предмет, смогу ли я обнимать ихтолько одной рукой. Бред, конечно, но…
Кто-то схватил меня сзади, чуть не швырнул на пол. Я бы расплескал всё шампанское из бокала, если бы Анжел ловко не выхватил его из моей руки. Обернувшись, я увидел улыбаюшуюся Кэти Грин. Наряд физкультурницы-гестаповки она, вероятно, оставила в Миннесоте и на выставку пришла в коротком, поблёскивающем зелёном платье, которое плотно облегало её ладную фигуру, и на таких высоких каблуках, что макушкой доставала мне до лба. Позади неё возвышался Кеймен. Его огромные глаза доброжелательно оглядывали зал сквозь очки в роговой оправе.
— Господи, Кэти! — воскликнул я. — А если б я шлёпнулся на пол, что б тогда?
— Тогда бы я заставила тебя сделать пятьдесят поднятий торса из положения лёжа. — Она улыбнулась ещё шире. Её глаза наполнились слезами. — Как и обещала по телефону. Какой загар, симпатичный ты наш! — Она заплакала и обняла меня.
Я обнял её в ответ, потом пожал руку Кеймену. Моя кисть полностью исчезла в его ладони.
— Ваш самолёт идеально подходит для людей моих габаритов, — пророкотал доктор. Люди начали поворачиваться на его голос. Басу него был, как у Джеймса Эрла Джонса.[155]Озвученное таким голосом рекламное объявление в супермаркете воспринимается как Глас Божий. — Я получил огромное удовольствие, Эдгар.
— Это не мой самолёт, но я рад. Хотите…
— Мистер Фримантл?
Ко мне обратилась очаровательная рыжеволосая девушка, груди которой — щедро обсыпанные веснушками — грозили вывалиться из декольте крошечного розового платья. Она смотрела на меня большущими зелёными глазами. На вид ей было не больше лет, чем моей дочери Мелинде. Прежде чем я успел вымолвить хоть слово, девушка протянула руку, мягко сжала мои пальцы.
— Я просто хотела прикоснуться к руке, которая нарисовала все эти картины, — продолжила она. — Эти прекрасные, пугающие картины. Господи, вы потрясающий художник! — Она подняла мою руку, поцеловала её. Потом приложила к одной груди. Сквозь тонкий шифон я почувствовал твёрдую вишенку соска. И рыженькая растворилась в толпе.
— И часто такое случается? — спросил Кеймен, а Кэти одновременно с ним поинтересовалась: — Так вот, значит, какие плоды развода ты пожинаешь, Эдгар? — Они переглянулись и мгновением позже расхохотались.
Я понял, над чем они смеются (Эдгар на месте Элвиса), но мне всё это казалось странным. Залы галереи вдруг начали напоминать подводный грот, и я понял, что могу нарисовать их такими: пещеру с картинами на стенах, картинами, на которые смотрит косяк рыболюдей, тогда как «Трио Нептуна» пускает пузыри в ритме какой-нибудь весёлой песенки.
Странно, так странно. Мне недоставало Уайрмана и Джека (они пока не появились), но ещё больше — моих ближайших родственников. Особенно Илли. Если б они находились рядом, я, возможно, ощутил бы, что всё происходит наяву. Я глянул на дверь.
— Если вы высматриваете Пэм и девочек, думаю, они вот-вот будут, — сказал Кеймен. — У Мелинды что-то случилось с платьем, и она пошла переодеться.
«У Мелинды, — подумал я. — Конечно, задержаться они могли только из-за Мел…»
И вот тут я увидел их, прокладывающих путь сквозь толпу арт-зевак. На общем загорелом фоне северная белизна лиц сразу выдавала в них чужаков. Том Райли и Уильям Боузман-третий (незабвенный Боузи), оба в тёмных костюмах, шагали следом. Они остановились, чтобы взглянуть на три моих ранних рисунка, которые Дарио поместил у двери, объединив в триптих. Первой меня заметила Илзе.
— Папуля! — воскликнула она и прорезала толпу, как буксир, таща за собой баржи — мать и сестру. За Лин следовал высокий молодой человек. Пэм на ходу помахала мне рукой.
Я оставил Кеймена, Кэти и Слоботников (Анжел по-прежнему держал мой бокал). Кто-то обратился ко мне: «Мистер Фримантл, вас не затруднит ответить на…» — но я даже не посмотрел в его сторону. В этот момент я видел только сияющее лицо Илзе и её счастливые глаза.
Мы встретились перед плакатом: «ГАЛЕРЕЯ „СКОТТО“ ПРЕДСТАВЛЯЕТ „ВЗГЛЯД С ДЬЮМЫ“ — КАРТИНЫ И РИСУНКИ ЭДГАРА ФРИМАНТЛА». Я обратил внимание, что на Илзе новое бирюзовое платье, которого не видел раньше, а забранные наверх волосы открывают лебединую шею, отчего моя младшая дочь казалась на удивление взрослой. Я ощущал невероятную, сокрушающую любовь к ней и благодарность за то, что точно такую же любовь она испытывает ко мне — это было в её глазах. Потом я обнял дочь.
Через мгновение Мелинда оказалась рядом, её молодой человек возвышался позади неё (и над ней — словно длинный, высокий вертолёт). Одной рукой я не мог обнять обеих дочерей, но у Мелинды руки были свободны: она обняла меня и поцеловала в щёку:
— Bonsoir, папа! Поздравляю!
А передо мной уже возникла Пэм, женщина, которую не так уж и давно я назвал бросающей меня сумкой. Она пришла на выставку в тёмно-синем брючном костюме, светло-синей шёлковой блузке, с ниткой жемчуга на шее. В скромных серёжках. В скромных, но из хорошей кожи туфлях на низком каблуке. Миннесота во всей красе. Пэм, несомненно, пугали все эти люди и необычная обстановка, но с её лица всё равно не сходила оптимистичная улыбка. За время нашей совместной жизни Пэм проявляла себя по-разному, но никогда не впадала в отчаяние.
— Эдгар? — нерешительно спросила она. — Мы по-прежнему друзья?
— Будь уверена. — Я легонько поцеловал её, но обнял крепко — насколько это возможно для однорукого мужчины. Илзе держалась с одной стороны, Мелинда — с другой, прижимаясь ко мне так сильно, что болели рёбра, но я не обращал на это внимания. Откуда-то издалека донеслись аплодисменты.
— Ты хорошо выглядишь, — прошептала мне на ухо Пэм. — Нет, выглядишь ты прекрасно. Я могла бы не узнать тебя на улице.
Я отступил на шаг, окинул её взглядом с головы до ног.
— Да и ты дивно хороша.
Она рассмеялась, покраснела — незнакомка, с которой я столько лет делил постель.
— Макияж прикрывает множество пороков.
— Папочка, это Рик Дуссо.
— Bonsoir и мои поздравления, monsieur Фримантл. — Рик держал в руках плоскую белую коробку, а теперь протянул её мне: — От Линии и меня. Un cadeau. Подарок?
Что означает un cadeau, я, разумеется, знал, но истинным откровением для меня стало экзотическое звучание уменьшительного имени моей дочери, которое придавал ему французский выговор. Вот тогда-то я и понял, что Мелинда теперь скорее его девочка, нежели моя.
У меня создалось впечатление, что почти все гости галереи собрались вокруг, чтобы посмотреть, как я буду открывать коробку с подарком. Том Райли навис над плечом Пэм. Боузи стоял рядом с ним. Маргарет Боузман, оказавшаяся позади своего мужа, послала мне воздушный поцелуй. Я видел Тодда Джеймисона, врача, который спас мне жизнь… двух дядьёв и двух тётушек… Руди Радник, моего секретаря в прошлой жизни… Кеймена, само собой, — такого поневоле заметишь… и Кэти. Пришли все, за исключением Уайрмана и Джека, и я начал беспокоиться: вдруг что-то случилось и задержало их. Но на мгновение тревоги эти отступили на второй план. Я подумал о том, как пришёл в себя на больничной койке, ничего не соображающий, отрезанный от мира безжалостной болью; потом посмотрел на гостей и удивился: неужто всё может так кардинально перемениться? Все эти люди на один вечер вернулись в мою жизнь. Я не хотел плакать, но практически не сомневался в том, что слёз не избежать; чувствовал, что расползаюсь, как папиросная бумага под ливнем.
— Открой её, папочка! — воскликнула Илзе. Я чувствовал аромат её духов, сладкую свежесть.
— Откройте! Откройте! — благожелательно поддержали её из толпы.
Я открыл коробку. Поднял тонкую бумагу, увидел то, что и ожидал… только я ожидал что-то шутливое, а подарок на шутку не тянул. Мелинда и Рик купили мне берет из тёмно-красного бархата, на ощупь гладкого, как шёлк. Не какую-то дешёвку.
— Он слишком хорош, — пробормотал я.
— Нет, папочка, — возразила Мелинда. — Не слишком. Мы надеемся, что он будет тебе впору.
Я достал берет из коробки, поднял его над головой. Одобрительное «А-а-ах!» пронеслось над толпой. Мелинда и Рик радостно переглянулись, а Пэм (которая всегда — и, вероятно, небезосновательно — подозревала, что Лин не получала от меня положенной ей доли любви и одобрения), сияя, посмотрела на меня. Я надел берет, и он идеально мне подошёл. Мелинда слегка его поправила, отступила на шаг и протянула ко мне руки, воскликнув: «Voici mon pere, се magnifique artiste!»[156]Вокруг захлопали, закричали «Браво!» Илзе поцеловала меня. Она плакала и смеялась. Я помню белоснежную ранимость её шеи и ощущения от прикосновения губ чуть повышемоего рта.
Я был королём бала, и меня окружала моя семья. Ярко горели люстры, искрилось шампанское, играла музыка. Произошло всё это четырьмя годами раньше, пятнадцатого апреля, между семью сорока пятью и восемью часами, когда в тенях на Пальм-авеню только начали появляться первые мазки синего. Я дорожу этим воспоминанием.
ii
Я водил их по галерее — Тома, Боузи и остальных гостей из Миннесоты. Возможно, многие посетители попали сюда впервые, но люди вежливо расступались, чтобы пропустить нас.
Мелинда целую минуту простояла перед «Закатом с софорой», потом повернулась ко мне, и в её голосе зазвучали чуть ли не обвиняющие нотки:
— Если ты всегда мог это делать, папа, почему, скажи на милость, ты потратил тридцать лет жизни на строительство всех этих сараев?
— Мелинда Джин! — одёрнула её Пэм, но как-то рассеянно. Смотрела она на висящие в центре зала картины цикла «Девочка и корабль».
Скачать книгу [0.33 МБ]
Пирамида