— Думаю, именно это делает тебя Адольфом Эйхманом каждый раз, когда ты дрочишь в кулачок, — заметил Фэй и передвинул свою королеву. — Шах.
— Ла-фай-ет Че-пин! — воскликнула Лиза Зелл.
— Играть с собой — совсем другое дело, — покраснев, огрызнулся Педерсен.
— Неужели? Разве не наказал Господь одного парня из Библии за излияние на землю? — спросил второй советчик.
— Наверное, вы говорите об Онане, — прозвучал голос позади Ральфа.
Удивившись, Ральф обернулся и увидел старину Дора. В руке тот держал книжку с большой цифрой"5"на мягкой обложке. «Откуда же ты взялся?» подумал Ральф. Он мог присягнуть, что еще минуту назад позади никого не было.
— Онан, Шмонан, — произнес Педерсен. — Сперма — не то же самое, что ребенок…
— Неужели? — деланно изумился Фэй. — Тогда почему католическая церковь запрещает пользоваться презервативами? Объясни мне.
— Это же просто невежество, — сказал Педерсен. — И если ты не понимаешь…
— Но Онана наказали не за мастурбацию, — высоким, проникновенным старческим голосом произнес Дорренс. — Он был наказан за отказ оплодотворить жену своего умершего брата, чтобы продолжить его семя. Аллен Гинзберг написал целую поэму…
— Заткнись, старый дурак! — взвизгнул Педерсен, метнув разъяренный взгляд на Фэя Чепина. — И если ты не видишь разницы между мужчиной, играющим своей плотью, и женщиной, выбрасывающей в туалет ребенка, которого Господь поместил в ее лоно, значит, ты такой же дурак, как и он.
— Отвратительный разговор, — заметила Лиза Зелл, однако, судя по тону, ей было скорее любопытно, чем неприятно. Взглянув поверх ее плеча, Ральф увидел, что в ограждении недостает нескольких планок, скорее всего оторванных подростками, оккупирующими это место по вечерам. Это все из-за таинственности. Он не заметил Дорренса, потому что старик не находился на площадке; он бродил вокруг. Ральфу пришла в голову мысль, что ему подвернулся удачный случай отвести Дорренса в сторонку и получить кое-какие ответы… Вот только в результате Ральфа могло ожидать еще большее разочарование. Старина Дор сильно напоминал Чеширского Кота из «Алисы в Стране Чудес» — скорее улыбка, чем сущность.
— Так значит, разница? — наступал Фэй на Педерсена.
— Да! — Красные пятна пылали на пухлых щеках Педерсена.
Док Малер беспокойно заерзал на скамье:
— Послушайте, давайте оставим эту тему и спокойно доиграем партию. Фэй и ухом не повел; все его внимание было сосредоточено на Педерсене.
— Возможно, тебе следует подумать о всех маленьких сперматозоидах, умерших у тебя на руке, пока ты, сидя на унитазе, мечтаешь о том, как было бы здорово, возьми Мэрилин Монро твой… Педерсен резким движением смахнул оставшиеся фигуры с шахматной доски.
Док Малер отшатнулся назад, губы его дрожали, а широко открытые глаза за очками в розовой оправе, скрепленной в двух местах проволочкой, выражали испуг. — Великолепно! — крикнул Фэй. — Отличный аргумент!
Педерсен поднял кулаки в карикатурной стойке Джона Л. Салливена.
— Может, хочешь попробовать этого? — спросил он. — Давай!
Фэй медленно поднялся. Он на целый фут возвышался над лопатолицым Педерсеном, да и тяжелее был фунтов на пятьдесят.
Ральф не верил своим глазам. Если здесь отрава проникла так глубоко, то что говорить об остальных жителях города? Ральф считал, что док Малер прав; Сьюзен Дэй не имела ни малейшего представления, насколько неудачна мысль избрать полем своей деятельности Дерри. В некотором смысле Дерри не был похож на другие города.
Ральф двинулся вперед, еще не вполне сознавая, что именно собирается делать, и успокоился, увидев, что Стэн Эберли поступает так же. Они обменялись взглядами, приблизились к двум старикам, стоящим нос к носу, и Стэн незаметно кивнул. Ральф обвил плечи Фэя рукой за секунду до того, как Стэн схватил Педерсена за левую руку.
— Не следует делать этого. — Стэн говорил прямо в оттопыренное ухо Педерсена. — Иначе дело кончится тем, что вас обоих увезут в больницу с сердечным приступом, а вряд ли это то, что вам нужно. У тебя, Харли, и так уже было два. Или три?
— Я не позволю ему шутить, когда речь идет о женщинах, убивающих детей! — закричал Педерсен, и Ральф увидел, что по щекам старика катятся слезы. — Моя жена умерла, давая жизнь нашей второй дочери! Заражение крови отправило ее на тот свет в сорок шестом! Поэтому я не выношу разговоров о детоубийстве!
— Боже! — изменившимся голосом произнес Фэй. — Я этого не знал, Харли.
Извини…
— К черту твое извинение! — крикнул Педерсен и вырвался из рук Стэна Эберли. Он устремился к Фэю, поднявшему кулаки, но затем опустившему их, когда Педерсен промчался мимо, даже не удостоив его взглядом. Он прошел по тропинке между деревьями и скрылся из вида. После его ухода повисла тридцатисекундная гробовая тишина, нарушаемая лишь гулом самолета.3
— Господи, — в конце концов вымолвил Фэй. — Десять лет почти каждый день встречаешься с парнем и начинаешь считать, что тебе все о нем известно. Боже мой, Ральфи, яи не знал, от чего умерла его жена. А теперь вот чувствую себя круглым идиотом.
— Не стоит так переживать, — произнес Стэн. — Возможно, у него как раз месячные.
— Закрой рот, — оборвала его Георгина. — Достаточно пошлостей за одно утро.
— Скорее бы приехала и уехала эта штучка Дэй, тогда все снова войдет в свою колею, — высказался Фрэд Зелл.
Док Малер, стоя на четвереньках, собирал шахматные фигурки.
— Не хочешь доиграть, Фэй? — спросил он. — Я помню, как они были расставлены.
— Нет, — ответил Фэй. Его голос, остававшийся ровным и спокойным во время стычки с Педерсеном, теперь заметно дрожал. — Думаю, с меня достаточно. Может быть, Ральф поучит тебя играть.
— Я пас, — отозвался Ральф. Он искал взглядом Дорренса. Старик снова воспользовался проломом в заборе и теперь, стоя по колено в траве на обочине служебной дороги с неизменной книжкой в руках, наблюдал, как самолет выруливает к центральному терминалу. Ральф вспомнил Эда, мчащегося по этой же дороге на стареньком «датсуне» и на чем свет стоит поносящего медлительные ворота. Впервые за прошедший год ему стало интересно, чем занимался Эд на территории аэропорта.
— …чем раньше.
— А? — Ральф с усилием сосредоточил внимание на Фэе.
— Я сказал, что ты, должно быть, снова хорошо спишь, потому что выглядишь намного лучше, чем раньше. Зато теперь со слухом туговато.
— Наверное, — согласился Ральф, пытаясь улыбнуться. — Думаю, мне стоит перекусить. Пойдешь со мной, Фэй? Я угощаю.
— Нет, я уже позавтракал, — ответил Фэй. — И сейчас, честно говоря, еда камнем давит на желудок. Слушай, Ральф, этот старый хрыч плакал, ты видел?
— Да, но на твоем месте я не стал бы на этом зацикливаться, — сказал Ральф. Он направился к дороге, широкоплечий Фэй побрел рядом с ним. Он шел, ссутулившись и опустив голову, напоминая огромного медведя, наряженного в мужской костюм. — Парни нашего возраста могут разреветься из-за пустяка. Ты же знаешь.
— Возможно. — Фэй благодарно улыбнулся Ральфу. — Все равно спасибо, что остановил меня, не дал наделать глупостей. Ты же знаешь, на меня иногда находит.
«Жаль, что никого не оказалось рядом, когда подобное произошло между мной и Биллом», — подумал Ральф. Вслух же он произнес:
— Мне было не трудно. Это я должен благодарить тебя. Такой поступок добавит новый штрих к моему resume, когда я решу обратиться по поводу высокооплачиваемой работы в ООН.
Фэй, довольно рассмеявшись, похлопал Ральфа по плечу:
— Да! Генеральный секретарь! Миротворец Номер Один! Ты без проблем получишь эту работу!
— Несомненно. Пока, Фэй.
Ральф уже поворачивался, когда Фэй коснулся его руки:
— Ты ведь примешь участие во Взлетно-посадочном Турнире на следующей неделе?
Ральф не сразу понял, о чем идет речь, хотя это и составляло главную тему разговоров столяра на пенсии с того момента, как листья на деревьях стали желтеть. Фэй организовывал проведение шахматных турниров под названием «Взлетно-посадочный N3» начиная с 1984 года, именно тогда закончилась его «настоящая жизнь». Призом служил огромный хромированный кубок с короной и скипетром. Фэй, лучший игрок среди Старых Кляч (в западной части города, по крайней мере), награждал сам себя этим кубком в шести случаях из девяти, и у Ральфа возникло подозрение, что три раза Фэй проиграл намеренно для поддержания интереса у остальных участников. Нынешней осенью Ральфа не слишком интересовали шахматы; ему и без них было над чем подумать.
— Конечно, — ответил он. — Вообще-то я рассчитываю на приз.
Фэй улыбнулся:
— Отлично. Турнир должен был состояться в прошлый уик-энд, но я надеялся, что если его отложить, то Джимми В. Тоже примет участие. Но он до сих пор в больнице, так что если откладывать и дальше, наступят холода, и нам придется проводить турнир в парикмахерской, как в девяностом году.
— А что случилось с Джимми В.?
— Рак снова принялся за него, — ответил Фэй, затем, понизив голос, добавил: — Не думаю, что на этот раз у него есть хоть малейший шанс отразить нападение.
Чувство глубокого сожаления охватило Ральфа при этом известии. Они с Джимми Вандермеером знали друг друга еще в «настоящей жизни». В те времена оба мотались по дорогам. Джимми торговал сладостями и поздравительными открытками, а Ральф — печатными приспособлениями и бумажной продукцией, вдвоем они составляли отличную команду, колеся по Новой Англии, ведя поочередно машину и позволяя себе более роскошные удобства, чем было бы доступно одному.
Они делились также ничем не примечательными секретами мужчин, путешествующих в одиночку. Джимми поведал Ральфу о проститутке, стащившей у него бумажник в 1958 году, и как он затем обвел вокруг пальца жену, сказав ей, что его ограбил попутчик.
Много поездок; много пробитых колес; много шуток по поводу одиноких коммивояжеров и хорошеньких фермерских дочек; много бесед, затягивающихся далеко за полночь. Иногда они говорили о Боге, иногда о политике. В общем, Джимми Вандермеер был чертовски отличным парнем. А потом Ральф нашел сидячую работу в типографии, и Джимми выпал из его поля зрения. Они возобновили взаимоотношения только здесь и в некоторых других местах, принадлежащих Городу Старых Кляч, — встречались в библиотеке, бассейне, задней комнате парикмахерской. Когда вскоре после похорон Кэролайн Джимми рассказал, что он вполне достойно выдержал схватку с раком легких, Ральф припомнил, каким всегда видел Джимми: говорил ли тот о бейсболе, ловил ли рыбу, ехал ли он в машине, в уголке рта у него непременно была зажата сигарета.
«Мне повезло», — сказал он себе тогда. Но, по всей видимости, счастье изменило ему. Так происходит всегда.
— Печальная новость, — вздохнул Ральф.
— Он уже почти три недели в больнице, — сообщил Фэй. — Проходит лечение радиацией и принимает уколы с ядом, по идее убивающим рак, но на самом деле убивающим самого человека. Удивительно, что ты ничего не знал, Ральф.
«Конечно, ты удивлен, а я нет. Видишь ли, бессонница — дама ревнивая, она заставляет о многом забыть. То не можешь отыскать бульонные кубики, то теряешь ощущение времени, а потом наступает очередь и старых друзей».
Фэй покачал головой:
— Проклятый рак. Ужасно, как он может таиться, выжидая своего хода.
Ральф кивнул, затем, подумав о Кэролайн, спросил:
— Ты случайно не знаешь номер палаты Джимми? Может быть, я проведаю его.
— Случайно знаю: 315. Запомнишь?
Ральф усмехнулся:
— Хотя бы на время.
— Конечно, навести его, если сможешь, — они его хорошенько накачивают уколами, но пока еще он узнает людей, клянусь, ему будет приятно повидаться с тобой. Как-то он сказал мне, что у вас есть что вспомнить.
— Ты же знаешь, как это бывает, — ответил Ральф. — Парочка молодых мужиков в дороге, вот и все. Если нам приносили чек за обед, Джимми всегда предоставлял оплачивать его мне. — Внезапно Ральфу захотелось расплакаться.
— Паршиво, правда? — спокойно заметил Фэй.
— И не говори.
— Навести его. Он будет рад, да и тебе полегчает. Только не забудь о шахматном турнире! — закончил Фэй и выпрямился, делая героическое усилие, чтобы выглядеть и говорить как можно бодрее. — Еще раз спасибо, что удержал меня от глупости. Знаешь, мне как-то не по себе.
— Ладно. Я же Миротворец Номер Один. — Ральф пошел по тропинке, ведущей к дороге, затем обернулся. — Видишь служебную дорогу? Ту, которая ведет от Дженерал Авиэйшнк шоссе? — Он указал рукой. От терминала отъехал грузовик, на ветровом стекле полыхали ослепительные солнечные блики.
Грузовик притормозил возле ворот, входя в поле действия луча фотоэлемента.
Ворота стали открываться.
— Конечно, вижу, — ответил Фэй.
— Прошлым летом я видел, как по служебной дороге ехал Дипно, следовательно, у него есть ключ-карточка от этих ворот. Нет никаких соображений по поводу того, как она оказалась у Эда?
— Ты имеешь в виду парня из организации «Друзья жизни»? Ученый-лаборант, который провел небольшой эксперимент, избив свою жену прошлым летом?
Ральф кивнул:
— Только я говорю о лете 1992 года. Он ездил на старом коричневом «датсуне».
Фэй рассмеялся:
— Да я не отличу «датсун» от «тойоты» или «хонды», Ральф. Но я скажу, кто в основном пользуется этой дорогой: поставщики провизии, их пилоты, обслуживающий персонали авиадиспетчеры. Думаю, некоторые пассажиры тоже имеют такие ключи, если они часто летают на личных самолетах.
Единственные ученые, занятые здесь, работают на станции контроля воздуха.
Он ученый такого профиля?
— Нет, химик. До недавнего времени он работал в лаборатории Хокинга. — Забавлялся с белыми мышками? Ну, насколько мне известно, на аэродроме не водятся грызуны, хотя, подожди-ка… Этой дорогой пользуется еще одна категория людей.
— Да? Кто же?
Фэй указал на здание из сборных конструкций ярдах в семидесяти от центрального авиационного терминала:
— Видишь то здание? «Соло-Тек».
— А что такое «Соло-Тек»?
— Школа, — ответил Фэй. — Там люди учатся летать.4
Ральф возвращался по Гаррис-авеню, засунув руки в карманы и опустив голову так низко, что видел только трещины на асфальте. Мысли его снова кружились вокруг Эда Дипно… И «Соло-Тек». Невозможно выяснить, является ли «Соло-Тек» причиной, объяснявшей присутствие Эда на территории аэропорта в день столкновения с Мистером Садовником, но совершенно неожиданно именно на сей вопрос Ральф жаждал получить ответ. Его также интересовало, где Эд живет сейчас. К тому же Ральф решил узнать, разделяет ли Джон Лейдекер его любопытство по этим двум пунктам.
Ральф миновал двухэтажный, без всяких претензий особняк Джорджа Лайфорда с одной стороны и ювелирный магазин («СКУПАЕМ ЗОЛОТО ПО САМОЙ ВЫСОКОЙ ЦЕНЕ») с другой. Егомысли были прерваны резким, захлебывающимся лаем. Подняв голову, Ральф увидел Розали, сидящую на тротуаре у входа в Строу форд-парк. Старая собака часто дышала, слюна капала с ее высунутого языка, образуя лужицу на бетоне между лапами. Шерсть стояла дыбом, а выцветший платок, казалось, дрожал от частого дыхания. Когда Ральф взглянул на нее, собака снова тявкнула, вернее взвизгнула.
Ральф посмотрел на противоположную сторону улицы, чтобы выяснить причину лая, но не увидел ничего, кроме прачечной самообслуживания. За стеклом мелькали женские фигуры, но Ральфу не верилось, что Розали может лаять на них. Мимо прачечной вообще никто не проходил.
Ральф посмотрел назад и внезапно понял, что Розали не просто сидит на тротуаре, а припадает к нему… Вжимается в землю. Похоже, она была напугана до смерти.
До настоящего момента Ральф никогда не задумывался, сколько общего в выражениях чувств и языке тела у собаки и человека: они усмехаются, когда счастливы, опускают голову, испытывая стыд, беспокойство отражается в их глазах, а напряжение выдает спина — то же самое делают и люди. И, как и у людей, страх сквозит в каждом мускуле, если собака чем-то напугана. Ральф снова посмотрел на противоположную сторону, на место, привлекшее внимание Розали, и снова ничего не увидел, кроме прачечной «Буль-буль» и пустынного тротуара. Но затем совершенно неожиданно вспомнил малышку Натали, хватающую серо-голубые следы, оставленные его рукой. Другим казалось, что она хватает пустоту, всегда кажется, что дети ловят ручонками пустоту… Но Ральф-то знал.
Он видел.
Розали панически завизжала, ее визг напомнил Ральфу скрип заржавевших дверных петель.
Скачать книгу [0.34 МБ]
Пирамида
