влюбились друг в друга, поженились и решили завести дочурку. Вскоре
инженер получил арбайт в Восточной Пруссии, а потом перебрался в Сувалки и
стал работать на нашем Хольцкомбинате. Этот инженер был странным типом,
влюбленным во все польское; он вроде бы даже собрался получить польское
гражданство, но не получил, так как был евангелистом. Он считал поляков
избранным народом, с Великой Исторической Миссией, и вообще - нох ист
полен нихт ферлорен, ура! Нет, честно, у него в этом деле был заеб. Вот
почему после переезда в Сувалки он послал дочь в польскую школу.
Аусгерехнет в нашу. Понятно, что номинально его дочь была католичкой.
Звали ее Анна-Лиза Будищевски, но все мы называли ее Анализой. Мать
Анализы, которую я и не узнал, умерла в 1996, во время эпидемии холеры,
которую занесли румыны. Ну, вы же помните, тогда умерло почти шестьдесят
тысяч от болезни, которую называли "Чаушеску" или "Дракула". Тех, кто
тогда заболел и выжил, остроумно называли "дупа боли", что по-румынски
означает "переболевший"; с тех пор это слово стало популярным для названия
выздоровевшего.
Рядом с воронкой с грохотом разорвалась мина. Анализа запищала и
крепко прижалась ко мне, причем так сильно впилась в мои руки, что я даже
не мог стряхнуть насыпавшейся на голову земли.
- Ну ладно, Аня, все уже хорошо, - приговаривал я, скрипя песком на
зубах. Анализа лишь тихо всхлипывала.
Индюк, надев наушники моего уокмена, нырнул в разноцветные спагетти
проводов на дне воронки. Слегка высунув язык, он колупался там, дергал за
провода и совал вынутой из кармана отверткой в соединения телефонных
кабелей. Индюк увлекается электротехникой, это его хобби. К этим вещам у
него истинный талант, в чем-то даже неправдоподобный. Он все умеет
смонтировать и исправить. Дома у него есть коротковолновый передатчик и
самопальное стерео. Много раз он чинил и совершенствовал мои "Сони" и
"Кенвуд". Мне кажется, что Индюк мог бы ввернуть лампочку в песок, и она
бы светилась. Как он это делает, я не врубаюсь. Сам-то я в технике полный
ноль, не могу даже жучок поставить. Поэтому мы с Индюком скентовались - он
подсказывает мне математику и физику, а я ему - польский и историю. Что-то
вроде артели, Консалтинг Компани Лимитед.
Парк вновь затрясся от взрывов. Фрайкорпс бросил на литовские позиции
все, что у них было - минометы, безоткатные орудия, ракеты. Сортир, в
который попадали раз за разом, уменьшался с каждым залпом. Дым стелился по
земле, затекал в воронку и душил нас.
- Анализа?
- Ну?
- Ты была в парке, когда все началось?
- Нет, - она шмыгнула носом. - Я шла в школу и... меня схватили... а
потом затянули в парк... в кусты...
- Ну все, все, Аня. Не плачь. Ты в безопасности. Все хорошо.
Как же.
С западной стороны парка залаяли автоматы, грохнула граната. С обоих
сторон раздались боевые кличи.
- Форвертс!!! Готт мит унс!!!
- Лятуууува!!!
Этого еще не хватало. Обоим сторонам пришла в голову одна и та же
мысль - наступление. Хуже того, какой-то доморощенный Гудериан из
Фрайкорпс решил вести свой блицкриг прямо через нашу воронку, чтобы
ударить на шаулисов с фланга.
Мы припали к земле, червями втискиваясь меж кабелей и обломков.
- Фойер фрай! - разорался кто-то у самой воронки. - Фердаммт нох
маль, фойер фрай! Шизз дох, ду хурензон!
Дальше крики заглушила бешеная очередь из М-60 - так близко, что мне
было слышно, как градом сыплются на бетон гильзы. Кто-то снова заорал, но
заорал ужасно. И сразу же затих. По гравию скрежетали сапоги. Вдали
гремела канонада.
- Цурюк! - кричал кто-то сверху, из глубины парка. - Беайлунг,
беайлунг! Цурюк!
- Лятууува!
"Ясненько, - подумал я. - Зелигаускас контратакует. И тоже прямо на
нашу воронку, мазерфакер хренов".
Вблизи от воронки залаяли АК-74, по-иному, чем М-16 Фрайкорпса, более
тупо и громко, а на все это тут же наложился грохот разрывающихся гранат и
мин.
- О Иисууусеее! - чудовищно взвыл кто-то у самого края воронки.
Анализа, согнувшись в три погибели, тряслась, как осиновый лист. Она
тряслась так сильно, что мне пришлось прижать ее к земле, иначе она
выскочила бы наружу.
- О... Ии... сууу... се, - повторил кто-то рядом, тяжело упал на край
воронки и скатился прямо на нас. Анализа завизжала. Я не заорал только
потому, что у меня от страха отнялся голос.
Это был шаулис, без шапки, светло-соломенные волосы были слеплены
кровью. Кровь заполняла его левую глазницу, заливала шею. Это было так,
будто под мундиром у него была темно-красная футболка. Он лежал на дне
воронки, скрючившись, и бил по обломкам короткими ударами сапог. Потом он
повернулся на бок, завыл, застонал и открыл целый глаз. И поглядел на
меня. И заорал, захлебываясь кровью. Когда же он стиснул веки, все его
лицо затряслось.
Не знаю, говорил ли я вам. Я некрасивый. Сами понимаете, Чернобыль.
Генетические изменения.
Я совсем не красив. Но ничего поделать не могу. Ничего.
Генетические изменения.
Шаулис открыл глаз и поглядел на меня во второй раз. Уже спокойней. Я
улыбнулся. Сквозь слезы. Шаулис тоже улыбнулся.
Мне хотелось верить, что это была улыбка. Но я не верил.
- Я... хочу... пить... - явственно проговорил он. По-польски.
Я в отчаянии поглядел на Индюка. Индюк с таким же отчаянием поглядел
на меня. Оба, уже в совершенном отчаянии, мы поглядели на Анализу. Анализа
беспомощно пожала своими худенькими плечиками, а ее подбородок чертовски
задрожал.
Рядом с нашей воронкой разорвалась ручная граната, засыпая нас
гравием. Мы услыхали пронзительный вопль, а сразу же после него - резкую
очередь из "ингрэма". "Ингрэмы" чертовски скорострельные, и очередь
прозвучала так, будто кто-то внезапно разодрал громадную простыню. Прямо
над нами что-то закружилось, заорало: "Шайзе!" и скатилось прямо на нас.
Мы снова припали к земле.
То, что скатилось на нас, оказалось волонтером из Фрайкорпс, одетым в
Скачать книгу [0.03 МБ]
Пирамида