уже погашен. Я сел на свободное место в последнем ряду. Исполнялась Вторая
симфония Крескаты. Рядом со мной сидели Руис и Гообар. С того времени, когда
я видел ученого в последний раз, он постарел; у него было бледное,
осунувшееся лицо человека, постоянно находящегося без воздуха; веки были
покрыты густой сеткой кровеносных сосудов. Он слушал музыку с закрытыми
глазами. Казалось, он уснул.
Музыка отзвучала. Втроем мы вышли из зала. Я решил попрощаться с
композитором и ученым у портала. но пошел с ними дальше. Мы не говорили друг
другу ни слова. У ворот, раскрытых в сад, Гообар остановился. Во мраке
слышался мягкий шорох листьев, колеблемых ветром.
- Вот и ты, Руис, перестал приходить ко мне... - сказал Гообар.
- Я не хотел тебе мешать, - тихо ответил композитор.
- Да, да... Я знаю...
Гообар умолк, как бы прислушиваясь к ветру.
- Однажды на лекции - это было еще на Земле - я попросил студентов
прийти ко мне. Без всякого официального повода, так просто, погулять по
саду, побеседовать. Я, конечно, не думал, что придут все, но ожидал довольно
большую группу. Мы с женой сидели до поздней ночи, ожидая гостей. Не пришел
никто. Позднее я спрашивал, почему они не пришли. Оказывается, каждый из
приглашенных подумал: будет много народу, мы будем мешать Гообару, кто-то
должен остаться. И каждый решил, что остаться должен он...
Беседа велась тихо, словно где-то поблизости находился спящий. Руис
ответил не сразу.
- На Земле - другое дело... Я бывал у тебя, может быть, даже слишком
часто. Но теперь ты перегружен работой, устал...
- Устал? - удивился Гообар. Помолчав минуту, он вдруг добавил: - Это
правда.
И по тому, как он сказал, видно было, что сам он до сих пор не думал об
этом.
- Хорошо, что ты пришел на концерт, - продолжал Руис. - Музыка так
нужна!
- Но я там спал! - внезапно развеселившись, прервал его Гообар.
Руис умолк, пораженный и обиженный. Гообар объяснил:
- Я очень плохо сплю. Чтобы уснуть, я должен забыть обо всем. Музыка
заставляет меня забывать, и я засыпаю...
- Должен забыть? О чем?
Настала тишина. С первых слов этой беседы я почувствовал себя лишним;
десять раз я говорил себе, что должен уйти, и ожидал лишь соответствующего
момента. Мне показалось что такой момент наступил, но едва я двинулся, как
Гообар начал:
- Я девятый год изучаю влияние силы тяжести на жизненные процессы. Я
столкнулся с громадной кучей проблем, и каждая из них стоит целой жизни. Я
отказался от всех. Ускорение, скорость, приближающаяся к световой, - вот моя
тема. Что ждет человека, который подвергается влиянию скорости, превышающей
сто девяносто тысяч километров в секунду? "Смерть", - скажет ученик
начальной школы. То же скажу сегодня и я с уверенностью, помноженной на
девять лет работы. Вот уже несколько месяцев каждый, с кем я сталкиваюсь,
хочет мне задать один и тот же вопрос: что же делать, что же будет дальше?
Но он не задает его. Товарищи в лаборатории знают мою работу так же хорошо,
как и я, но молчат даже самые близкие, даже Калларла... Что сказать им?
Высказать свои. предположения, надежды? По какому праву? Авторитет - это
ответственность. Так нас учили. Чем больше авторитет, тем больше
ответственность. А все ждут. Смотрят и ждут. Они верят в Гообара. А в кого
должен верить Гообар?
Он не кричал, даже не повысил голоса, и все же его было слышно,
казалось, по всему кораблю. Кругом было пусто. Прямо перед нами тянулась
длинная цепочка синих ночных лампочек. Справа в черных провалах открытых
настежь дверей шумел невидимый сад.
- И даже теперь, вот в эту минуту, когда я говорю с вами, вы думаете:
"Все это так, но каковы все-таки его идеи? На что он рассчитывает? Чего
ждет? Каково его мнение?" Разве я не прав?
Мы молчали. Он был прав.
Воцарилась тишина. Гообар поднес часы к глазам и выпрямился.
- Что ж, надо идти начинать.
- Что?
- Новый день.
Он кивнул нам, прошел по коридору и исчез в лифте.
Было три часа ночи.
СТАТУЯ АСТРОНАВИГАТОРА
Когда горный поток встречает на своем пути непреодолимые скалы, он
начинает заполнять долину. Это длится месяцы и годы. Тонкая ниточка воды
сочится неустанно, она не видна среди черных утесов; но вот в один
прекрасный день долина превращается в озеро, а поток, переливаясь через его
берега, продолжает путь.
Деятельность скульптора Соледад была характерна именно таким
невозмутимым, верным себе постоянством, лежащим в основе деятельности
природы. Четыре года она работала над произведением, ради которого
отправилась с нами в экспедицию. Это была статуя астронави-гатора.
Должен признаться, что я неоднократно задавал себе вопрос: почему
скульптор выбрал моделью своего произведения Сонгграма? На корабле были
такие астронавигаторы, как стальной Тер-Акониан, человек, всегда несколько
более далекий от окружающих людей, чем кто-либо другой, Гротриан - старик с
головой мыслителя, обрамленной серебряными волосами, или наиболее
общительный из них - Пендергаст, высокий, немного сутуловатый, как бы
подавленный собственной тяжестью. А Соледад выбрала самого простого из них.
Сонгграм, кудрявый веселый человек, любил смеяться - не только в обществе,
но и один. Часто, проходя мимо его комнаты, мы слышали доносившиеся оттуда
взрывы смеха. Он хохотал над любимой книжкой, над произведениями древних
астрономов; его, как он говорил, забавляло не убожество их знаний, а их
самоуверенность. Не случайно именно к нему направилась делегация детей с
самым серьезным предложением: сделать какую-нибудь катастрофу - "маленькую,
но настоящую, потому что без нее очень скучно".
Накануне четвертой годовщины со дня вылета с Земли мы увидели эту
скульптуру. Она еще стояла в мастерской. Соледад, одетая в серый запыленный
рабочий комбинезон, стянула полотно, которым была окутана скульптура.
Астронавигатор был изваян не в тяжелом каменном скафандре, не с поднятой
Скачать книгу [0.29 МБ]
Пирамида