по-старинному сверкая рубиновой смазкой, находились похожие на ножницы
подъемники шасси. По темным суживающимся туннелям, разделенным свинцовыми
предохранительными перегородками, мы добирались до атомных камер. У
почерневших стен, шероховатых от высокой температуры, развивавшейся в этих
камерах, стояли согнутые скелеты магнитов. Между ними когда-то проносились
осколки атомов, рождая силу и движение, теперь же все было покрыто пылью.
Во время наших прогулок старик становился хмурым и даже печальным.
Иногда он переставал замечать меня.
И, лишь когда, осмотрев все закоулки ракеты, мы возвращались в ее
центральные помещения, роли наши менялись.
Как я понял значительно позднее, он ждал, чтобы я, удовлетворив самое
поверхностное, крикливое любопытство, пожелал узнать вопросы более важные,
чем особенности древних атомных конструкций. Когда я познакомился со всеми
кораблями и побывал в их самых укромных уголках, настало время моего
учителя.
Старик как бы случайно встречал меня у входа. Мы проходили пустой,
обширный ангар, миновали неподвижные корпуса судов, возвышавшиеся на
несколько этажей с раскрытыми настежь люками, из которых веяло холодом, и
поднимались по гулким металлическим ступеням внутрь длинноклювого
серебристого гиганта, великого Астронавта, на поверхности которого время не
оставило следов. Подходя к центральной штурманской кабине, где на возвышении
между посеревшими экранами теле визоров и распределительными щитами
находилась рулевая аппаратура, старик как бы случайно останавливался и
начинал говорить - отрывисто роняя фразу за фразой, вначале с невыносимо
долгими паузами, затем все белее быстро и плавно. Потом он открывал двери
кабины управления, на потолке автоматически вспыхивали лампы, и тогда
начиналась одна из тех невероятных историй, которые на всю жизнь западали в
мое юношеское сознание.
Это был отрывистый рассказ о событиях, происходивших в древности, когда
полет на ближайшую планету был экспедицией в неизвестное, полной недомолвок
драмой с запутанным сюжетом, которая разыгрывалась в бесконечных
пространствах Космоса, между двумя мирами: Землей, оставленной, быть может,
навсегда, и таинственным, загадочным миром другой планеты. Это была легенда
о кораблях, которых сила притяжения заставила обращаться вокруг неизвестных,
не отмеченных на небесных картах астероидов, об отчаянной борьбе с мощным
притяжением планеты-гиганта Юпитера, о пределах выносливости экипажей и
прочности кораблей, сага о борьбе, о полетах в глубины Космоса и возвращении
оттуда.
Я помню рассказ об одном корабле. В его машинное отделение ударил
осколок распавшейся кометы, и корабль потерял управление. Двигаясь вслепую,
он уходил в бесконечное пространство, посылая по радио отчаянные сигналы о
помощи. На Землю эти сигналы поступали, отражаясь от Луны или какого-то
другого космического тела. Они были искажены и не давали возможности точно
запеленговать корабль. Шла неделя за неделей, сигналы становились все
слабее, пока, наконец, не умолкли навсегда.
Другой рассказ был о том, как пассажирская ракета прямого сообщения
линии Марс - Земля, возвращаясь в свой порт, не смогла миновать встреченное
на пути скопление космической пыли и по выходе из него была окружена
обращающимся вокруг нее пылевым облаком. Во время полета этот своеобразный
ореол не причинял ракете вреда, но стоило ей войти в пределы земной
атмосферы, как туча окружавшей ее пыли вспыхнула, и в несколько мгновений
ракета сгорела со всеми пассажирами и грузом.
Рассказывая эти истории, старик время от времени вставал с удобного
кресла, приближался к рычагам рулевого управления, протягивал руки, словно
намереваясь положить их на черные рукоятки. Иногда он умолкал и мрачнел, его
глаза рассеянно блуждали по каюте, как бы в бесплодных поисках того, что
должно было появиться именно в этом месте рассказа; и я вместе с ним начинал
видеть предметы, еще теплые от прикосновения рук астронавтов, пломбы
гравитационных предохранителей, торопливо сорванные в минуту опасности рукой
рулевого, слышал шаги вахтенного и, как и он, испытывал одиночество среди
звезд, мерцающих на черных дисках экранов. Раза два мной овладевало
беспокойство: мне показалось, что старик, излагая историю некоторых
экспедиций, отступает от установленной историей хронологии, но это скоро
прошло. Я поддавался его влиянию, закрывал глаза на неточности и
невероятность событий, о которых он рассказывал. Я верил ему, потому что
хотел верить. Я неясно ощущал, хотя и не умел этого выразить, что он
изменяет некоторые подробности только для того, чтобы более яркой стала
правда о тех, кто первым отправился в область вечной ночи.
Я решил стать астронавтом. Меня удивляло, как могло случиться, что я до
сих пор не замечал всей прелести этой чудесной, профессии. Я думаю, что
причина этого лежала главным образом в том, что один из разделов
межпланетных сообщений изучал мой брат, а наши отношения, выражаясь его
языком, языком инженера-электрика, были всегда "несколько перенапряженными".
Когда я сообщил старому капитану о своем решении, он вначале не обратил
на это внимания. Его молчание больно задело меня. Однако через некоторое
время он сухо сказал, что таким астронавтом, какими были герои прошлых эпох,
я уже не смогу стать. Теперь нет доблестных экипажей, которым приходилось бы
бороться против метеоритных туч - этих лавин межпланетного пространства; нет
штурманов, прочерчивающих каждую ночь отрезок пройденного пути на картах
неба. Нет уже капитанов, без устали шагающих по металлическим палубам в тот
час, когда измученная команда забывается сном; нет вахтенных и рулевых,
устремляющих поверх звездных компасов свой .взгляд к звездам. Десятки тысяч
автоматически управляемых ракет кружат без людей по орбитам нашей солнечной
системы. Эти длинные поезда межпланетного пространства перевозят с планеты
на планету сырье, минералы, руду, машины. Если же на них и находятся люди,
то это пассажиры, привыкшие к чудесам путешествий и пользующиеся услугами
машин, которые следят за безопасностью полета.
Я робко заметил, что брат мой изучает астронавтику.
- Э, - пренебрежительно махнул старик рукой, - он учится строить
пилоты-автоматы. Это все равно, что назвать композитором человека, который
делает трубы для оркестра.
Я поспешил повторить это изречение брату.
- Сам ты труба! - ответил тот.
У отца был друг, профессор-астроном Мурах, с которым я поделился своими
сомнениями. В моем представлении он был на короткой ноге со звездами.
- Я не хочу строить роботы, управляющие ракетами. Хочу быть настоящим
астронавтом, рулевым или капитаном космического корабля.
- Романтика старины! - воскликнул Мурах, терпеливо выслушав меня, и
печально покачал головой. - Читал ли ты книгу Руфуса "Атмосферы планет и
звездоплавание"?
Скачать книгу [0.29 МБ]
Пирамида