невольно стал свидетелем ссоры; супруга вопила: "Чтоб те в лом
превратиться!" - он, как и положено мужу, отмалчивался.
Бывал у нас известный электролекарь, куратор городской клиники, и от
него я узнал, что роботы тоже подвержены сумасшествию, а самая тяжелая его
форма - маниакальное убеждение, будто они - люди. И хотя прямо он этого не
сказал, можно было понять, что эта мания в последнее время все ширится.
Однако на Землю я этих сведений не передавал: они казались мне
слишком скудными, да и не хотелось брести через горы к ракете, где был
передатчик. Однажды утром (я как раз приканчивал очередного теленка,
которым хозяева снабжали меня каждый вечер, в убеждении, что ничем не
доставят мне большей утехи) весь дом огласился яростным стуком. Стучали в
ворота. Моя тревога оказалась даже слишком оправданной. Это была полиция,
то есть алебардисты. Меня вывели на улицу под конвоем, без единого слова,
на глазах моих оцепеневших от ужаса хозяев; заковали в кандалы, запихнули
в тюремный фургончик и повезли в тюрьму. У ее ворот уже поджидала
враждебно настроенная толпа, встретившая меня злобными воплями. Я был
брошен в одиночную камеру. Когда дверь за мною захлопнулась, я уселся на
железные нары и громко вздохнул. Теперь мне ничто уже не могло повредить.
Я стал вспоминать, сколько я перевидал тюрем в самых разных закоулках
Галактики, но так и не смог сосчитать. Под нарами что-то валялось. Это
была брошюрка об опознании клеюшников. Нарочно ее, что ли, подбросили, из
низменного злорадства? Я невольно открыл ее. Сначала прочел, что верхняя
часть клеюшного туловища шевелится по причине так называемого дыхания; и
как проверить, не будет ли поданная им рука тестовидной и не исходит ли из
его ротового отверстия еле заметный ветерок. В состоянии возбуждения,
говорилось в конце раздела, клеюшник выделяет водянистую жижу, главным
образом лбом.
Это было довольно точно. Я выделял эту водянистую жижу. Вообще-то
исследование Вселенной выглядит несколько однообразным, а все из-за этого,
почти непременного этапа любой экспедиции, каким является сидение в
тюрьмах - звездных, планетных и даже туманностных; но никогда еще мое
положение не было столь беспросветным. В полдень стражник принес мне миску
теплого масла, в котором плавало несколько круглых дробинок от
подшипников. Я попросил чего-нибудь посъедобнее, раз уж меня все равно
раскрыли, но он, саркастически скрежетнув, ушел. Я стал барабанить в
дверь, требуя адвоката. Никто не отвечал. Под вечер, когда я съел уже
последнюю крошку печенья, отыскавшуюся внутри панциря, ключ в замке
загремел, и в камеру вошел пузатый робот с толстым кожаным портфелем в
руке.
- Будь ты проклят, клеюшник! - произнес он и добавил: - Я защитник
твой.
- Вы всегда так приветствуете своих подзащитных? - спросил я, садясь.
Он тоже сел, дребезжа. Вид у него был препоганый. Стальные пластины
на животе совсем разошлись.
- Клеюшников - только так, - ответил он убежденно. - Единственно из
почтенья к занятию своему - однако же не к тебе, бестыжая гадина! - я
выкажу свое искусство твоей обороны ради, гнида! Быть может, изыщется
способ смягчить уготованную тебе казнь до разборки на малые части.
- Помилуй, - возразил я, - меня нельзя разобрать!
- Ха-ха! - заскрежетал адвокат. - Это лишь тебе представляется. А
теперь говори, какое ты дело замыслил, мерзавец липучий!
- Как твое имя? - спросил я. - Клаустрон Фридрак.
- Скажи, Клаустрон Фридрак, в чем меня обвиняют?
- В клейковатости, - немедля ответил он. - Каковая карается высшею
мерой. А сверх того, в изменническом злонырстве, в шпионстве по наущению
клейковины, в кощунственном помышлении поднять руку на Его Индуктивность,
- довольно тебе, клеюшник навозный? Сознаешься ли в означенных винах?
- Точно ли ты адвокат? - спросил я - Говоришь ты как прокурор или
следователь.
- Я твой защитник.
- Хорошо. Не сознаюсь ни в одной из этих вин.
- Ужо полетят с тебя стружки! - заревел он.
Видя, какого мне дали защитника, я умолк. Назавтра меня повели на
допрос. Я ни в чем не сознался, хотя судья гремел еще ужасней - если это
было возможно, - чем вчерашний защитник. Он то рычал, то шептал, то
взрывался жестяным хохотом, то снова принимался спокойно втолковывать мне,
что скорей он начнет дышать, нежели я избегну бесподобческого правосудия.
На следующем допросе присутствовал какой-то важный сановник, судя по
числу искрившихся в нем ламп. Прошло еще четыре дня. Хуже всего было с
едой. Я довольствовался брючным ремнем, размачивая его в воде, которую
приносили раз в день; при этом стражник держал миску подальше от себя,
словно это был яд.
Через неделю ремень кончился; к счастью, на мне были высокие ботинки
из козлиной кожи - их языки оказались вкуснее всего, что мне довелось
отведать в тюрьме.
На восьмое утро двое стражников велели мне собираться. Под охраной, в
тюремной машине меня доставили в Железный дворец, резиденцию Калькулятора,
и по великолепной нержавеющей лестнице, через зал, инкрустированный
катодными лампами, провели в большое помещение без окон. Стражники вышли,
я остался один. С потолка свисала черная занавесь, ее складки
четырехугольником огораживали центр зала.
- Жалкий клеюшник! - загремел чей-то голос; он словно бы доносился по
трубам из железного подземелья. - Бьет твой последний час. Молви, что
милее тебе: шинковальня, костохряска или кромсальня?
Я молчал. Калькулятор загудел, заухал и заговорил снова:
- Слушай, липкая тварь, прибывшая по наущению клейковины! Слушай
могучий мой голос, клееныш причмокнутый, слизнючка кисельчатая! В
неизреченном милосердии светлейших токов моих дарую тебе снисхождение:
ежели вступишь в ряды верного моего воинства, ежели сердцем более всего на
свете бесподобцем стать пожелаешь, я, возможно, сохраню тебе жизнь.
Я отвечал, что это издавна было моей сокровенной мечтой. Калькулятор
загоготал издевательским, пульсирующим смехом и сказал:
- Сказкам твоим веры не даю ни на грош. Слышь, хлюпняк. Липкую свою
жизнь можешь сберечь единственно как тайный бесподобец-алебардист. Задачей
твоею будет клеюшников-лазутчиков, агентов, изменщиков и прочую нечисть,
которую клейковина сюда присылает, изобличать, обнажать, забрало сдирать,
железюгой каленой выжигать и лишь таковою верною службой можешь спастись.
Я торжественным манером поклялся и был уведен в соседнюю комнату; там
меня занесли в реестр, обязав каждодневно представлять рапорт в Главную
Алебардьерню, а потом - разбитого, еле стоящего на ногах - выпустили из
Скачать книгу [0.04 МБ]
Пирамида