том его можно поймать (а тем самым и ограничить), что Он существует.
Его гарантированное бытие было бы оазисом, местом успокоения, лености
духа, и потому-то в трудах по истории религии ты видишь прежде всего
многовековое, неустанное, до крайности напряженное, доходящее до
безумия усилие мысли,, которая вечно громоздила один на другой
аргументы и доказательства его существования и вечно рассыпающуюся
постройку возводила из руин и обломков заново. Мы не утруждали тебя
изучением наших теологических книг, но если бы ты в них заглянул, то
увидел бы дальнейшие стадии естественной эволюции веры, еще незнакомые
более молодым цивилизациям. Догматическая фаза не обрывается вдруг, но
переходит из состояния замкнутости в состояние открытости, когда, на
диалектический лад, после догмата о непогрешимости главы Церкви
провозглашается новый догмат - неизбежной недостоверности любых
суждений по вопросам веры. Этот догмат гласит: "Все, что можно
помыслить ЗДЕСЬ, никак не соотносится с тем, что пребывает ТАМ".
Уровень абстракции уходит все выше и выше: заметь, что дистанция между
Богом и разумом с течением времени возрастает - везде и всегда!
Прежде, в древних откровениях, Господь постоянно вмешивался во
все: хороших живьем забирал на небо, плохих поливал серой, сидел за
первым попавшимся кустом - и лишь потом начал отдаляться, утрачивать
наглядность, человекообразие, бородатость; исчезли школьные пособия в
виде чудес, эффектные учебные опыты - такие, как переселение бесов в
свиней и ангельские инспекции, - словом, вера обходилась уже без
ярмарочной метафизики; из области чувств она переходила в сферу
абстракции. Но и тогда не было недостатка в доказательствах Его
существования, формулируемых на языке санкторной алгебры или какой-
нибудь еще более элитарной герменевтики. В конечном счете процесс
абстрагирования достигает вершины, на которой объявляют о смерти Бога,
взамен обретая стальной, леденящий и жутковатый покой, - тот самый,
что становится уделом живых, навсегда оставленных теми, кого они
любили больше всего.
Манифест о смерти Бога оказывается поэтому новым маневром,
который должен избавить нас - хотя и к нашему ужасу - от
метафизических хлопот. Мы одни, и будем делать, что захотим, или то, к
чему ведут нас очередные открытия. Так вот: дуизм пошел еще дальше; в
нем ты веруешь, сомневаясь, и сомневаешься, веруя; но и это состояние
не может быть окончательным. Согласно некоторым отцам прогнозитам,
эволюции и революции, то есть обороты и перевороты вер, не протекают
одинаково в целом космосе, и есть весьма могущественные и великие
цивилизации, которые пробуют всю Космогонию обернуть антигосподней
провокацией. Согласно этой догадке, есть где-то на звездах народы, что
пытаются прервать ужасное молчание Бога, угрожая Ему КОСМОЦИДОМ и тем
самым бросая Ему вызов: им нужно, чтобы вся Вселенная стянулась в одну
точку и сама себя сожгла в пламени этой последней судороги; можно
сказать, что низвержением Господня творения они пытаются заставить
Господа хоть как-то заявить о себе; и пусть мы не знаем об этом ничего
достоверного, психологически подобный замысел представляется мне
возможным. Но вместе с тем и напрасным, ибо устраивать, вооружаясь
антиматерией, крестовые походы на Господа Бога - не слишком удачный
способ до Него достучаться.
Я не мог удержаться от замечания, что дуизм, похоже, либо
совпадает с агностицизмом или "не до конца уверенным в себе атеизмом",
либо он - вечное колебание между двумя полюсами: "есть" и "нет". Но
если в нем имеется хоть крупица веры в Бога, то чему служит мона
стырская жизнь? Кому хоть что-нибудь дает это сидение в катакомбах?
- Слишком много вопросов сразу! - произнес отец Дарг. - Подожди.
А что нам, по-твоему, следовало бы делать?
- То есть как это? Ну, хотя бы миссионерствовать...
- Значит, ты так ничего и не понял! Ты и ныне далек от меня, как
при первой нашей встрече! - сказал настоятель с глубокой грустью.- Ты
полагаешь, нам следовало бы заняться проповедничеством?
Миссионерством? Обращением в нашу веру?
- А разве вы, отец, думаете иначе? Как же так? Разве не таково во
все времена ваше призвание? - удивился я.
- На Дихтонии, - произнес настоятель, - возможен миллион вещей, о
которых ты и не подозреваешь. У нас без труда можно стереть содержимое
индивидуальной памяти и опустевший разум заполнить новой,
синтетической памятью, так что подвергнутому этой операции будет
казаться, будто он пережил то, чего никогда не было, и ощущал то, чего
никогда не ощущал, - словом, можно сделать его Кем-то Иным, чем он был
раньше. Можно переделывать характер и личность, то есть преображать
сластолюбивых насильников в кротких самаритян и наоборот; атеистов - в
святых, аскетов - в беспутников; можно оглуплять мудрецов, а глупцов
делать гениями; пойми, что все это очень легко и ничто МАТЕРИАЛЬНОЕ не
препятствует таким переделкам. А теперь призадумайся хорошенько над
тем, что я тебе скажу.
Доводам наших проповедников поддается даже твердокаменный атеист.
Допустим, такие апостолы-златоусты обратят в нашу веру сколько-то
посторонних. В конечном результате этой миссии изменится сознание тех,
кто раньше не верил, и они уверуют. Это очевидно, не так ли? Я
согласился.
- Превосходно. А теперь учти, что эти люди изменят свои убеждения
в вопросах веры, потому что мы, снабжая их информацией посредством
вдохновенных слов и ораторских жестов, определенным образом перестроим
их мозги. Однако того же конечного результата - внедрения в мозги
истовой веры и влечения к Господу - можно достичь в миллион раз
быстрей и надежней, применяя подобранную гамму биотических средств.
Так зачем же, имея к своим услугам столь современные средства,
миссионерствовать старомодным внушением, проповедями, речами и
лекциями?
- Да неужели вы это серьезно! - воскликнул я. - Ведь это было бы
безнравственно!
Настоятель пожал плечами.
- Ты говоришь так, потому что ты - дитя другой эпохи. Ты, верно,
думаешь, будто мы действовали бы хитростью и обезволиванием, то есть
при помощи "криптомиссионерской" тактики, тайком рассеивая какие-
нибудь химикаты либо обрабатывая умы какими-нибудь волнами или
колебаниями. Но это вовсе не так! Когда-то у нас велись диспуты
верующих с неверующими, на которых единственным средством,
единственным оружием была словесная мощь доводов обеих сторон (я
Скачать книгу [0.06 МБ]