- как известно, во сне, даже самом крепком, полном кошмаров, такие вещи, как
правило, удаются. Напрасно, однако, я украдкой приоткрывал и снова закрывал
глаза, даже осторожно ощупывал стену: она и не дрогнула. Раз так, то, может,
это я являюсь чьим-то сном? Тогда, конечно же, хозяин сна имеет над ним
несравненно большую власть, нежели мечущиеся в нем особы, предназначенные
для исполнения различных заданий статисты.
"Но даже если все обстоит так, я не могу быть в этом уверен, не могу
проверить это", - заключил я.
Я вернулся в главный коридор, вошел в лифт и поехал наверх, к
условленным колоннам. Для чего же была нужна лилейная?
Вероятно, для определенности. Чтобы я понял, что стать Мерзавцем
вопреки Зданию не смогу. Я словно бы видел кривляющегося, шутовски грозящего
мне пальцем следственного чиновника, чувство юмора в котором развили, должно
быть, потешные конвульсии висельников.
Лифт поднимался все выше, в индикаторе проскакивали цифры этажей,
контакты тихонько пощелкивали, свет ламп молочного стекла дрожал на
палисандровой панели. И вдруг я увидел его воочию через двойное стекло двери
кабины, ожидавшего в коридоре, когда лифт миновал, поднимаясь, очередной
этаж. Он стоял в своем коротеньком пиджачке, слегка кривясь, погруженный в
блаженную задумчивость. Заметил ли он меня?
Не отдавая себе отчета в том, что делаю, я вдруг поспешно опустился на
колени на маленький коврик, постеленный в лифте. Приближаясь к месту
встречи, я через замочную скважину выглянул наружу, сам оставаясь при этом
невидимым.
Лифт уже замедлил ход возле цели. Я увидел сначала старательно
вычищенные туфли, потом черное одеяние, ряд мелких пуговиц - это была
сутана. Священник в коридоре, у самой двери, ожидал меня! Лифт еще дрожал
остановленным взлетом, когда я одним нажатием пальца послал его вниз.
Почуял ли я измену? Нет, я пока вообще не знал, что думать, но когда
лифт опускался мерно вниз, мягко и сонно, я чувствовал себя действительно в
безопасности. Пощелкивали контакты, светила матовая лампа, моя маленькая
уютная комнатка бесшумно падала через Здание. Когда приблизился первый этаж,
я снова нажал кнопку, взмывая ввысь.
Сидя на корточках, я наблюдал за тем, что проплывало мимо меня снаружи:
разрезы этажей, глухая стена, чьи-то ноги, потолок, снова голая кирпичная
шахта, снова пол, и второй раз промелькнул передо мной чиновник в пиджаке -
он терпеливо ждал лифта, кривя уголки рта. Эта сцена исчезла, как бы уходя в
глубь стены, словно на нее опустили каменный занавес. Я, затаив дыхание,
продолжал плыть дальше.
Снова девятый этаж. Священник стоял совсем близко, так что я разглядел
его всего, деталь за деталью. Он тоже ждал. А потому снова вниз - и снова
мимо чиновника. Невидимый, притаившийся, я ловил их взором, словно бы брал
пробы.
Каждый из них по отдельности стоял в небрежной позе, чуть переступая в
рассеянности с ноги на ногу, каждый заботился о том, чтобы на его лице было
некое среднее, нейтральное выражение, но я, прячась в кабине и перескакивая
от одного лица к другому, постепенно бледнел: угол рта чиновника с опущенной
губой священника - в сумме это была улыбка, разделенная на этажи, улыбка, от
которой я содрогнулся, ибо ни один из них по отдельности не улыбался, но они
улыбались вместе, суммой, словно бы это было само Здание. И когда лифт
опустился на первый этаж, я выбежал из него, оставив его пустым, с открытыми
дверьми, непрестанно звонящим, потому что теперь его вызывали, наверное, со
всех этажей сразу. Но я был уже далеко.
Итак, священник предал. Мои опасения подтвердились. Я все еще
переваривал в уме этот вывод, конец бесславно завершившегося заговора, когда
до меня вдруг дошло, что я на первом этаже.
Где-то здесь находились овеянные легендами Большие Врата - выход из
Здания.
Я продолжал идти, но уже иначе - перемена произошла моментально. Я
находился в коридоре, вернее, в очень высоком и просторном проходе с
колоннами. Издали доносилось каменное эхо шагов. Они отдалялись. Вокруг было
пусто. Я предпочел бы видеть людей, движение, толпу, с которой я мог бы
смешаться, ибо принял решение выйти. Это была последняя не испробованная
мною возможность. Почему же я сразу не подумал о бегстве, о попытке
отделаться от всего, вместе с миссией, инструкцией, вернее, ее видимостью, с
фальшивым заговором, который окончился крахом?
Вряд ли это объяснялось одним только страхом. Конечно, я боялся, что
часовой не пропустит меня, потребует пропуск, но я мог, по крайней мере,
замышлять бегство, однако почему-то вовсе не принимал его во внимание.
Почему? Из-за того ли, что мне было некуда идти, не к чему возвращаться? Что
Здание могло настичь меня всюду? А может быть, несмотря ни на что, наперекор
здравому смыслу и тому гниению, которое я здесь узрел, я не потерял еще
окончательно веры в эту разнесчастную, трижды проклятую миссию? Может,
надежда на нее еще тлела во мне как самозащита и последняя опора?
Я уже видел издали Врата. Они были приоткрыты. Никто их - о, ужас! - не
охранял. Купол, поддерживаемый могучими столбами, покрывал большую, словно
бы заимствованную у собора, переднюю - глухой, пустой, лишенный даже эха
зал... И тут я заметил его.
Это был второй простой солдат, которого я встретил. И как тот, который
нес стражу над чьей-то смертью, он стоял как памятник - подтянутый,
неестественно застывший, расставив ноги и положив руки в белых перчатках на
автомат. Мертвая поза противоречила его существованию, словно бы говоря, что
он не является самим собой, ибо поставило его на это место Здание.
Он стоял между колоннами в каких-то двадцати шагах от меня. Врата с
вертикальной, заполненной белым светом щелью были по-прежнему приоткрыты.
Если я побегу, то достигну их прежде, чем он начнет стрелять. "Да и пусть, -
подумал я, - пусть стреляет, довольно полумер, пропитанных страхом
возможного отказа, надежд, оказывающихся на деле самообманом!"
Сколько уже раз я оподлялся и отподлялся! Довольно!
Я поравнялся с часовым. Он смотрел сквозь меня в пространство, словно
меня не видел, словно меня вообще не существовало.
Щель! Полоса яркого солнечного света!
Шесть длинных широких каменных ступеней вели вниз, к Вратам.
На предпоследней я замер.
Тот, в ванной, ждал меня. Я сказал, что приду. Да, но ведь он был
шпиком, провокатором, таким же пройдохой, как все, и даже особенно не
скрывал этого. Что в этом такого - обмануть шпиона, предать провокатора?
Но ведь он сказал мне о докторе, сервировке и лилейной - следовательно,
он знал, а значит, он знал и то, что я убегу, не вернусь к нему. Как же
тогда он мог требовать моего возвращения, почему заставил дать обещание? Или
Скачать книгу [0.18 МБ]
Пирамида