изменения формы предметов и научились бы по ним определять расстояния, -
точно так же, как, живя в обычном пространстве, мы по опыту знаем, что
предметы кажутся нам меньшими, по мере того как от нас отдаляются.
- А почему я не мог уйти оттуда, если, как вы говорите, я все время
оставался вне шара? - спросил Осватич.
Физик слегка улыбнулся.
- Если бы вы отошли от шара, закрыв глаза, то вам удалось бы миновать
границу сферического пространства; но вы руководились своим зрением, а
зрение повиновалось законам криволинейного распространения света.
- А почему я не попал в сферу этой перспективы, - спросил я, - хотя
тщательно обшарил всю местность?
- Потому, что вы подверглись такому же обману зрения, как и Осватич.
Покажите, пожалуйста, в каком направлении вы его искали?
- В этом и в этом, - ответил я и пририсовал стрелки к точке,
поставленной физиком.
- Так вам казалось, - возразил он, - но это был обман зрения.
- Но почему же?
- Потому что так вам подсказывало зрение, а зрение - раб света.
Световые лучи близ границы сферического пространства изгибаются, как
показывают нарисованные стрелки.
Я поднял глаза на физика.
- Вам все это было известно, когда вы туда пришли, профессор?
- Нет. Я знал только, что тяготение увеличилось. Вы помните, как мы
ходили, наклонившись набок, словно падая?
- Да! В самом деле! Я даже спросил вас...
- Мы наклонялись потому, что к нормальному тяготению, направленному
вертикально вниз, прибавилось влияние тяготения Белого Шара. Это навело
меня на разгадку.
- И этого было достаточно?
- Я в конце концов физик, - произнес Лао Цзу.
- А как вы нашли Осватича?
- Чтобы войти в сферическое пространство, нужно было пользоваться
другим проводником, а не зрением.
- Каким? Я не могу догадаться.
- А это как раз нечто очень важное... То, чему была посвящена вся наша
работа... Вы все еще не догадываетесь? Труба! С помощью индукционного
прибора я отыскал ее эхо и пошел по этому следу... он и привел меня к
Белому Шару. Сферическое пространство искривляет только световые лучи, но
не материальные предметы.
- Как это просто!
- Верно? Мы связались веревкой с инженером... он остался снаружи
сферического пространства, а я вошел в него и обнаружил там Осватича.
Любопытной было зрелище, - прибавил Лао Цзу помолчав. - Веревка тянулась
от меня и вдруг в воздухе оборвалась посередине.
- Как посередине?
- Ну, а где же, по-вашему?
- На границе...
- Границу сферического пространства нельзя увидеть. Сейчас нарисую еще
и то, что увидели мы с Солтыком, когда соединявшая нас веревка пересекла в
какой-то точке границу сферического пространства.
- Поразительно! - заметил я.
- Дело привычки. Это не удивительнее, чем увидеть ложку как бы
преломленной, если опустить ее в стакан с водой.
- А зачем вы связались веревкой с Солтыком? - спросил я. - Разве труба
не могла вас вывести так же, как и привела?
- Могла, - равнодушно отозвался физик, - но я боялся потерять сознание.
Температура все время повышалась.
- Где вы разорвали скафандр? И, профессор, - вырвалось вдруг у меня, -
я видел вас входящим в воду! О, это было!.. - у меня не хватило слов.
- Конечно, она была горячая, - произнес Лао Цзу. - Итак, мы обсудили
кое-какие явления, которые нам пришлось наблюдать. Позволю себе
воспользоваться Примером профессора Арсеньева. Он сравнил нас с муравьями,
попавшими внутрь пишущей машинки. То, о чем мы до сих пор говорили, было
только некоторым объяснением действий самой машинки, но мы ничего не
узнали о гораздо более важной вещи: о том, кто пишет на этой машинке и что
он пишет. Я был бы рад, если бы профессор Чандрасекар поделился с нами
своими выводами, так как именно он завершил это дело.
- Которое начали вы, - заметил математик.
- Которое мы выполнили вместе, - возразил Арсеньев, - ибо каждый из нас
делал то, что ему положено.
Чандрасекар стал перебирать лежавшие перед ним снимки и бумаги, пока не
нашел дважды изогнутую кривую, ту самую, которую несколько часов назад я
видел на экране "Маракса". Глядя на нее, он заговорил:
- В основе Белого Шара должен лежать вакуумный ускоритель, в котором
атомы приобретают почти световую скорость. Согласно закону преобразования
Эйнштейна создаются огромные массы, - они-то и служат источником
гравитационного поля. Для получения этих масс нужна энергия в количестве
миллиардов киловатт. Она поступает в Белый Шар по одиннадцати трубам, в
каждой из которых ток имеет свой особый ритм. Я напоминаю об этом, чтобы
подчеркнуть, что без "Маракса" мы не разобрались бы в анализе колебаний.
Теперь мы знаем, что каждый цикл деятельности Белого Шара длится двести
девяносто шесть "часов и состоит из двух основных фаз. В первой,
положительной, возникшее тяготение прибавляется к тяготению планеты. Во
второй фазе, отрицательной, тяготение Белого Шара вычитается из тяготения
Венеры. Как вы видите, каждая фаза слагается из целого ряда меньших
зубцов... Мы прибыли сюда в то время, когда напряжение поля было
положительным, но уже значительно ослабело, а неприятности, испытанные
нами, были вызваны вот этим небольшим подъемом кривой.
Все склонились над столом, вглядываясь в место на снимке, указанное
математиком, а он продолжал:
- Хуже было бы, подлети мы к Венере в период отрицательной фазы...
Человек, например, приближаясь к шару, перестал бы притягиваться планетой,
мог взвиться кверху, как воздушный шар, и улететь в межпланетное
пространство... Но не в этом дело. Все это, по словам коллеги Лао,
относится лишь к объяснению работы машинки. Самое важное сейчас - ответить
на вопрос: что может означать этот сложный цикл гравитации, продолжающийся
двести девяносто шесть часов, по окончании которого все колебания и пики
начинают повторяться с самого начала? Каково может быть назначение, какой
смысл скрывается в этих мощных толчках энергии?
Математик приостановился. Затем, постукивая при каждом слове пальцем о
Скачать книгу [0.25 МБ]
Пирамида