чаще пролетал всего в нескольких сотнях метров над возвышенностями
поверхности Венеры. То, что было внизу, нельзя назвать ни равниной, ни
горой: что-то вроде огромных, спускающихся каскадами ступеней из какой-то
скалистой породы, насколько можно было судить по их гладкой поверхности.
Эти ступени, скорее террасы, шли по всему видимому пространству волнистыми
рядами.
Я подумал, что, быть может, удастся найти террасу, пригодную для
посадки "Космократора", и с этой целью несколько минут летел, всматриваясь
в их контуры, но они начали изгибаться и подниматься, становясь отвесно,
словно рассыпанная колода гигантских карт, и мне пришлось вернуться назад.
Солтык расспрашивал меня об условиях полета и видимости. Я отвечал
коротко, так как уже начинал злиться, что никак не удается найти
замеченную раньше лесистую равнину. Лес, конечно, должен был где-нибудь
кончиться, и там можно рассчитывать на хорошую площадку для приземления.
Итак, по необходимости мирясь с однообразным, хотя и необычным,
пейзажем, я полетел прямо вперед. Скоро среди террасообразных ступеней
показался продолговатый низкий вал, ползущий к востоку, как огромная,
слегка извивающаяся гусеница. "Может быть, там найдется какое-нибудь
плоскогорье", - подумал я и, нажав рычаг, помчался в ту сторону. Дальше
местность стала терять четкие очертания. Все затянуло низким, стелющимся у
самой почвы туманом, над которым поднимался только этот вал, становившийся
все более высоким и неровным. То здесь, то там отходили от него как бы
горные хребты. Глянув вперед, я увидел на горизонте темный массив - это
были горы, но я летел все прямо, скорее всего из любопытства, стремясь
узнать, как выглядят они на другой планете, потому что трудно было
рассчитывать найти посадочную площадку посреди крутых скал. Горные хребты
превращались в барьеры, все более крутые и высокие, вершины которых тонули
в тучах. Лететь дальше в эту сторону было бесцельно, и я решил вернуться.
Справа - уже не внизу, а почти на уровне самолета - поднимались длинные
выпуклые склоны с крутыми осыпями удивительно светлого, почти белого
цвета.
Вдруг барьер разорвался, словно каменная цепь. Я увидел черное озеро, в
котором отражались облака, обрывы скалистых стен и береговые утесы. А что,
если это действительно вода? Я направил машину к разрыву в скалах и начал
спускаться. Это любопытство могло мне дорого стоить, ибо, как и можно было
предвидеть, в ущелье с силой устремлялся мощный поток воздуха; ветер
подхватил меня, швырнул кверху, а потом погнал вниз с такой силой, что я
чуть не скапотировал посреди озера. Мне пришлось поставить машину на хвост
и дать полный газ, чтобы вырваться на свободу. В этот миг я был так близко
к воде, что ясно видел дробящиеся волны и просвечивающие сквозь них
каменные глыбы на дне. Значит, мне все-таки удалось. Я открыл прекрасное
место для приземления, или, вернее, приводнения: "Космократор" мог
опуститься на озеро. Нужно было только найти удобные подступы, так как с
трех сторон поднимались крутые грозные скалы. Я поднял самолет до трех
тысяч метров, чтобы охватить взглядом всю панораму горной местности.
У меня уже давно было ощущение, что не все в порядке, но сначала я не
мог понять, что именно, и вдруг, поняв, вздрогнул, - в наушниках не было
тихого жужжания, показывающего, что аппарат работает на прием. Я нажал
кнопку: приемник был включен.
- Алло, инженер Солтык! - крикнул я. - Инженер Солтык!
Молчание. Я повернул рукоятку регулятора. Затрещало раз и другой. Потом
сплошными сериями посыпались длинные и короткие потрескивания. Хотя нет,
это были не обычные потрескивания электрических разрядов, а какие-то
непонятные обрывки передач, среди которых попадались даже куски
музыкальных фраз. Повернул регулятор дальше. Голоса утихли. Я начал снова
вызывать ракету. Ответа не было. Усилил ток в лампах, рискуя сжечь их.
Безрезультатно! Теперь мне было уже некогда смотреть вниз. Стараясь
сохранять спокойствие, я осмотрел всю проводку. Начав с ларингофона, шаг
за шагом проверял соединения: все было в порядке, все работало,
контрольная лампочка антенны показывала, что сигналы летят в пространство.
Но ракета не отзывалась. На мгновение я взглянул вниз, чтобы
сориентироваться, где лечу, - и разразился проклятием: я был над лесистой
равниной. Странной формы кустарники убегали бесконечными рядами вдаль,
исчезая за низкими тучами, из которых лился сильный белый свет. Внизу
проносились какие-то удивительные султаны, фестоны, гривы, перемежались
холодные и теплые краски: бледно-зеленые, желтые, темно-зеленые, -
какой-то необычайный лес! Однако в эту минуту у меня не было желания
обследовать его. Я вернулся к радио, снова проверил все соединения - и
вдруг у меня промелькнула мысль, от которой мороз прошел по коже.
"А что, если ракета - вследствие ли нападения или трагической
катастрофы - погибла, и я здесь единственный живой человек?"
Это было уж слишком. Я глубоко перевел дыхание, радуясь, что мерзкое
ощущение страха постепенно исчезает, потом стиснул зубы и, размышляя, что
мне делать дальше, еще раз взглянул на плывущий подо мною лес. Горючего у
меня было еще на неполных два часа полета. Кислорода могло хватить на
несравненно большее время, суток на двое. С пищей было хуже: лишь немного
концентратов и два термоса с кофе. Кружить до опустошения баков не было
смысла, так как заметить ракету при такой низкой облачности было почти
невозможно. Приземлившись, я смог бы починить радио (хотя я и не надеялся,
что мне это очень поможет). А вот если ракета пролетит где-нибудь
поблизости, я смогу подать товарищам знак или взлететь к ним. Это
показалось мне самым лучшим выходом из создавшегося положения, и я решил
приземлиться. Нужно было только найти подходящее место. Моему самолету,
снабженному специальными тормозами, достаточно было бы метров пятидесяти
ровной местности. Я снизился и начал спускаться все ближе к почве. Потом
некоторое время летал на минимальной скорости почти над самыми кронами
деревьев. Каково же было изумление, когда я увидел, что это вовсе не
деревья и даже вообще не растения, а какие-то высокие, странной формы не
то кристаллы, не то минеральные натеки. Кое-где толстые, сплошные жилы
темно-зеленой массы, словно облитые стеклом, переплетались, устремляя
кверху ветвистые пучки огромных игл; то здесь, то там торчали какие-то
лапчатые комья, балдахины, грушеобразные глыбы - сплетенье многоцветных
скал, поблескивавших холодно, как лед. О том, чтобы посадить здесь машину,
нечего было и думать. Я летел все вперед в надежде, что Мертвый Лес
когда-нибудь кончится, и все увеличивал скорость, пока не довел рукоятку
до отказа. Двигатель жужжал равномерно, и если бы не опасность моего
положения, я мог бы наслаждаться настоящим калейдоскопом причудливых
разноцветных обломков, мелькавших внизу и исчезавших под крыльями. Вдруг в
наушниках захрипело, и в разрыве оглушительных тресков послышался голос.
Солтыка:
Скачать книгу [0.25 МБ]
Пирамида